Почему из кедровых орехов получалось мало что выжать

45 лет назад, в 1978 году, правительство СССР приняло постановление «Об улучшении комплексного использования и охраны кедровых лесов», в котором говорилось, что министерства и ведомства «неудовлетворительно используют ресурсы кедровых лесов для увеличения заготовки кедровых орехов», и предписывалось найти способы решения проблемы, с которой не удавалось справиться уже не одну сотню лет.

«Не вырубишь всех»

Путешествуя по Уралу в 1771 году, академик Императорской академии наук и художеств И. И. Лепехин чуть ли не с завистью писал о легких доходах крестьян, пользовавшихся плодами кедровых лесов:

«Горные в сих местах селяне, не упоминая о звероловстве, которое тут изобильно, и на одних лесных плодах оброк свой заработать могут. Главнейший в сих местах лесной плод составляют кедровые леса, в которых крестьяне, не сеяв, не орав, безданно и беспошлинно не менее хлебопашного крестьянина достать могут; ибо и в самые урожайные годы пуд орехов на месте продается по 20 копеек, а в день каждый мужик наберет пудов до шести, ибо за шишками не надобно лазить на дерева и их обивать, но они сами валятся в пост называемый Госпожинки (Успенский пост, с 1 до 15 августа, по старому стилю.— «История»).

Шишки также дальнего приуготовления не требуют, но надобно только их высушить на овине, вымолотить и вывеять».

«Безданно и беспошлинно» пользовались россияне кедровниками, которые росли в России от полярного круга до Монголии, еще более ста лет, до конца XIX века. А главное — пользовались безрассудно и безнаказанно. Во многих местностях крестьяне и инородцы, как называли тогда представителей коренных народов Сибири, отнюдь не ждали, когда спелые шишки свалятся сами, а валили кедры при помощи топора на землю.

«Урожай орехов — гибель для кедровых лесов,— писал купец и исследователь русского Севера В. Н. Латкин в 1840 году в дневнике, который вел во время путешествия по Печорскому краю.— Здесь, как и по Вычегде, тот же невежественный обычай: шишек не снимают каким-нибудь орудием, а рубят дерево. Для этого промысла крестьяне отправляются, часто с семействами, и рубят вековые деревья; с иного снимают от 1000 до 1500 шишек. Во время урожая сколько этих дерев истребляется в одно лето, если вспомнить, что для пуда орехов нужно от 800 до 1000 шишек, и что орехов в иной год добывают тысячи пуд.

Когда станешь говорить крестьянам о сбережении кедров, они спокойно отвечают: "Не вырубишь всех: есть их много; на нас достанет"».

К середине XIX века вокруг некоторых деревень, стоявших когда-то в кедровниках, не осталось ни одного кедра на расстоянии 10−15 километров, а к концу века кедровые леса отодвинулись от селений на 100 и более километров.

«Конечно, в здешних пустынных лесах надзор за целостью лесов труден,— писал В. Н. Латкин,— однако ж, воспрещение вырубки кедров для сбора шишек, вероятно, ограничило бы хотя несколько ежегодное истребление нескольких тысяч деревьев; в Сибири собираются тысячи пудов кедровых орехов, однако ж, деревьев для этого не рубят».

Но В. Н. Латкин заблуждался — не гнушались рубкой кедров и в Сибири.

«Может стоить ему жизни»

Кедры бывают двух типов: кондовые и чащевые. Первые — очень высокие, стройные, с ветками только у вершины, вторые — гораздо ниже, с толстым сучковатым стволом и с опускающимися до земли ветвями. С кондовых кедров шишки добывали при помощи колота — большого деревянного молота, который весил 33–49 кг, в зависимости от силы работника. Колотом ударяли по стволу, и от сотрясения дерева зрелые шишки валились на землю. С чащевых кедров урожай снимали, залезая на деревья и сбивая шишки длинной палкой.

«Во всяком деле есть свои герои,— писала иркутская газета "Восточное обозрение" в 1896 году,— так и в шишковании есть знаменитости съемки, слава которых известна во всех кедровых местностях. Труд съемщика действительно тяжел, так как при громадной конкуренции и ограниченности площади кедровника…

Он должен, как белка, скакать с кедра на кедр и околотить не одну сотню деревьев, при этом малейшая оплошность съемщика может стоить ему жизни…

Нередко энергичный и даже опытный съемщик к половине рабочего дня является совершенно измученным: руки, ноги и грудь сочат кровь, лицо исцарапано, платье изорвано, в волосах сплошная масса серы (смолы.— "История")».

