История отношений независимых кинорежиссеров и сериальной индустрии

Сериальная форма никогда не была достоянием исключительно малого экрана. Хрестоматийные примеры кинематографических сериалов начала XX века навскидку может назвать любой киновед. Многосерийное кино зародилось почти одновременно по обе стороны Атлантики: на западном берегу кинотеатры крутили «Опасные похождения Полины» (их авторы в 1913 году изобрели «клиффхэнгеры»), на восточном — опусы Луи Фейада («Фантомас» вышел в том же 1913-м, а затем были легендарные «Вампиры»). И сегодня рудименты сериального кинематографа тех дней без труда обнаруживаются в массовом кинопрокате. В конце концов, для кинематографа такая форма — это всего лишь часть маркетинга: франшизы, сиквелы, приквелы, бесконечно распаковывающиеся комиксовые мультивселенные — что это, если не сериалы?

Текст: Василий Степанов

И все же именно телевидение превратило сериал в тот самостоятельный культурный феномен, которым он представляется сегодня. Да, в начале своего существования телевидение не могло тягаться с кинематографом бюджетами и техническими возможностями — в этом плане оно мало что могло предложить самым амбициозным кинематографистам послевоенного мира в тот самый момент, когда расцветала концепция авторского кинематографа. Представить себе, чтобы перфекционисты типа Стэнли Кубрика или Лукино Висконти мечтали о своем собственном телесериале, пожалуй, невозможно. Однако в сериалах был магнит попритягательнее денег или технического совершенства. Дело в том, что телевидение бесстыдно владеет и умело манипулирует самой ценной кинематографической субстанцией — часами и минутами.

«Фильм — время в форме факта»,— писал Тарковский. Кинематограф как искусство, разворачивающееся не столько в пространстве большого или маленького экрана, сколько во времени, мог лишь завидовать безграничным ресурсам нового медиа. Чего-чего, а времени у телеканалов всегда было хоть отбавляй. Во многом из-за этого ТВ поначалу стало таким удобным полигоном для молодых авторов. В 1950-е многосерийным проектом «Театр 90» начинали будущие авторы Нового Голливуда Джон Франкенхаймер, Сидни Люмет, Артур Пенн, Джордж Рой Хилл. Позднее через NBC в большое кино шагнул Стивен Спилберг, оттачивавший навыки сторителлинга на «Коломбо».

Из действующих больших авторов странные свойства телеэкрана первым, пожалуй, осознал Альфред Хичкок. В воскресенье, 2 октября 1955 года, на CBS в эфир вышел первый получасовой эпизод телевизионной антологии «Альфред Хичкок представляет». И следующие десять лет раз в неделю британец посещал американские гостиные, чтобы пошутить над зрителями и покрасоваться. Конечно, он не снимал все выпуски этого шоу. Пребывавший в те годы на пике своих творческих возможностей автор просто не мог бы себе это позволить. Хичкок был главным лицом проекта — неизменно вставал перед камерой в начале и в конце с комментарием для самых непонятливых. «Хичкок был первым великим режиссером, кто знал, что делать с телевидением: он использовал его, чтобы стать богатым и знаменитым»,— позднее напишет The New York Times. Он превратил сериал в своего рода промо себя и своих кинематографических проектов. Вам понравилась передача? Хотите увидеть что-то похожее, но отвязнее, абсурднее, сексуальнее, чем может себе позволить экран в добропорядочной семейной гостиной? Тогда добро пожаловать в кинозалы.

В Америке кинематографисты, пожалуй, всегда подходили к сериальной форме чересчур инструментально. Если кино — бизнес, то телевидение — бизнес в квадрате. Хичкок развлекался и рекламировал себя, Спилберг тренировался перед тем, как взяться за летние блокбастеры, собирал резюме. Сериал мог стать и комфортным убежищем — местом, где можно было зализать раны. Здесь после голливудских экспериментов и финансовых поражений приходил в себя Роберт Олтман, сделавший на излете восьмидесятых многосерийное политическое мокьюментари «Таннер ’88». Он и вернулся в большое кино с фильмом, который первоначально был задуман сериалом для Британии,— «Винсент и Тео».

