Волонтер Макс Бродский рассказал «Ъ» о сборе тел погибших на юге Израиля

Прошло уже больше недели с тех пор, как боевики палестинского движения «Хамас» атаковали территорию Израиля. Но точное число погибших в тот день израильтян и граждан других стран неизвестно до сих пор. В СМИ пишут об 1,4 тыс. человек. Но этот показатель все время растет. Поиски тел погибших и их идентификация продолжаются. О том, как идет эта работа и что произошло на юге Израиля в первый день войны, корреспондент «Ъ» Марианна Беленькая поговорила с Максом Бродским — волонтером израильской общественной организации ЗАКА.

— Чем занимается организация, волонтером которой вы являетесь?

— ЗАКА была создана во время первой палестинской интифады, которая вспыхнула в конце 1980-х. Тогда было много терактов — и никого, кто мог бы заняться телами погибших прямо на месте трагедии. В итоге после одного из таких терактов небольшая группа религиозных ребят самоорганизовалась и начала собирать части тел погибших, чтобы их можно было быстро похоронить. Согласно еврейским традициям, это нужно делать как можно скорее. По возможности в тот же день.

Есть определенные законы, как нужно хоронить правильно, законы, касающиеся уважения к телу покойного. Чтобы выполнить заповедь правильного захоронения, ребята и стали волонтерами.

Постепенно их деятельность разрослась, небольшая группа превратилась в общественную организацию, начала обрастать добровольцами, появилась структура управления, координации с правительственными структурами — армией, полицией. На сегодняшний день ЗАКА — это одна из самых крупных волонтерских организаций в Израиле. Она также имеет статус международного консультанта ООН по чрезвычайным ситуациям. Они с нами часто советуются, когда происходят катастрофы с большим числом жертв, как лучше разобраться на месте с погибшими. У нас в этом, к сожалению, большой опыт. Вот и сейчас наши руки и знания пригодились.

— Как вы узнали о том, что произошло на юге?

— Я живу в Хайфе, на севере страны. Днем в синагогу пришла женщина, моя соседка, и рассказала, что началась война, был большой теракт на юге, и много людей погибло.

— Вы не стали нарушать святость субботы? Сразу вникать в произошедшее?

— Было очень трудно оценить масштаб, понять, что на самом деле произошло. Без радио, без телефона, без интернета, которыми не пользуются религиозные евреи в субботу и в праздники, это все сначала показалось нам чем-то абстрактным. Тем более что в Хайфе не было сигналов ракетной тревоги, как на юге и в центре страны. Поэтому масштаб трагедии мы поняли только на исходе субботы, когда открыли интернет.

— И вы сразу отправились на место трагедии?

— На юг я и мой 19-летний сын, который тоже волонтерит в ЗАКА, выехали только во вторник. Дело в том, что мы работаем в подразделении дайверов. То есть наша специализация — извлечение тел утонувших. Но когда мы поняли, с каким объемом работы столкнулись наши коллеги из других подразделений, я связался с командиром, мы предложили свою помощь и поехали на юг. К работе приступили в среду.

— Что вы увидели на юге?

— К среде большинство тел погибших израильтян уже было собрано. Поэтому нам в основном пришлось заниматься телами террористов. Но все равно до сих пор постоянно попадаются тела погибших израильтян.

Как вам объяснить, с чем мы столкнулись? Вот, наверное, если сказать, что есть ад на земле, то ад пережили люди, которые там оказались. Мы заглянули в замочную скважину ада.

Вы знаете, что такое ад? Я его видел. Я видел сожженные тела людей в их домах. Я был в кибуце Беэри. Там многие семьи прятались в мамадах — это специальные укрепленные комнаты в домах. Террористы не могли зайти в эти комнаты и поджигали дома. Я видел сожженные тела детей, я видел убитых родителей рядом с детьми. Огромное число убитых террористов, конечно, тоже. Это уже когда армия вошла в кибуц. Видя, какое число убитых террористов, я могу только представить, что они там делали, пока находились в кибуце несколько часов.

— Сколько их было?

— В Беэри, я думаю, мы за два дня вынесли тел 120 террористов. Эти 120 человек… нет, людьми, я не могу их назвать…. 120 хамасовцев ходили по кибуцу пять или шесть часов. Просто убивали детей, женщин, стариков. Вы знаете, меня журналисты в эти дни спрашивали, видел ли я отрезанные головы, сколько их было. Вы, наверное, тоже хотите спросить об этом. Это неважно, сколько их было — 40, 30, 20 или 2. Это ничего не меняет. Но я все же считаю важным свидетельствовать.

Так как я приехал позже коллег, то я пошел к тем, кто работал с телами погибших с самого начала, и спросил, что видели они. Ни им, ни мне нет смысла что-то придумывать и сгущать краски. Я спросил, были ли отрезанные головы. И они ответили — были. Да, отрезали головы детям. Скорее всего, на глазах у родителей, потому что связанные дети лежали отдельно, родители — отдельно.

Были семьи, где родители и дети умирали в объятьях друг друга. Они прятались во дворах, в кустах и были расстреляны из автоматов. Взрослые и маленькие дети. Это все было, и все задокументировано. Израиль передал эти фотографии мировым лидерам и СМИ. Это не фейк.

