Революция Ноама Хомского
Самому влиятельному лингвисту последних шести десятилетий исполняется 95 лет
7 декабря 2023 года исполняется 95 лет Ноаму Хомскому (так традиционно передают его фамилию Chomsky «Чомски» на русском языке), самому известному и влиятельному лингвисту второй половины XX и первых десятилетий XXI века.
Идеи Хомского привели к революционным изменениям в науке о языке
Фото: Uli Deck / picture alliance / Getty Images
В 1957 году вышла небольшая монография молодого американского ученого, озаглавленная «Синтаксические структуры». Некоторые известные лингвисты сразу охарактеризовали работу Хомского как «подобную революции Коперника», после которой наука о языке никогда не будет прежней, и как научный переворот, сопоставимый с открытием родства индоевропейских языков в начале XIX века или с публикацией «Курса общей лингвистики» де Соссюра в 1916 году. В опубликованных и устных воспоминаниях языковеды старшего поколения рассказывают, каким сильным впечатлением было для них знакомство с «Синтаксическими структурами», перевернувшее их представления о языке буквально за один вечер.
Правильно поставленные вопросы
Хомского вскоре пригласили выступить с пленарным докладом на IX всемирном конгрессе лингвистов в Бостоне в 1962 году; в США начала 1960-х под влиянием порождающей, или генеративной грамматики (так называется теория Хомского) резко возрос интерес к науке о языке, в том числе среди студентов: в университетах были открыты новые лингвистические отделения и расширены старые. К 1970-м годам генеративная лингвистика перестала быть американским явлением и с тех пор охватывает все континенты и изучение языков множества семей.
Хомский родился в семье еврейских иммигрантов в Филадельфии, его отцом был известный гебраист и преподаватель иврита. Он закончил университет Пенсильвании, затем его деятельность была связана с Гарвардом, Массачусетским технологическим институтом и в последние годы — с университетом Аризоны. Во все последующие десятилетия Хомский выступает как активно работающий теоретик, предложивший последовательно несколько новых версий своей теории. Почти все значительные работы Хомского изданы по-русски; его последняя монография, в соавторстве с Робертом Бервиком, посвященная происхождению языка, в хорошем переводе опубликована издательством «Питер» в 2019 году.
Кроме вклада в лингвистику, Хомский известен как философ, один из создателей современного комплекса когнитивных наук и одновременно — знаменитый публичный интеллектуал, политический активист и социальный критик. Общественная позиция Хомского хорошо известна: он противник капитализма, империализма, внешней политики США, в том числе войн во Вьетнаме и Ираке, и пропагандистской деятельности мировых СМИ.
Отправным пунктом для Хомского является вопрос, возможна ли теория языка в том же смысле, в каком она понимается в физике и других естественных науках начиная с Галилея и Ньютона,— то есть как система утверждений, использующих математическую модель, способная объяснять и предсказывать наблюдаемые факты и поддающаяся эмпирической проверке. Хомский отвечает на этот вопрос утвердительно — да, такая теория возможна, потому что язык представляет собой природное, биологическое явление, хотя и присущее одному-единственному виду.
Можно ли говорить о естественнонаучной теории применительно к человеческому поведению — хотя бы к такой сравнительно регулярной и предсказуемой его области, как речь?.. Это доныне остается предметом дискуссий. Попытка Хомского предложить такую теорию привела к революционным изменениям в науке о языке, которая вынудила даже его оппонентов искать ответы на поставленные им новые вопросы.
Язык и дети
Господствующим направлением в лингвистике США 1950-х годов был структурализм. Построение абстрактных теорий — кроме нескольких надежных простых понятий, используемых при лингвистическом анализе (фонема, морфема, дистрибутивный класс),— американские структуралисты считали бесперспективным делом. Столкнувшись с огромным и, казалось тогда, почти неограниченным разнообразием языков мира, в первую очередь — языков коренного населения Америки, структуралисты сделали вывод, что языки могут различаться непредсказуемым образом по неограниченному множеству признаков, а теоретические обобщения могут быть, как сформулировал лидер этого направления Леонард Блумфилд, «опровергнуты любым следующим языком, который вы станете изучать».