В Тобольской губернии таких мастеров называли лазоками. Они привязывали к рукам и ногам «кошки» — небольшие подушечки с железными когтями.

«Работа лазока,— сообщал писатель Ф. Н. Белявский,— требует большой ловкости и очень опасна: нередко случается, что ветка изменит и обломится, или железные когти затупятся или отвяжутся, вследствие чего лазок, падая, убивается до смерти.

Устав лазить, нередко беспощадно срубали кедр, чтобы обобрать с него шишки».

О том же писал в 1904 году А. А. Дунин-Горкавич, старший лесничий, заведующий Самаровским лесничеством Тобольской губернии:

«Прежде беспощадно рубился кедр, и тогда снималась с него шишка; старики и женщины другого способа, кроме срубки, не знали. Теперь, вследствие циркулярного подтверждения губернатора о безусловном прекращении рубки сырорастущего кедра и учреждения мною для наблюдения за этим четырех полесовщиков, этот варварский обычай прекратился».

А сургутские остяки, озаботившиеся в конце XIX века сохранением деревьев-кормильцев, боролись с варварским способом шишкования по-своему: они, как сообщали газеты того времени, поймав кого-либо на месте преступления, раздевали виновного до нага и вешали на первом суку на съедение комарам и муравьям.

«Принимает вид азартной игры»

Кедровый промысел приносил некоторым «орешникам» не столько доход, сколько разорение. Проблема заключалась в том, что во многих местностях шишки созревали в то время, когда надо было жать хлеб, заготавливать сено, заниматься озимыми посевами.

«Хозяину-крестьянину до всего этого дела нет,— писал этнограф, исследователь Нарымского края Н. П. Григоровский в 1882 году.— Ему нужен промысел именно для того, чтобы не жать, не косить и дрова не рубить. То ли дело на промысле… Гуляй себе в лесу, да подбирай шишки в кузов».

К тому же в тайге была гарантирована выпивка, так как скупщики-«виноносы» сами разыскивали в кедровниках мужиков и выменивали у них шишки на вино, занижая цену ореха в два раза.

Заработав в урожайный год на кедровом промысле 40–50 рублей, «орешник» в течение зимы расплачивался за свою отлучку сполна.

«К сожалению,— сетовал Н. П. Григоровский,— в орешные годы Нарымский крестьянин, кажется, более теряет, чем выигрывает, оставляя жатву и покос на произвол судьбы. Скот у него голодает и нередко погибает к весне от бескормицы… Вследствие небрежной уборки хлеба, его получается весьма мало и нужно покупать муку, а также зерна для посева.

Сосчитав убытки от хлеба, сена и скотины, пожалуй, выйдет, что для здешнего крестьянина урожайные орешные годы приносят в хозяйстве чистый убыток».

Нужно было иметь крепкие нервы и холодную голову, чтобы не поддаваться коллективному психозу в год обильного урожая орехов. 15–20 рублей в такую осень можно было заработать на шишках и после уборки хлеба и сенокоса, но десятилетиями повторялось одно и то же: деревни пустели в самый разгар полевых работ.

Промысел в данных случаях, замечал писатель Ф. Н. Белявский, нередко «принимает вид азартной игры, в которой действительность редко соответствует ожиданиям».

Правда, некоторые крестьяне и инородцы не могли не шишковать по другой причине. Они находились в «ореховой кабале» у купцов, давших им зимой в долг муку, товары или деньги с условием расплатиться осенью орехами. За каждый рубль ассигнациями кредитору был обещан один пуд кедровых орехов. Многие должники годами не могли выбраться из этого заколдованного круга.

После принятия в 1888 году Положения о сбережении лесов начался процесс размежевания кедровников на государственные, крестьянские и инородческие. Кедровые леса, признанные казенными, стали сдаваться с торгов в арендное пользование для сбора орехов. Необходимость покупать входные билеты в лес «одомашнила» многих бедных крестьян — они оставались заниматься своим хозяйством, а кедровничать уходили только мужчины из больших крепких семейств, как правило, объединяясь в артели.

«Не способны к предприимчивости»

К концу XIX века в европейскую часть России из Сибири вывозилось 150–300 тыс. пудов кедровых орехов — на один миллион рублей. Но был еще один специалитет, которым все восхищались, но наладить постоянные поставки его не получалось,— это масло из кедровых орехов. Еще в 1771 году академик И. И. Лепехин писал о нем:

«Если бы жители более вникали в свою пользу, могли бы усугубить оную, когда бы из сих орехов били масло, которое никакому маслу вкусом своим не уступает. Сие не только бы для них было полезно, но еще избавили бы многих постников от тяжелого и противного конопляного и льняного масла».

Но избавление не наступало. И в «Статистическом описании Российской империи», изданном экстраординарным профессором Санкт-Петербургского Педагогического института Е. Ф. Зябловским в 1808 году, в главе о масляных заводах скромно говорилось:

«Кедрового масла несколько выбивается из орехов сибирского кедра по горам Уральским».

В вышедших в 1837 году «Записках о Сибири» Е. А. Авдеева сообщала, что кедровое масло в тех краях есть в продаже — по рублю за фунт (фунт конопляного стоил 30 копеек). Но в европейскую часть России оно не отправлялось, так как быстро горкло. Современники объясняли это тем, что лущение орехов производилось «грубым способом», то есть зубами, и слюна, попадавшая в масло, портила его.

Революцию в сибирском маслоделии произвели декабристы. Писатель и журналист С. И. Черепанов, служивший в 1830-е годы в Сибири на различных должностях, вспоминал о жизни декабристов на Петровском заводе:

«Узникам назначена была ручная работа: ежедневно смолоть по 20 фунтов ржи, для чего и устроили невдалеке мельницу с ручными жерновами, куда в назначенный час заключенные отправлялись целым кадром. Упражнение в молотье ржи принесло краю ту пользу, что здесь Якубовичу (А. И. Якубович, капитан Нижегородского драгунского полка.— "История") впервые пришла мысль применить жернова к лущению кедровых орехов, из коих добывается превосходное масло».

От декабристов о новом способе лущения орехов узнал ссыльный польский студент К. О. Савичевский и при финансовой поддержке кяхтинского купца И. Я. Спешилова устроил первый завод по производству кедрового масла. Савичевскому даже удалось в 1850 году получить патент на право выпуска этого продукта в течение 12 лет и добиться успеха.

«Кедровое масло,— писал С. И. Черепанов,— пошло в ход, обходясь ему, с доставкой в Москву, по 6 рублей пуд, или 15 копеек фунт».

Но чуда не произошло. О дальнейшей судьбе К. О. Савичевского, примкнувшего к повстанцам в Царстве Польском, и его завода С. И. Черепанов сообщал:

«В 1861 году он поехал в Польшу жениться и непременно хотел воротиться на свой выгодный завод…

Следя за событиями того времени в Польше, я прочел в газетах, что Савичевский с повстанцами был повешен…

Повторился также еще раз и тот грустный родной наш факт, что мы не способны к предприимчивости даже по проложенной дороге, ибо завод Савичевского исчез вместе с ним, хотя 12-летняя привилегия, данная ему, кончилась в 1862 году».

Журнал «Нива» в 1879 году подтвердил эту печальную историю:

«Смерть Савичевского положила конец полезному его делу, ибо хотя срок данной ему привилегии давно кончился, но масла его способом никто не приготовляет».

И спустя полвека после закрытия первого завода по производству кедрового масла об этом вкусном сибирском продукте говорилось в сослагательном наклонении. «Полная энциклопедия русского сельского хозяйства и соприкасающихся с ним наук» писала в 1912 году:

«Принимая во внимание громадное количество кедровых орехов, поступающих на рынок (в Томской губернии до 400 000 пудов) и невысокую цену на них (2–2,5 рубля за пуд), масло это могло бы иметь будущность. Главное затруднение в отсутствии механических приспособлений для добывания ядра орехов из скорлупы. В Сибири кое-где масло добывается, но шелушение орехов производится поденщицами зубами».

«Производилась не в тех районах»

После Октябрьской революции страна столкнулась с «крайним истощением жировых ресурсов и невозможностью в течение ближайших лет значительно увеличить заготовку животных и выработку растительных жиров из культивируемых масличных», как говорилось в постановлении СТО «Об организации сбора и заготовки дикорастущих масличных семян и об использовании их для переработки в маслобойной промышленности» от 8 августа 1921 года.

Прежде всего и срочно Главсельпрому приказывалось приступить к сбору и заготовке кедровых орехов — для начала в количестве двух миллионов пудов; а также приступить в районах наибольшего распространения кедра к оборудованию маслобойных заводов.

В 1922 году была предпринята попытка создать акционерное общество «Кедропром», но она свелась к возникновению хозяйственной организации, действовавшей под наблюдением уполномоченного ВСНХ по кедромаслобойному делу.

Поначалу «Кедропром» проявлял себя активно.

Было обследовано несколько кедровников, к Всероссийской выставке 1923 года подготовили фотографии, карты и диаграммы об истории кедрового промысла и довоенной добыче орехов. Но вскоре его преобразовали в Сибирский маслобойный трест.

Оказалось, что социалистическое освоение кедровников, организация кедровых хозяйств требуют огромных затрат, а к середине 1920-х годов стали увеличиваться посевы культурных масличных растений.

Но в 1931 году опять вспомнили о пропадающих втуне богатствах кедровых лесов. Всеохотсоюзу поручили освоить один миллион гектаров кедровников. Но тот доказал, что у него нет для этого ни материальных, ни организационных ресурсов. Тогда создали всесоюзное объединение «Союзкедр» и Научно-исследовательский институт по кедру — «Инкедр».

«Однако,— писал публицист В. А. Иванов в 1934 году,— двухлетняя практика Союзкедра не оправдала возлагавшихся на эту организацию надежд…

При затрате больших средств на капитальное строительство дело заготовок ореха не сдвинулось с той точки, на какой находилось до затраты этих средств и до существования Союзкедра.

Заготовки 1932 года достигли едва 8% плана, начатое строительство кедропромхозов оказалось в большинстве не соответствующим природным условиям тех местностей, где они строились. Поэтому в большинстве случаев огромная затрата средств на постройку контор и жилых домов для администрации производилась не в тех районах, где надлежало бы организовать базы в зависимости от качества и размера кедровых насаждений».

Ни одной копейки не было потрачено «Союзкедром» на создание приемных пунктов в тайге и на улучшение путей сообщения с местами заготовки орехов. Надежды на полную самоокупаемость этой организации рухнули, и 17 сентября 1933 года приказом Наркомснаба трест «Союзкедр» был расформирован. А три года спустя, чтобы пополнять государственный бюджет валютой, кедровники разрешили вырубать и отправлять ценную древесину на экспорт.

В следующий раз «кедровой проблемой» руководство страны заинтересовалось в 1950-х годах. В 1953 году было приказано выделить во всех кедровниках орехопромысловые зоны. А в 1957 году было принято постановление Совета министров РСФСР «О мерах по улучшению использования кедровых насаждений». В Министерстве лесного хозяйства РСФСР создали пять специализированных хозяйств, в Центросоюзе — 118 кедропромхозов, в Главохоте РСФСР — 70 госпромхозов. Кроме того, за дело взялись лесхозы, потребительская кооперация и отделы рабочего снабжения предприятий.

Но в результате удалось довести объемы заготовки кедровых орехов до 13–15 тыс. тонн в год — всего лишь до уровня конца 1920-х годов.

Отечественные специалисты подсчитали, что государственные заготовки не превышали 30–40 кг орехов с каждых 1000 гектаров кедровых лесов. Или 1% валового урожая.

Различные правительственные решения принимались и позднее. В 1978 году Совет министров СССР утвердил постановление «Об улучшении комплексного использования и охраны кедровых лесов», в котором было сказано:

«Предприятия Центросоюза, Государственного комитета СССР по лесному хозяйству, министерств и ведомств неудовлетворительно используют ресурсы кедровых лесов для увеличения заготовки кедровых орехов, других ценных пищевых продуктов, лекарственного и технического сырья, добычи пушнины.

Не в полной мере используются для их заготовки и добычи специально выделенные в кедровых лесах орехопромысловые зоны».

Намечалось множество мер для улучшения состояния кедровников, механизации заготовки и переработки кедровых орехов. Но колоссального роста сбора кедровых орехов и производства кедрового масла, вопреки всем ожиданиям, так и не случилось.

После конца советской эпохи было немало разговоров о том, что рыночные отношения придадут новый импульс развитию заготовки и промышленной переработки кедровых орехов. В 2014–2020 годах на экспорт шло от 10 тыс. до 14 тыс. тонн очищенных и неочищенных кедровых орехов в год. Сколько их теперь в действительности добывается, точно не знает никто.

Светлана Кузнецова