— Разговоры о фейках появились, когда армия не смогла официально подтвердить число погибших детей в Кфар-Азе…

— А я не уверен, что армия знает все цифры. Сейчас армия занята войной, армия занята авиаударами по Газе и подготовкой к наступлению. Дислокация войск, логистика, защита. Это колоссальное мероприятие для армии, это полномасштабная война. Вы не представляете, сколько техники на юге. Я сейчас ехал с юга переночевать к друзьям в центре страны, чтобы не возвращаться в Хайфу. Представьте себе военную базу длиной в 50 км. В каждом поле стоят танки, едут колонны грузовиков с техникой. Все цифры будут, мы подведем итог, когда закончим работу.

Мы каждый день находим тела, из тех, что найдены, еще сотни тел не опознаны.

Опознание на военной базе Шура идет круглосуточно. Раввины разрешили продолжать заниматься идентификацией тел даже в субботу, без остановки.

— ЗАКА сама занимается идентификацией тел?

— Этим занимается военный раввинат. ЗАКА помогает. Буквально пару часов назад в нашей группе прошло сообщение: «Кто может приехать помочь?» Мы с сыном не поехали, так как целый день работали на солнцепеке и завтра нас ждет новая смена. Поехали другие волонтеры. Мой друг уже неделю не выходит с этой базы, где идет опознание тел. Так что цифры будут. Но работа еще на закончена.

— Что из того, что вы своими глазами видели, ужаснуло вас больше всего?

— Резкий переход из мирной гражданской жизни в полный хаос. Там все было резко. Мы много работаем в местах, где происходят трагедии. Но никто из нас не привык к таким сценам, какие увидели здесь. Зайти в красивейшую деревню и увидеть десятки сожженных, разрушенных домов и сотни тел, лежащие на улице, в домах. Запахи… Я не хочу сгущать краски, но это все было ненормально. Какое-то сумасшествие, сюрреализм. Что врезалось в память особенно? Наверное, сожженные тела людей. И это только один кибуц, а таких кибуцев было много.

— Как после того, что вы увидели, вы работаете с телами хамасовцев?

— Это очень хороший вопрос, потому что по логике вещей с ними вообще ничего не надо было бы делать. Бросить и забыть. Но Родина сказала: надо. Государству эти тела нужны, потому что потом, возможно, получится обменять их на тела наших солдат, на заложников, что-то еще.

Да, мотивация падает, когда ты работаешь с телами террористов. Но если надо и больше никто не может делать эту работу, надо ее делать.

И знаете, когда Всевышний создал первого человека, он ему сказал: «Из земли я тебя сделал, и в землю ты уйдешь». Мы обязаны, как верующие люди, уважать Всевышнего. И тело, которое создано по образу и подобию Божьему, должно быть похоронено, даже если это тело террориста.

И еще, повторю, среди тел террористов все еще находятся тела евреев. Только в пятницу мои друзья нашли несколько тел в поле рядом с Беэри. Чем больше израильтян мы сможем опознать, тем четче будем понимать, сколько человек оказались в заложниках. Сейчас ведь точных цифр нет, есть много пропавших без вести. Не про всех мы знаем — убит человек или попал в плен. Это очень важно, потому что чем меньше цифра пленных, тем больше развязаны руки у армии.

— Как после того, что вы увидели, можно вернуться к нормальной жизни, растить детей?

— Я вам отвечу на этот вопрос, когда мы вернемся к нормальной жизни. Пока никто из нас еще не был в такой ситуации. Было разное во время работы, но такого — никогда. Ни у кого. Но пока я вижу, что у меня хватает душевных сил заниматься этой работой, и я предполагаю, что смогу и дальше продолжить жить нормальной жизнью.

— Если позволите, я задам вам вопрос как религиозному человеку. Этот вопрос звучал у многих евреев после холокоста. Как не потерять веру во Всевышнего после того, что вы увидели?

— Наоборот. Я вышел из этого с укрепленной верой. У каждого события есть три плоскости: что случилось, как случилось и почему случилось. Вот что случилось, мы уже знаем. Как это случилось, покажет следствие. Будут разбираться. Причин было много. Но то, что важно лично мне как религиозному человеку,— это обратить внимание на тот раскол, который произошел в нашем народе в течение последнего года. Этот раскол зашел слишком далеко. Мы практически превратились в два лагеря, которые ненавидят друг друга. И наладить мосты было очень сложно.

Так вот, лекарство от раскола, оно очень горькое, очень болезненное, как химиотерапия. Это стресс для всего организма. Приходит внешний враг, и он нас объединяет. Вот я вижу духовную линию этого события именно в этом.

Это ужасная трагедия для нашего народа, но она нас объединила, она нас сплотила. А дальше выбор за нами. Мы можем извлечь урок и остаться объединенными, а можем потерять все, как было во времена Второго Храма, когда сюда пришли римляне. Оба лагеря продолжали враждовать, ослабляя друг друга. В итоге император Тит захватил Иерусалим, разрушил храм, и было изгнание евреев с их земли. Сегодня опять пришел враг. Но мы смогли объединиться. На юге я вижу разных людей, самых разных взглядов, религиозных, светских, правых, левых. Я вижу, как ультралевые организации, которые всегда критиковали Израиль за убийства палестинских детей, сейчас помогают государству и жителям юга. И я не сомневаюсь, что как нация мы переживем эту катастрофу. Армия, население справятся. Мы сможем одержать победу.