Методологической основой американского структурализма была бихевиористская психология, начало которой было положено в гарвардской школе 1930-х. Бихевиоризм утверждал, что у психологов и лингвистов нет другого доступа к объективным данным об интеллектуальной деятельности, кроме наблюдения за стимулами и реакциями животного или человека — спонтанными или производимыми в лабораторных условиях. Упрощая, можно сказать, что поведение человека (по крайней мере, та его часть, которая поддается научному изучению), согласно бихевиоризму, определяется только влиянием среды и историей «усиления» (reinforcement) — наличия или отсутствия наград и наказаний за предыдущее поведение.
Бихевиоризм стал впоследствии предметом сатиры в фильме Стэнли Кубрика «Заводной апельсин» 1971 года по роману Энтони Бёрджесса. Советским вариантом бихевиоризма была теория условных рефлексов академика Ивана Павлова, которой пропаганда приписывала претензии на «материалистическое» объяснение основных психических явлений. Хомский показал, что бихевиоризм превращает признаки, измеряемые в ходе лабораторных экспериментов, в метафоры, а затем использует метафоры вместо научных понятий за пределами той области, в которой они строго определены; описанная им подмена нередко используется при сравнении поведения животных и человека и в наши дни.
Хомский напомнил, что речевое поведение не зависит от внешнего стимула, причем говорящий произносит и понимает языковые конструкции, которые его никто не учил произносить или понимать. Утверждение, что ребенок научается языку посредством «усиления», подобно тому как собака научается лаять по команде, очевидным образом неверно.
Для понимания природы языка, по Хомскому, надо объяснить быстроту и эффективность усвоения языка детьми, их лингвистическую гениальность от внутриутробного периода, когда, по-видимому, начинается пассивное усвоение фонетики, до приблизительно восьми лет. В центре философии языка Хомского — «аргумент от бедности стимула» (argument from poverty of the stimulus) — «стимул», то есть речь, которую слышат дети, не содержит достаточной информации для усвоения такого сложного механизма, каким является человеческий язык. Хомский называет это «проблемой Платона» — почему мы знаем так много при том, что мы знаем так мало? — ссылаясь на диалог «Менон», в котором Сократ, задавая вопросы мальчику-рабу, показывает, что тот знает геометрию, хотя его ей не учили (разбирая этот диалог, математик А.В. Гладкий показал, что Сократ неправ: мальчик у Платона явно обучен началам арифметики и некоторым понятиям геометрии).
50 тысяч лет с первого разговора
Язык, по Хомскому, представляет собой когнитивный механизм, доступный тем же методам изучения, что и другие явления природы — наблюдению и эксперименту. Исследователь может доверять даже простым экспериментам — например, задавать испытуемому вопросы, можно ли нечто сказать на его родном языке или можно ли употребить данное предложение для обозначения некоторой ситуации.
Язык не может быть усвоен без стимула — как растение не может вырасти из зерна, если нет подходящей почвы, влажности и солнечного света. Но язык не может быть усвоен и без воздействия врожденного компонента, который запускает и направляет процесс усвоения,— как рост растения невозможен без генетически заложенной программы. Никто не спорит с тем, что способность к языку является врожденной: человечество всегда знало, что животные не способны полноценно ему научиться. Особенность позиции Хомского заключается, во-первых, в том, что способность к усвоению языка представляет у него особый когнитивный модуль, предназначенный для решения этой задачи и ни для какой другой, и, во-вторых, в том, что языковая способность может быть описана на языке математической модели — формальной грамматики. Оппоненты Хомского отвергают оба этих предположения.
В последних версиях теории Хомского, которые он называет «минималистской программой», универсальные принципы строения языка сводятся к самым простым и элементарным операциям. Для характеристики языковой способности человека предлагается математическая модель, использующая операцию «соединения» (Merge), которая последовательно объединяет грамматические отрезки в более сложные структуры. Например, предлог в может соединиться с группой существительного большом доме, в результате чего возникает предложная группа в большом доме; группа существительного этот человек может соединиться с глагольной группой принес чашку, в результате образуется предложение Этот человек принес чашку. Кроме простого «соединения» используется операция «передвижения» (Move), подобная шахматному ходу — например, относительное местоимение который должно уйти из позиции дополнения в начало придаточного предложения — чашка, которую принес этот человек. Когда лингвисты пытаются представить грамматику языка в виде правил такого рода, обнаруживается множество фактов и проблем, на которые до появления генеративной лингвистики не обращали внимания. Например, что есть конструкции, из которых передвижение не происходит,— если выразить дополнение однородными членами: Этот человек принес чашку и чайник, относительное местоимение становится невозможным: которую принес и чайник…
Возникновение языка Хомский связывает с появлением простой операции «соединения» предположительно 50 тыс. лет назад. А все сложное в языке Хомский относит к области, которую он называет «экстернализацией»,— способности выразить структуры мышления в виде звучащей речи или понять звучащую речь (такие способы экстернализации, как письменная речь или жестовый язык глухонемых, возникли много позже звукового языка).
Противники Хомского предлагают в качестве альтернативы другие принципы, объясняющие наблюдаемые сходства языков мира,— например, с точки зрения функционалистов, структура языков объясняется условиями и потребностями их использования людьми, прежде всего в процессе общения. Однако пока ни одна из других теорий не пользуется такой популярностью, как генеративная лингвистика Хомского.
***
Наши лингвисты, с воодушевлением приняв первые версии генеративной теории, впоследствии на некоторое время потеряли к ней интерес: более перспективным направлением считалась в позднем СССР модель «Смысл-Текст» Игоря Мельчука, сделавшая установку на полное описание языка, связывающее воедино фонетику, грамматику и словарь. Постепенно современный генеративизм, так же как и альтернативные ему теории, занял место в учебных планах лингвистических отделений наших университетов и в деятельности российских исследователей.
В каком бы направлении ни пошло дальнейшее развитие нашей науки, влияние Хомского и интерес к его теории сохранятся в ближайшие десятилетия.
Цитаты Хомского
Доступ к интернету — великое благо. Однако информация эта мимолетна и призрачна. Если вы не знаете точно, что ищете, если не сохраняете найденного, не подыскиваете верного контекста — считайте, что потратили время впустую. Никакого смысла нет иметь доступ к необъятным данным, если вы не способны разобраться в них. А для этого нужно думать, рассуждать, изучать. Полагаю, в сегодняшнем мире способности к этим действиям постепенно увядают. Измерить степень деградации нельзя, но бьюсь об заклад: именно деградация ныне и происходит.
Вы должны понимать, что любое сообщение из неназванного разведывательного или дипломатического источника предназначено для того, чтобы люди в него поверили. Такое сообщение может быть правдивым, а может оказаться и ложным. «Будет так, как скажем мы!»
Взглянем на доктрины, хитроумно изготовленные ради насаждения современных форм политической демократии. Они с большой точностью изложены в важном учебнике по PR-индустрии, написанном одной из ее ведущих фигур, Эдвардом Бернейсом. Он начинает с замечания о том, что «сознательная и разумная манипуляция организованными привычками и мнениями масс является важным элементом демократического общества». Ради выполнения этой основополагающей задачи «разумные меньшинства должны использовать пропаганду непрестанно и систематически», потому что только они «понимают ментальные процессы и социальные модели в массах» и могут «дергать за веревочки, управляющие общественным мнением». Потому-то наше «общество и согласилось с тем, что его руководство и пропаганда организовали свободную конкуренцию», другой случай «согласия без согласия». Пропаганда снабжает руководство механизмом «формирования мнения масс», чтобы «массы применили свою вновь обретенную силу в желательном направлении». Руководство «может муштровать каждый элемент общественного мнения подобно тому, как армия муштрует тела своих солдат». Такой процесс «изготовления согласия» является самой «сутью демократического процесса», писал Бернейс незадолго до того, как в 1949 году был награжден за свои работы Американской психологической ассоциацией.