История Марии Каллас — обожаемой оперной дивы, так и не познавшей любви

Сегодня, 2 декабря, мир отмечает 100 лет со дня рождения Марии Каллас. Она прожила 53 года, вместившие в себя, кажется, невыносимо много боли, страданий и несчастий, которые певица блестяще демонстрировала на сцене и тщательно скрывала в жизни.

Дочки матери

Зимой 1923 года пара греческих мигрантов в Нью-Йорке — Георгиос (Джордж) и Евангелия Калогеропулос ждали рождения сына. Так обещали им не врачи, а, что важнее, астрологи и гадальные карты. Вместо мальчика, который должен был заменить несчастной паре сына, умершего летом 1922 года от брюшного тифа, на свет появилась дочь. Пара была разочарована. Крестили ребенка как Марию Анну Сесилию Софию Калогеропулос. Но всему миру она известна как Мария Каллас — одна из величайших оперных певиц XX века.

Ее мать всегда любила музыку, но никогда не отличалась талантом. Зато сразу заметила его у обеих своих дочерей — и у Марии, и у ее старшей сестры.

Она настолько грезила мечтой, что ее дочки построят успешную музыкальную карьеру, что не спрашивала никого, в том числе и самих девочек, хотят ли они этого.

Сначала им купили пианолу, затем в доме появился фонограф. А когда Марии было семь, девочки начали брать еще и уроки фортепиано.

Мария действительно поражала семью, соседей и судей детских песенных конкурсов своим талантом. Синтия, старшая дочь, в этом плане была куда ближе к матери.

Отец, фармацевт, хорошо зарабатывал и мог оплачивать дополнительные уроки дочерей. Но он хотел, чтобы они сначала окончили школу, а уже потом думали о музыкальной карьере или любой другой. Мать же ничего не хотела слушать. Ее напор не ослаб даже с наступлением Великой депрессии, когда денег в семье стало меньше. Калласы (они сменили фамилию с труднопроизносимой на более удобоваримую для американского слуха в 1924 году) могли недоедать и не покупать новую одежду, но от уроков фортепиано Евангелия отказываться не позволяла. Муж лишился работы, семья переезжала из одной квартиры в другую в поисках все более дешевой. Но деньги на музыкальное образование дочерей были всегда.

В конце концов Евангелии надоела бедная жизнь в США и она решила вернуться в Грецию. Прямо перед Рождеством 1936 года в Афины отправилась старшая дочь. В феврале 1937 года — сама Евангелия и Мария. Отец остался в Нью-Йорке. На этом их история как одной семьи закончилась. Брак распался, а мать и дочери вновь стали Калогеропулос, как только вернулись на родину.

Евангелия приехала в Грецию с четкой целью — устроить карьеру дочерей. Хотя ее бывший муж был уверен, что делала она это в первую очередь для себя, чтобы затем греться в лучах славы либо одной, либо другой, а в идеале — обеих.

В первое время все складывалось по плану Евангелии. Она получала алименты от бывшего мужа ($100 в месяц, чего хватало с лихвой для хорошей жизни в Афинах), наняла учителя фортепиано для старшей дочери. С Марией, 14-летним неуверенным в себе подростком, заедающим стресс конфетами и страдающим излишним весом, матери пришлось повозиться. Она даже пошла на обман, когда привела Марию в Национальную консерваторию на прослушивание. Туда брали только с 16 лет вне зависимости от таланта. Впрочем, таланта было не занимать. Правда, поняли это уже в другой консерватории — Афинской. На прослушиваниях там на Марию обратила внимание испанская оперная дива Эльвира де Идальго. Она была настолько поражена талантом девушки, что Мария была принята на бесплатное обучение. А испанка стала ее персональной наставницей. Именно она впервые показала юной певице, что занятия музыкой не обязаны быть тяжким бременем, а способны приносить удовольствие. Она стала настоящим другом Марии. И именно она слепила из неуверенной в себе девушки оперную диву, о которой затем узнал весь мир.

Но жизнь в роскоши и лучах славы будет гораздо позже. Пока же в Грецию пришла война, оборвавшая связь с Америкой и лишившая мать возможности получать алименты. Евангелия и ее дочери оказались на грани выживания.

«Я не просто так вас рожала. Я дала вам жизнь, поэтому вы должны содержать меня»,— говорила Евангелия дочерям. На ее радость, старшая дочь удачно вышла замуж за судоходного магната, который давал какие-то деньги ее семье. От Марии проку было мало. Она бросила консерваторию: ее пытался изнасиловать один из преподавателей. Реакция матери была не той, которую обычно ждут в таком случае. «Жаль, что ему это не удалось, тогда мы заставили бы его жениться на тебе — и на этом бы все закончилось»,— заявила она.

Сама Евангелия занялась проституцией и даже пыталась продать девственность Марии оккупантам. Та противилась, чем только раздражала мать.

Но в итоге Марию спас ее талант: она обучилась итальянскому буквально за три месяца, подслушивая разговоры приходивших в дом итальянских солдат, и стала петь им в обмен на дополнительные пайки для семьи.

А затем Эльвира де Идальго устроила Марию в Афинскую оперу. Здесь началась ее карьера оперной певицы. Сначала сопровождаемая войной, но зато с первым за долгое время пусть и скромным, но стабильным источником дохода. А после ее окончания Мария отправилась обратно в США.

Отношения с матерью оборвались вместе с отъездом. «Ты знаешь, что делают артисты скромного происхождения, как только становятся богатыми? В первый же месяц они тратят первый заработок на обустройство дома своих родителей и балуют их предметами роскоши… А что ты, Мария?» — писала Евангелия несколькими годами позже своей дочери, которую никогда не хотела иметь. Дочь не отвечала на эти письма.

В поисках любви

Отправляясь в Америку, Мария была уверена в том, что ей удастся покорить Нью-Йорк. США — страна возможностей. Она перестала сомневаться в своих способностях и таланте, а первая волна славы, нахлынувшая на нее в Афинах, только подкрепляла уверенность в том, что Америка даст ее карьере новый виток.

Но на другом берегу океана ее ждало немало сюрпризов. Первый из них — ее отец. Он увидел ее имя в списке пассажиров одного из прибывающих в США лайнеров (такие списки регулярно печатались в греческих газетах Нью-Йорка) и пришел встретить дочь. После восьми лет разлуки они несколько минут простояли обнявшись, не в состоянии сдержать слез.

Великая депрессия в США осталась позади. Джордж вновь открыл свою аптеку. А его дочь наконец была дома, где ей больше ничего не угрожало. После многих лет лишений и испытаний она могла беззаботно проводить время с друзьями и отъедаться.

«Когда я вернулась в Америку, я была голодна настолько, насколько голодным может быть человек, у которого не было достаточно еды долгое-долгое время. Я ела и ела»,— вспоминала позднее Мария в одном из интервью.

Но оставаться долго без дела она не хотела. Мария стала добиваться прослушивания в Метрополитен-опере. В конце 1945 года она познакомилась с Эдвардом Барагози — местным гангстером, любителем оперы, мужем оперной певицы Луизы Казелотти. Мария спела для него. Ее голос понравился ему, но над техникой стоило еще поработать, заверил Барагози. За этим Мария отправилась к Казелотти. Она брала уроки вокала прямо в квартире Барагози. Но от попыток получить роль в Метрополитен-опере Мария отказываться не собиралась. Вслед за прослушиванием у Барагози последовало выступление перед известным итальянским оперным певцом Джованни Мартинелли. Тот также посоветовал Марии учиться дальше. За ним — Никола Москона, греческий оперный бас, блиставший некогда в Национальной опере, а ныне выступавший в Метрополитен-опере. Но и он не помог Марии.

В итоге девушка решила всего добиться сама. И постоянными звонками в оперу своей мечты она-таки добилась прослушивания. И даже получила контракт, пусть и очень скромный. Каково же было удивление управляющего оперой, когда он услышал от юной певицы, что она отказывается от предложения. Мария сочла его недостойным своего таланта.

Как нельзя кстати Барагози, с которым у Марии закрутился любовный роман, решил создать собственную оперу — в противовес Метрополитен-опере. Премьерная постановка («Турандот») должна была состояться 6 января 1947 года в Чикаго. А Мария должна была исполнить в ней главную роль. Но премьеру сначала отложили на неделю, потом еще на одну. А 27 января компания Барагози объявила о банкротстве и роспуске оперы.

Если бы не жест доброй воли Оперного театра Чикаго, который принялся спасать театральную репутацию города и организовал благотворительный показ «Турандот», карьера Марии могла бы так и не сложиться. Но она все же выступила, получив первое признание американской публики.

В то же время в Нью-Йорке оказался художественный руководитель Веронского фестиваля Джованни Дзенателло, который искал сопрано для «Джоконды». Каллас спела для него, и Дзенателло предложил восходящей звезде контракт — $60 за выступление. А ее агентом стал Барагози. Соглашение подписали июне 1947 года — и в тот же день Мария отправилась обратно в Европу.

По условиям контракта Мария должна была отдавать агенту 10% всех своих заработков и доходов. Позднее Барагози, будучи еще и любовником Каллас, подал на нее в суд, обвинив в том, что она перечислила ему не все полагавшиеся комиссионные. А для пущей убедительности пригрозил предать огласке ее любовные письма к нему, обвинив певицу еще и в попытке разрушить его брак. Так Каллас лишилась не только денег, но и иллюзий по поводу своей первой любви.

В Италию Мария приплыла на немецком грузовом судне с неожиданным для 1947 года названием Rossia и вполне ожидаемыми удобствами. В меню — только картофель и масло, в переполненных каютах — крысы.

На следующий день после прибытия в Неаполь Мария познакомилась в кафе с Джованни Баттистой Менегини, 52-летним состоятельным предпринимателем, который обожал оперу. Она передала ему свою тарелку и сказала по-итальянски: «Если вы не возражаете, я хотела бы предложить вам свою котлету». Через несколько дней она переехала в его квартиру, а он стал ее менеджером, заменив Барагози. Как в финансовых вопросах, так и в любовных.

Правда, сам Менегини никаких чувств к Марии не испытывал. Он был убежденным холостяком, а длительным отношениям предпочитал проституток. «Когда я впервые встретил ее, она была толстой, неуклюжей, одетой как собака. Настоящая цыганка. У нее не было ни цента и не было ни малейшей перспективы построить карьеру»,— вспоминал Менегини. Но Мария была не из робких. И подобно тому, как она добилась аудиенции в Нью-Йорке, столь же решительно добилась и свадьбы от Менегини. Они поженились 21 апреля 1949 года.

Но этот союз закончился для Марии так же, как и с Барагози: потерянными деньгами и разбитым сердцем. Менегини отказывался заниматься с ней любовью и заводить ребенка. При этом он с удовольствием тратил деньги, полученные Марией за выступления. Благо Каллас тогда уже была настоящей звездой. Более того, пользуясь своим положением ее агента, Менегини перевел большую часть средств Марии в швейцарские банки, а часть использовал для оплаты собственных долгов. Когда певица узнала, что он натворил, она назвала его своим «сутенером».

По словам Каллас, ее муж украл около половины заработанных ею денег. «Я была дурой, что доверяла ему»,— писала Мария в одном из своих писем.

Еще за два года до того, как брак Менегини и Каллас официально распался, Мария встретилась на балу в Вероне с судоходным магнатом Аристотелем Онассисом. Поначалу Мария сочла его совершенно непривлекательным и чрезмерно приставучим. Никакой симпатии она к нему не испытывала. Но тот даже и не думал сдаваться — настойчивые ухаживания за женщинами, которые ему приглянулись, были его коньком. В конце концов в августе 1959 года Мария согласилась отправиться в круиз на его яхте «Кристина», где была и его жена Тина, а среди гостей — Уинстон Черчилль. «Мне нравится путешествовать с Уинстоном Черчиллем,— писала Мария.— Это снимает с меня часть бремени моей популярности». Родные самого Черчилля Марию откровенно ненавидели. Особенно за то, что она позволяла себе кормить его мороженым с ложечки на глазах у всех.

Вскоре после этой поездки Онассис развелся со своей женой, а вот Каллас с Менегини не могла. Она подала заявление на раздельное жительство (развод в Италии был незаконен), но Менегини попытался добиться ее ареста за супружескую измену. Несколько месяцев спустя Мария забеременела от Онассиса, но тот посоветовал ей сделать аборт, так как Менегини все еще был ее мужем и у него были права на ее ребенка. Каллас пыталась получить развод в Америке и попросила Менегини подписать документы, но тот потребовал 50% от ее гонорара за каждую запись. Учитывая, что он только что украл половину ее состояния, позволить себе отдать ему очередную половину своих денег Мария не могла.

Каллас отказалась от аборта. В начале 1960 года у нее случился выкидыш. В 1963 году — еще один.

Мария переживала один из тяжелейших периодов своей жизни. Только проживая вместе с Онассисом, Мария узнала, насколько хищным и бездушным он был на самом деле. Красивые и настойчивые ухаживания сменились накачиванием Марии седативными препаратами, изнасилованиями, унижениями и открытыми изменами.

Она села на строжайшую диету, практически ничего не ела, чтобы только соответствовать идеальным представлениям о красоте ее мужа. На фоне происходящего она испытывала проблемы с психикой, обращалась к врачам, но те просто называли ее сумасшедшей.

А вскоре Мария узнала о романе Онассиса с актрисой Ли Радзивилл, младшей сестрой Жаклин Кеннеди. Потом начался роман Онассиса с самой Жаклин. Каллас также узнала, что он был постоянным клиентом борделя в Париже. «Лучшая девочка — та, которую ты больше никогда не увидишь»,— любил повторять магнат. В итоге он бросил Марию, а в 1968 году женился на Жаклин Кеннеди.

Осколки прежней роскоши

Совместное проживание с Онассисом пустило под откос и карьеру Марии. Ее выступления регулярно срывались. К тому же ей стал изменять ее собственный голос.

У Каллас также был диагностирован дерматомиозит — заболевание, вызывающее мышечную слабость. Это из-за него ей становилось все сложнее контролировать свой вокал и дыхание на сцене. Но она довольно быстро отказалась от лечения, потому что из-за таблеток набирала лишний вес. А ей всю жизнь твердили, насколько уродлива она, когда набирает килограммы.

После смерти Онассиса в 1975 году Каллас постепенно перестала появляться на публике. В это время она подружилась с греческой пианисткой Вассо Девеци, которая снабжала Марию мощным седативным препаратом «Мандракс». Опасен он был тем, что при его длительном употреблении организм становился невосприимчивым к препарату, а вместо успокоения и сна наступала бессонница. Длительное применение препарата на фоне бессонницы способно привести к летальному исходу, особенно при смешивании с алкоголем. О чем Мария, конечно, знала. Но для человека, который предпринял не одну попытку самоубийства, это не имело большого значения: «Я потеряла все. Кажется, мой голос пропал. У меня нет мужчины, у меня нет ребенка. Разве это не забавно?»

Последний год жизни Каллас провела в своей квартире в Париже, в одиночестве смотря телевизор, причем почти ничего не видя. Ее зрение значительно ухудшилось, а кровяное давление едва доставало до отметки 80.

16 сентября 1977 года Мария Каллас, некогда всемирно известная оперная дива, умерла в своей квартире в полном одиночестве, так и не найдя любви ни матери, ни хотя бы одного из мужчин, которых она встречала.

Кирилл Сарханянц