Максимилиана Бюссера и MB&F

MB&F — особая часовая марка. Ее создатель Максимилиан Бюссер умело поддерживает тот градус веселого творческого безумия, который позволяет выпускать часы, непохожие ни на работы соседей, ни — иногда — на часы как таковые.

Чтобы не вводить никого в заблуждение, самые удивительные экземпляры называются не «часами», а «часовыми машинами». Произведения MB&F похожи на старинные планетарии, космическую технику из «Звездных войн», глубоководные аппараты капитана Немо, но при этом они еще показывают время, доли секунды, дни и времена года.

Мне кажется, в MB&F особенно уважают того, кто придумает что-нибудь невозможное с технической точки зрения и опасное с экономической, но при этом настоит на своем, изготовит, произведет и начнет получать заказы со всех концов света.

Когда я узнал, что Макс Бюссер и его MB&F наконец-то обзавелись собственным домом, я пытался себе представить, как это выглядит. Как межпланетная база на Татуине или шапито Cirque du Soleil? Но вот я стою под деревьями на зеленом поле в живописном пригороде Женевы и не верю своим глазам: передо мной богатый швейцарский дом начала прошлого века под черепичной крышей.

О том, что все не так, как кажется, предупреждает разве что мобиль американского скульптора Энтони Хоу перед входом: наполовину дерево, наполовину турбина, вращающаяся при каждом порыве ветра.

— Еще в 2008-м я начал искать для марки дом. Мы ведь до этого ни франка не вкладывали в наши помещения, все, что могли сэкономить, шло на производство и команду. Я видел прекрасно устроенные мануфактуры и мучительно завидовал, с одной стороны, а с другой — успокаивал себя тем, что это не для нас.

— Вы знали, что именно вы ищете?

— Нам предлагали огромные помещения с подвесными потолками, вентиляцией, неоновыми лампами. Именно то, что надо, а мне не хотелось так жить, это ж можно удавиться. Меня привели в здание, которое находилось по соседству: «Идеальное производственное помещение!» И тут я увидел из окна этот старинный дом и сказал: «Мне бы лучше что-то такое...» И вместо того чтобы справедливо ответить мне «раз так, пошел вон», они посмотрели на меня с интересом и сказали: «Это вы серьезно? Можем обсудить».

Дом был построен в 1907 году для семьи промышленников. Классический буржуйский особняк с хозяйскими помещениями и этажом для слуг. Как говорит Бюссер, за последние шестьдесят лет тут не было серьезного ремонта. Состояние — соответствующее. Но Бюссеру так понравился дом, а его хозяевам так понравился Бюссер, что один решился на переезд, а другие предложили сменить крышу, которая текла последние годы.

Два года ремонта, и теперь у MB&F есть дом, где у каждого свое место, как в богатой семье былых времен. Часовщики сидят в бывшей парадной столовой за бесконечным столом, точно в «безумном чаепитии» налаживая отношения со временем. Этажом выше, в бывших спальнях, сидят конструкторы, которые грезят прекрасные грезы (хотя некоторые считают, что часы MB&F рождены ночными кошмарами). А над ними, на третьем этаже, где когда-то жили слуги, сидит Бюссер — надо полагать, в комнате няньки.

— Когда мы собирались переезжать, нас было чуть больше двадцати. А сейчас нас уже больше 50, а если бы мы захотели, мы бы набрали вчетверо больше, что бы ни говорили в Швейцарии о недостатке рабочих рук.

— Что же вас останавливает? «Часы Бюссера» — золотая валюта рынка, а лучшие профессионалы мечтают у вас работать.

— Мы выпустим в этом году 395 часов против 278, которые выпускали раньше. У нас огромная очередь на наши часы, но мы не можем взять на себя больше, чем мы можем, растянуть сроки на много лет или работать в три смены. Нет, пора снова притормозить.

Я спрашиваю у Бюссера, не стоит ли притормозить с изобретательностью. А то одна идея сменяет другую.

— Мы так устроены,— объясняет Бюссер.— Но, конечно, это безумие. Обычная марка, самая креативная, содержит 15–50 часовщиков на одного инженера. У нас девять часовщиков на семь инженеров. Наши часовщики не успевают делать то, что мы для них придумываем.

Новый дом MB&F оказался метафорой молодой швейцарской часовой промышленности, когда в старых мехах, вопреки всему, рождается новое вино. В традиционной стране, в традиционной архитектуре, под деревьями, стоящими здесь как минимум век, вырастают часы, по которым будут изучать блицкриг часового искусства.

— Этот дом и вправду похож на меня. Я уверен, что дерево сильно своими корнями — нельзя создавать вещи, смелые, инновационные, даже дикие, если ты не уважаешь прошлое.

— Как надолго вы здесь поселились?

— На сколько сможем, на сколько хватит места и терпения. Это как в семье, которая растет и ветвится от поколения к поколению. При входе на участок стоит огромный сарай. Ему лет 200. Я мечтаю и его приспособить под наши мастерские. Но мы в Женеве, и хорошо, если разрешение на реконструкцию мы получим через полтора года. Потом еще столько же займет ремонт. Зато об этом приятно думать. Красивые проекты делают меня счастливым.

Алексей Тарханов