По другую сторону Атлантики к телевидению всегда относились чуть серьезнее. Новые волны в Британии (Free Cinema) и Германии («новое немецкое кино») превратили телевидение в своего союзника. Справедливо полагая, что расширенные хронометражи смогут вместить художественное эго любых пропорций, а телесеть поможет добраться до зрителя, в телепроекты приходили самые бескомпромиссные авторы. Справедливо называют magnum opus Райнера Вернера Фассбиндера — 15-часовой «Берлин, Александерплац». «Сцены из супружеской жизни» вполне можно порекомендовать тем, кто хочет что-то понять об Ингмаре Бергмане, не желая при этом разбираться в абстрактной метафизике его полнометражных работ. Да и «Декалог» Кшиштофа Кесьлёвского, пожалуй, может рассказать об этом феноменальном польском режиссере чуть больше, чем любой из отдельно взятых его фильмов. Нетрудно отыскать подобные случаи и на территории советского кино: так, истинным tour de force замечательного ленинградского постановщика Семена Арановича хочется назвать не народных «Торпедоносцев» и не поэтичную «Летнюю поездку к морю», а многосерийный детектив «Противостояние».

Радикализовалась тенденция ухода в телевизор в девяностые, когда само слово «сериал» перестало ассоциироваться с мыльными операми и семейными сагами. Когда Дэвид Линч вывернул наизнанку полицейский детектив в «Твин-Пиксе», Оливер Стоун и Кэтрин Бигелоу взялись за «Дикие пальмы», а через океан им подмигнул Ларс фон Триер, соединивший историю с привидениями и медицинскую драму в «Королевстве».

Сегодня, когда границы медиа предельно размыты, сериалы выглядят и стоят как большое кино, а телевидение фактически срослось с интернетом, нет ничего удивительного в том, что увенчанные лаврами состоявшиеся авторы релоцируются в многосерийное кино. Кто-то остается здесь на время, тщательно воспроизводя самого с себя в большой форме. Как это сделал Вуди Аллен, снявший для Amazon «Кризис в шести сценах». Или Джейн Кэмпион в «Вершине озера» (это произведение и сериалом почему-то языком не поворачивается назвать — два его сезона можно легко превратить в автономные фильмы, слишком хрупкие и неоднозначные, чтобы втискивать их в какие-то индустриальные лекала). Кто-то делится именем и авторской манерой. Как в свое время произошло с Дэвидом Финчером, заложившим фундамент первого сериала Netflix «Карточный домик». Или с Гасом Ван Сентом в случае недооцененного «Босса». Из последних случаев, пожалуй, стоит выделить «Воспитанных волками», над которыми реет имя Ридли Скотта.

Большинство авторов, однажды погрузившись в сериальное производство, не упускают шанса сделать это снова, несмотря на то что сериалы своей склонностью растягиваться в бесконечность явно раздражают режиссеров-перфекционистов. Netflix подарил Финчеру проект мечты — сериал про серийных маньяков «Охотник за разумом». Финчер сделал его одним из лучших проектов платформы, но ни популярность, ни продюсеры не смогут заставить его наконец взяться за третий сезон. Большому автору сходит с рук то, что никогда не сойдет малому. Большой автор никогда не потакает зрителю, он не замечает его и его потребностей. Большой автор везде находит себя, и даже в сериал смотрит скорее как в гигантское зеркало — поэтому сейчас Финчер занят производством многосерийной истории из собственной молодости: о юном мечтателе, приехавшем в Голливуд и превратившемся в клипмейкера.

Предъявить себя, сформулировать о себе что-то сущностное — пожалуй, с этой задачей сериал дает автору справиться. Ситком может стать декларацией о намерениях — как стали «Долбанутые» в случае с Эдгаром Райтом, Саймоном Пеггом и Ником Фростом. Не было бы постмодернистских хохм из жизни лондонских арендаторов — может, не было бы позднее и комедии «Зомби по имени Шон» или деревенского детектива «Типа крутые легавые». Но может случиться и так, что сериальная форма даст возможность сказать о себе что-то новое, то, чего никогда не позволило бы авторское кино, и автор, сидевший на скромной сандэнсовской овсянке, при медийной и финансовой поддержке платформ оборачивается кем-то другим. Как случилось с образцовой независимой Эми Саймец, которая под присмотром Стивена Содерберга вместе с Лоджем Керриганом сделала «Девушку по вызову» — хайтек-сериал о мире секс-услуг и безжалостных правилах сервисной экономики.

У каждого большого режиссера свои мотивы для эмиграции в мир малых экранов и свои стратегии выживания там. И уже упомянутый Стивен Содерберг — хороший пример того, как сериал может спасти трудоголика от банального профессионального выгорания. В 2013 году Содерберг, все нулевые выпускавший в прокат один-два фильма в год, вдруг заговорил об отставке, пятидесятилетний автор собирался громко хлопнуть дверью — раздав интервью о том, как невыносим Голливуд, где не умеют достойно обращаться с режиссерами, он принялся за кое-что совсем другое: в 2014 году «пенсионер» дебютировал как автор сериала на платном кабельном телеканале Cinemax, принадлежащем сети HBO. Экстравагантная историческая медицинская драма под названием «Больница Никербокер» стала для Содерберга вызовом, своего рода тестом — можно ли привнести в сериалы ту же меру профессиональной автономии, к которой он привык в большом кино,— по традиции он отработал на фильме не только режиссером-постановщиком, но также оператором, монтажером и продюсером. Мир не перевернулся, заказчики с кабельного выдержали. Материал для первых десяти серий был снят стахановскими темпами, за десять недель. Но «Больница» оказалась для Содерберга масштабным полем эксперимента не только индустриального, но и художественного. С одной стороны, ему удалось в прямом смысле — средствами оптики — деформировать сам взгляд на эпоху. Начало прошлого века вдруг оказалось исполнено поразительного футуризма, светлого ожидания страшных судорог грядущего века (саспенс порождал учебник истории). С другой, эмансипировать зрительские представления о драматургии — Содерберг усвоил и радикализовал все нововведения кабельного телевидения предыдущих десяти лет, которое научило нас годами симпатизировать героям с червоточиной. Любви все подвластно, согласился Содерберг,— и уморил идеалиста-наркомана в исполнении Клайва Оуэна уже к финалу второго сезона, после серии безумных медицинских авантюр.

Покуролесить в плейлисты платформ выезжает не только Содерберг — такой мотив, кажется, у каждого второго автора, сменившего большой экран на малый. Что писали о «Восьмом чувстве» Ланы и Лилли Вачовски? Что такого и в таких объемах мы в кино не видели. Большой экран стал слишком консервативен для того, чтобы обслуживать авторский эгоцентризм (фестивальную индустрию выносим за скобки, она не работает с массовым зрителем). Создание же сериала, как и его просмотр (чаще всего, что важно, индивидуальный), могут стать сакральным опытом. Поэтому такого успеха добиваются здесь люди, казалось бы, совершенно немыслимые в рамках домашнего просмотра — лжепророки и неоновые демоны вроде Николаса Виндинга Рефна. Когда через 25 лет — надеюсь, к тому времени все окончательно смешается и фильмы уже никто не будет классифицировать исходя из их хронометража и деления на серии — начнут составлять списки важнейших фильмов первой половины XXI века, в них неизбежно войдут и «Слишком стар, чтобы умереть молодым», и «Ковбой из Копенгагена», варварской, свободной гипнотизерской мощи которых большому экрану (мейнстримному и не очень) просто нечего противопоставить. Не случайно сегодня в поисках хоть какой-то единой визуальной точки отсчета для кино XXI века критики сходятся на линчевском «Малхолланд-драйве». Это тоже пилот несбывшегося сериала.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram