«Фильм нельзя понять, его надо эмоционально прожить»
Ингмар Бергман о том, как из тьмы рождается кино
14 июля 1918 года родился Ингмар Бергман — один из величайших режиссеров мирового кинематографа и один из главных его метафизиков. Перечитали его интервью, чтобы понять, зачем он так внимательно всматривался в темные стороны жизни и что надеялся там разглядеть.
1969
Фото: Scanpix Sweden / AFP
1
Мне сделали инъекцию, и я потерял ощущение времени и пространства. Это невероятное состояние: я есть — и меня нет. Это принесло мне освобождение и счастье.
2
Я не хочу создавать произведение искусства, которое публика могла бы сидеть и эстетически обсасывать. Я хочу нанести им удар под дых, растоптать их безразличие, вывести их из состояния комфорта.
3
Я хорошо осведомлен о двойственности моей натуры. Одно мое я — известное всем — всегда под контролем, у его все подчинено плану, все надежно. Другой я — малоизвестный — не особо приятный человек. Он очень импульсивен и эмоционален, но именно он, мне кажется, и отвечает за всю творческую работу.
4
Я сидел на хорах, рядом с органом, и когда случались похороны, мне открывался фантастический вид на процессию, гроб, черные ткани. Потом на кладбище я с интересом наблюдал, как покойного опускают в землю. Меня никогда не пугали эти зрелища. Я был очарован.
5
Мысль о боге кажется мне весьма нездоровой. Признание его существования означает, что в мире есть нечто идеальное. В сравнении с ним человек должен ощущать себя змеей, ползающей в пыли, а это не очень полезно для человека.
6
Я не употребляю снотворное, тем более наркотики, потому что они меня до смерти пугают. Мне более чем хватает того, что есть. У меня и так очень много впечатлений, которые надо обрабатывать и приводить в порядок. Я очень осторожен по части новых впечатлений. Может, поэтому я предпочитаю не ездить за границу.
7
Некоторые фильмы состариваются красиво, а некоторые просто состариваются. Было бы прекрасно, если бы они, как театральные постановки, просто исчезали.
8
Меня пугает большая часть вещей, которые существуют в мире. Особенно смерть. Она настолько не давала мне покоя, что я снял о ней фильм. «Седьмая печать» вся построена вокруг смерти, она присутствует в каждом кадре, и все герои реагируют на нее по-разному. Я по-прежнему много думаю о смерти, но, кажется, после этого фильма она перестала быть моей обсессией.
9
Даже в наиболее трагических сценах должна быть какая-то радость, желание. И если этого там нет, картина получится просто скучной. А когда картина скучная, это самое ужасное — можно смело пойти домой и убить себя.
10
Со мной не очень приятно работать, потому что, когда я нахожусь в монтажной, я одержим.
11
Реальность всегда подрывает твои фантазии, мечты. Поэтому приходится вырывать из нее детали и переносить их в свою собственную вселенную. Но эти детали должны идеально встраиваться в твою вселенную, чтобы она стала отражением реальности.
12
Когда я был молод, я воздвиг огромные стены вокруг себя, чтобы защититься. Но сейчас мне 60, и я прожил чудесную жизнь. Я разрушил стены и теперь импровизирую. Но не в студии, конечно, не на съемочной площадке.
13
Я люблю возвращаться в детство. Когда я засыпаю, я представляю себе комнаты у бабушки, как я хожу по ним. Эти воспоминания удивительно фотографичны. Когда я чувствую себя несчастным или беззащитным, эти воспоминания меня успокаивают. Рядом с бабушкой я всегда чувствовал себя в безопасности.
14
Меня уже не так волнует моя аудитория, как раньше. Мне кажется, я стал снимать фильмы в большей степени для себя. Мне просто нужно выразить себя.
15
Я всегда восхищался вестернами. С технической и профессиональной точки зрения они великолепны, я многому у них научился, но сам я никогда не смогу такое снять. Я слишком эмоционально вовлечен в то, что делаю.
16
Каждый зритель должен воспринять фильм лично. Фильм нельзя понять, его надо эмоционально прожить. Это как с музыкой. Стравинский однажды сказал, и я считаю эту мысль гениальной: «Я не понял ни одного музыкального произведения в своей жизни, но я прочувствовал их».
17
«Персона» — это результат сформулированного мной «кризиса правды». Я его испытал и почувствовал, что хочу высказаться. Что есть правда? Как понять, что кто-то говорит правду? Тогда мне казалось, что молчание — единственная форма ее выражения. Но потом я осознал, что это лишь очередная иллюзия.
18
Я думаю, что все мы часть одной большой солянки. Мы все заимствуем друг у друга, поэтому я никогда этого не стеснялся. Если я вижу что-то хорошее, я присваиваю это и делаю своим. Думаю, подобным образом дела обстоят во всех видах искусства.
19
Единственное, что я ненавижу и презираю, это моду. Ненавижу, когда кто-то носится с одним и тем же, говорит одни и те же вещи и считает себя очень умным. И думает, что создает умные фильмы.
20
По большей части я рассматривал кино как единственное убежище, единственное место, в котором мне хорошо. Место, где мои демоны оставляли меня в покое, где никто не мог добраться до меня. Свет гас, и я сидел один в совершенной темноте.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram