К кому приводил оголтелый поиск врагов

85 лет назад, 17 декабря 1938 года, прокурор СССР А. Я. Вышинский направил в НКВД СССР для расследования «материалы о вредительстве в области водного хозяйства», в которых говорилось об антигосударственных деяниях первого вице-президента Академии наук  СССР Г. М. Кржижановского; причем этот друг В. И. Ленина и член правящей партии со дня ее создания сам немало сделал для возникновения критической для него ситуации; но ничуть не меньшую роль сыграли личные интересы главы советской прокуратуры.

«Собственно, не администратор»

В советское время трудно было найти человека, ничего не слышавшего о Глебе Максимилиановиче Кржижановском. Ведь с детских лет каждому рассказывали о величайшем достижении советской власти — Государственном плане электрификации России (ГОЭЛРО), благодаря которому электричество пришло в каждый дом и каждую квартиру. А этот план создавал под руководством В. И. Ленина его ближайший друг и соратник — выпускник Санкт-Петербургского технологического института, инженер и большевик Г. М. Кржижановский.

Много говорилось и о том, что этот человек был рядом с создателем советского государства едва ли не с самого начала его революционной деятельности. А сам Г. М. Кржижановский в воспоминаниях всегда подчеркивал, что с 1895 года, когда началась их совместная пропагандистская работа в кружках для петербургских рабочих, он входил в самое близкое окружение будущего вождя мирового пролетариата:

«Тот сравнительно небольшой круг людей, на долю которых выпало исключительное счастье личного общения с Владимиром Ильичом, уже давно и заранее был убежден в исключительных судьбах этого человека. Перед нами был гений, и притом гений совершенно особого рода».

Они вместе участвовали в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Вместе с В. И. Лениным Г. М. Кржижановский был и в сибирской ссылке, о чем позднее с гордостью вспоминал:

«По счастливой случайности, многие из наших питерских товарищей были назначены в ссылку в разные села Минусинского округа Енисейской губернии».

И, чтобы позаботиться о заболевшем товарище и поддержать его, В. И. Ленин из своего Шушенского приезжал к Г. М. Кржижановскому в Теснинское.

После освобождения из ссылки Г. М. Кржижановский стал активным сотрудником ленинской газеты «Искра», участвовал в подготовке организационного II съезда РСДРП и был избран на нем в ЦК партии. О степени доверия В. И. Ленина к старому товарищу свидетельствовало и то, что в самые тяжелые для большевиков дореволюционные годы, после подавления революции 1905–1906 годов, Г. М. Кржижановский был хранителем партийной кассы.

Не изменились их отношения и после революций 1917 года. Г. М. Кржижановский выполнял многочисленные поручения главы советского правительства, а в 1920 году предложил В. И. Ленину подготовить план масштабной электрификации страны, который председатель Совета народных комиссаров (СНК, Совнарком) РСФСР горячо поддержал. Мало того, у В. И. Ленина, как вспоминал Г. М. Кржижановский, вскоре возникла идея о расширении функций комиссии по ГОЭЛРО:

«Одно время он предполагал даже, что ГОЭЛРО можно непосредственно превратить в постоянную плановую комиссию при Совнаркоме».

Однако затем глава СНК РСФСР решил создать абсолютно новый орган и назначить его руководителем Г. М. Кржижановского, которому 25 февраля 1921 года писал:

«Вам надо создать в Общеплановой комиссии архитвердый президиум… чтобы организаторы и твердые… люди помогали Вам и сняли с Вас работу административную (в Цека указывалось, что Вы ведь, собственно, не администратор). Президиум, может быть, два помощника Ваши, один секретарь и т. п.

Вы должны быть "душой" дела и руководителем идейным (в особенности отшибать, отгонять нетактичных коммунистов, способных разогнать спецов)...

Ваша задача выловить, выделить, приставить к работе способных организаторов, администраторов».

И Г. М. Кржижановский возглавлял важнейший для новой власти орган — Госплан РСФСР, а затем СССР до 1930 года (с ноября 1923 по ноябрь 1925 года в качестве первого заместителя председателя).

Добавьте к этому еще и то, что он перевел на русский язык тексты популярных революционных песен, включая повсеместно исполнявшуюся в советской России «Варшавянку» («Вихри враждебные веют над нами…»). А практически в каждом выступлении напоминал о том, что ему говорил или писал В. И. Ленин. И в итоге станет понятным, почему в большевистской идеологии, очень напоминавшей адаптированное для задач текущего момента православие, Г. М. Кржижановский занимал положение своего рода апостола, которого следовало уважать и почитать. Ведь помимо нужных уверовавшим в светлое будущее слов он давал, по воле учителя, еще и свет людям.

Вот только в реальности дела с электрификацией шли не совсем так, как это представляла пропаганда.

«Как прав был старик Энгельс»

Готовя план ГОЭЛРО, Г. М. Кржижановский проявил осмотрительность и не стал включать в его проект все электростанции, о сооружении которых просили с мест. Выступая 2 октября 1921 года на VIII Всероссийском электротехническом съезде, он говорил:

«Мы… выделили из 100 станций только 27, потому что принимали во внимание теперешний развал, потому что мы отдаем себе отчет, что в такой период, какой мы переживаем сейчас, когда голод на юго-востоке является разлагающим началом, было бы странно думать о пышном расцвете нашего строительства в деле электрификации. Эта осторожность и дала нам право урезать в четыре раза предложения наших районов».

Но, как отмечали историки науки В. Л. Гвоздецкий и Е. Н. Будрейко, при реализации плана имело место «вопиющее несоответствие изложенных в программе намерений и сроков графику проводимых работ»:

«К концу 1925 г., т. е. через пять лет после одобрения VIII съездом Советов плана, были введены в строй лишь три крупных станции: Волховская ГЭС, Каширская и Шатурская ТЭС, начало проектирования и строительства которых предшествовало созданию комиссии ГОЭЛРО…

На 1 января 1929 г., т. е. на девятый год выполнения плана ГОЭЛРО, ситуация выглядела следующим образом: из тридцати запланированных станций четыре частично были введены в эксплуатацию: "Красный Октябрь" (бывшая "Уткина Заводь"), Каширская, Кизеловская ГРЭС, Егоршинская ГЭС; число не введенных станций составляло двенадцать: Ивановская, Ижевская, Саратовская, Сталинградская, Краснодарская, Грозненская, Алтайская, Кузнецкая, Штеровская, Челябинская ГРЭС, Нижне-Свирская, Днепровская ГЭС. Несостоявшихся энергообъектов было двенадцать: Верхне-Свирская ГЭС, Кашпурская, Белгородская ГРЭС, Терская, Кубанская ГЭС, Епифанская, Свияжская, Белокалитвинская, Лисичанская, Гришинская ГРЭС, Туркестанская, Чусовская ГЭС. И только две генерации были введены на запланированную мощность в срок: Волховская ГЭС и Шатурская ГРЭС. Сложившаяся ситуация вызывала у руководства страны замешательство и тревогу. Следствием этого стало включение в первый пятилетний план полностью или частично нереализованных наработок комиссии ГОЭЛРО, иными словами — "растворение" программы электрификации в первом пятилетнем плане».

Для выполнения этой расширенной на десять электростанций программы были брошены необходимые силы и средства, что позволило не только выполнить, но и перевыполнить план. Однако подобная ситуация наблюдалась не только в электроэнергетике, но и в других отраслях. И власть должна была объяснить народу, почему выполнение данных громогласно, с высоких трибун обещаний настолько затянулось. Рассказывать о неквалифицированном руководстве, головотяпстве, бесхозяйственности, дополнивших естественные в период послевоенного восстановления проблемы, было как-то не с руки.

Происки внешних и внутренних врагов с пропагандистской точки зрения выглядели гораздо лучше.

13 апреля 1928 года генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин, выступая на собрании актива московской организации ВКП(б), говорил:

«Раньше он, международный капитал, думал опрокинуть Советскую власть в порядке прямой военной интервенции. Попытка не удалась. Теперь он старается и будет стараться впредь ослабить нашу хозяйственную мощь путем невидной, не всегда заметной, но довольно внушительной экономической интервенции, организуя вредительство, подготовляя всякие "кризисы" в тех или иных отраслях промышленности и облегчая тем самым возможность будущей военной интервенции».

Тему вредительства подхватили многие советские руководители, включая Г. М. Кржижановского. Выступая 30 ноября 1929 года на Второй сессии Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР, он сказал:

«Мы воочию убедились, как прав был старик Энгельс, который предсказывал, что как только пролетариат развернет свою огромную революционную преобразовательную работу, так ему немедленно изменят те, кого он называл "кислым творогом интеллигенции", одна измена последует за другой так же, как это было при развитии французской революции».

Мало того, он объявил вредителями, всех, кто не желал участвовать в разворачивавшихся политических кампаниях:

«Я бы сказал, что сейчас мы вошли в такой период хозяйственного строительства, когда состояние политической безмятежности в хозяйственной работе, аполитичности в хозяйственных делах, состояние хозяйственного болота — есть вредительство».

А в изданной в 1930 году гигантским тиражом в 500 тыс. экземпляров брошюре «Вредительство как оно есть» Г. М. Кржижановский доказывал, что вредительство в среде технической интеллигенции страны нарастает:

«Приходится констатировать, что при наличии бешеных темпов консолидации вредительских элементов противоположный процесс — доподлинная и глубокая советизация лояльного инженерства — происходит недостаточно интенсивно».

К тому времени с непростым процессом советизации людей дореволюционной закалки он был знаком не понаслышке. В январе 1928 года Политбюро ЦК ВКП(б) решило повысить лояльность Академии наук (АН) СССР, и созданная комиссия предложила начать с внедрения в состав академиков коммунистов, сочувствующих партии, и тех ученых, которые не демонстрировали антисоветских настроений. В числе первых кандидатов в академики был утвержден решением Политбюро от 23 марта 1928 года и Г. М. Кржижановский.

Его кандидатура, в отличие от некоторых других кандидатов-коммунистов, не вызвала резкого отторжения у академиков, и 12 января 1929 года он был избран действительным членом АН СССР. А уже 15 апреля 1929 года Политбюро решило:

«Выставить новую кандидатуру в вице-президенты Академии Наук в лице т. Кржижановского».

В новой ипостаси Г. М. Кржижановский действовал осторожней и в случае необходимости говорил о крупных недостатках в деятельности того или иного подразделения АН СССР, избегая употреблять слово «вредительство». Сам он, казалось бы, благодаря высокому положению в партийной и государственной иерархии и многочисленным революционным заслугам был гарантирован от подобных обвинений. Но так только казалось.

«Поставить проблему на обсуждение»

После «освежения» состава АН СССР, появления в ней коммунистического ядра и изменения в нужном власти направлении ее устава Совнарком потребовал от академиков и академических институтов советизации не на словах, а на деле. Правительство настаивало на том, чтобы они сосредоточились на исследованиях, помогающих росту промышленности и сельского хозяйства, причем получать нужные результаты предписывалось ударными темпами. Для выполнения этой задачи от ученых в числе прочего требовали, чтобы они с должным вниманием относились к новаторским предложениям студентов, аспирантов, молодых специалистов и изобретателей из народа.

Заниматься лично потоком таких инициатив Г. М. Кржижановский не имел никакой возможности. Он был членом ЦК ВКП(б) и регулярно готовил документы и проекты решений по вопросам, касающимся АН СССР, и участвовал в заседаниях Политбюро и других парторганов. У него хватало обязанностей в качестве первого вице-президента академии, члена бесчисленных академических комиссий и директора созданного им в 1930 году Энергетического института АН СССР. Помимо того после освобождения от должности председателя Госплана СССР он оставался заместителем председателя, затем был назначен председателем Главэлектро Наркомата тяжелой промышленности, потом стал председателем Комитета по высшему техническому образованию и заместителем наркома просвещения РСФСР.

Так что грозившее ему опасностью предложение молодых ученых до него, по всей видимости, в 1934 году просто не дошло.

Именно тогда был закрыт Всесоюзный научно-исследовательский институт энергетики и электрификации, а часть его сотрудников была переведена в Энергетический институт АН СССР. В их числе была группа по гидроэнергетическим ресурсам, которую возглавлял молодой ученый Т. Л. Золотарев, в прежнем институте участвовавший в подготовке раздела гидроэнергетических ресурсов «Атласа энергоресурсов СССР». И на новом месте у группы возникла идея подойти к проблеме водных ресурсов глобально, в масштабах всего СССР.

Вопрос для народного хозяйства в целом, безусловно, был актуальным. Но для составления более или менее точного описания всех рек, озер, болот и подземных вод СССР требовались гигантские силы и средства. К тому же эта задача не соответствовала профилю Энергетического института, имевшего иной круг работ. Так что в ноябре 1934 года предложение Т. Л. Золотарева и его группы «этому Институту АН заняться водно-хозяйственной проблемой в СССР было отклонено».

Но группа энтузиастов не собиралась сдаваться.

В 1935 году инженер Д. Бровер (в документах его называли учеником Т. Л. Золотарева) обратился за помощью в Совет по изучению производительных сил (СОПС) при АН СССР и там, как и требовало правительство, приступили к изучению поступившего предложения молодых специалистов, о чем в опубликованном в следующем году отчете говорилось:

«Бюро экономических исследований Совета по изучению производительных сил СССР при Академии Наук СССР, которому в процессе работы по изучению природных ресурсов приходилось не раз встречаться с малой изученностью вопросов водоснабжения, созвало в сентябре 1935 г. информационное совещание с представителями ведомств. На этом совещании было констатировано отставание на участке использования водных ресурсов, как в научном, так и в организационно-плановом отношении… В связи с этим Бюро решило поставить эту важнейшую народнохозяйственную проблему на обсуждение Экономического совещания, заседания которого и состоялись 22 и 26 декабря 1935 г.».

На совещании представители всех ведомств говорили о важности проблемы. Так, представитель Госплана СССР проф. Н. М. Ушаков, как сообщалось в отчете, рассказывал о затруднениях, вызываемых недостаточным количеством или качеством воды:

«В некоторых городах положение с водоснабжением особенно тяжелое. Таково, например, положение в Иванове, где текстильные предприятия имеют брак из-за неудовлетворительного качества воды».

Упоминалось в отчете растущее потребление воды для войсковых нужд:

«Моторизация и механизация Красной Армии требует колоссального количества доброкачественной воды. Важность водоснабжения для обороны страны особых разъяснений не требует».

А также железнодорожного транспорта:

«Докладчик по вопросу о транспортном водоснабжении проф. Фальковский, в связи с технической реконструкцией, переоборудованием и повышением интенсивности эксплуатации транспорта, поставил вопрос о необходимости реконструкции всего старого водоснабжения».

О настоятельной необходимости решения водно-хозяйственной проблемы говорили представители Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина, тяжелой промышленности и водного транспорта. А об итогах совещания в справке Прокуратуры СССР, составленной для ее главы А. Я. Вышинского, говорилось:

«По инициативе т. БРОВЕРА было созвано первое совещание по вопросу водно-хозяйственной проблемы с участием академиков, представителей наркоматов, Госплана и институтов. Совещание признало целесообразным создание при СОПС Бюро по водным ресурсам. Обращение совещания по этому вопросу в Президиум Академии Наук было отклонено».

И дело начало принимать совсем другой оборот.

«Стараются дезориентировать ЦК ВКП(б)»

Реакция руководителей АН СССР на обращение президиума СОПС была вполне понятной и объяснимой. Проблема с изучением водных ресурсов действительно и уже давно назрела, но представители ведомств на совещании в СОПС фактически переложили ее решение на Академию наук. Причем о выделении средств, необходимых для выполнения гигантского объема экспедиционных работ и обработки их результатов, ничего внятно не говорилось.

Кроме того, комплекс задач значительно превосходил по объему ГОЭЛРО, а о том, как шла работа по созданию и осуществлению плана электрификации, академикам и тем более Г. М. Кржижановскому напоминать было не нужно. Не стоило упоминать и о том, в чем будут обвинены руководители АН СССР, если нужные партии и правительству конкретные результаты не будут получены в самые кратчайшие сроки. Слова «вредительство», «вредители» и «враги народа», что называется, не переставали витать в воздухе.

Но и оппоненты академиков не сидели сложа руки.

«В апреле 1936 года,— говорилось в справке Прокуратуры СССР,— в Энергогруппе АН образуется бригада по гидроэнергетике, которая на совещании в Отделении Технических Наук АН предлагает план, охватывающий все вопросы водного хозяйства.

Это предложение было отклонено, но фактическая работа продолжала осуществляться Золотаревым и Бровером».

Давление ведомств и группы энтузиастов на Президиум АН СССР продолжалось, и его члены попытались ускользнуть от принятия на себя груза ответственности чисто бюрократическим способом:

«Наконец,— рассказывалось в справке,— в июле 1936 года образовано постановлением Президиума Академии Наук Бюро по водным ресурсам, но ввиду того, что в течение долгого времени постановление Президиума АН от 19 июня не реализовывалось на протяжении 1936 и 1937 г.г., перед Вице-Президентом Академии Г. М. Кржижановским и перед Президиумом Академии Наук неоднократно целым рядом докладных записок ЗОЛОТАРЕВЫМ и БРОВЕРОМ ставился вопрос о необходимости изучения проблемы воды в Академии Наук. Однако эти докладные записки движения не получили».

Противостояние, как следовало из того же документа, продолжилось и в 1937 году:

«В мае мес. 1937 г. в Отделении Технических Наук АН СССР состоялось созванное по инициативе Бровера и Золотарева двухдневное совещание по вопросам всего комплекса водного хозяйства. На этом совещании участвовало (так в тексте.— "История") 143 представителя 120-ти организаций.

Несмотря на приглашение, ни один из академиков, и в том числе акад. Кржижановский, специально приглашенный на совещание, не явился.

На основе постановления этого совещания и собранных материалов Бровером и Золотаревым была составлена сводная работа "Материалы к научному обоснованию плана водного хозяйства СССР в 3-м пятилетии"».

Президиум АН СССР никак не отреагировал на очередную попытку сделать академию ответственной за выполнение гигантской задачи. И события начали развиваться в духе разворачивавшихся в стране массовых репрессий.

«В июне 1937 г.,— напоминали А. Я. Вышинскому авторы справки,— на ваше имя была представлена докладная записка Бровера о результатах изучения состояния водного хозяйства СССР. Тов. БРОВЕР заявлял тогда, что отдельные работники Госплана и Академии Наук, "используя доверие ответственных людей стараются и в третьей пятилетке дезориентировать ЦК ВКП(б) и СНК СССР в вопросах водного хозяйства", в частности заявлял, что разработку этой проблемы тормозит акад. Кржижановский. БРОВЕР привел целый ряд фактов, иллюстрирующих неправильное выполнение директив Партии и Правительства в области водного хозяйства и указал на наличие вредительства в этой области и его результаты.

В частности: что до сих пор имеет место искусственное истощение, загрязнение и заражение важнейших водоемов и водостоков страны; что реконструкция водных артерий, водного кадастра осуществляется неправильно; имеет место потопление и засорение огромных площадей, недоучет фактора здравоохранения при осуществлении гидротехнических сооружений Союза, что приводит к заражению местности малярией.

В результате были заражены сооружения Рыбинской и Угличской установок.

Реконструкция на Каме была начата не с верхней установки, которая переброской воды Печоры отчасти решила бы вопрос водного баланса Каспия, а со средней Пермской, которая этого не обеспечивает; неправильно был выбран Ярославский створ, что вызвало убытки около 40 млн. рублей; ряд шлюзов (Свирь, ББК, Перервинский) имеет несогласованные размеры, что не позволяет рационально организовать транспорт; подземные воды, особенно ценные и наиболее мощные, защищенные от неприятельских нападений, эксплуатируются хищнически; не поставлено исследование болот, которых в Союзе около 2 млн. квадр. километров».

Вмешательство в конфликт прокурора СССР и персональные обвинения Г. М. Кржижановского в причастности к обману руководства страны угрожали первому вице-президенту АН СССР более чем серьезными неприятностями. Поддержка теории о расширяющемся и всепроникающем вредительстве аукнулась ему самому.

«Факты, сигнализирующие о ненормальностях»

Однако приведенные в справке примеры проблем в водном хозяйстве не имели прямого отношения к Г. М. Кржижановскому. И потому в июле 1937 года А. Я. Вышинский решил ограничиться сообщением об обвинениях главе советского правительства и прокурорским запросом в АН СССР:

«27 июля,— напоминала ему справка,— Вы сообщили тов. В. М. Молотову специальной докладной запиской о фактах, сообщаемых Бровером, и выразили мнение о необходимости поручить специальную проверку вопросов, поставленных Бровером, правительственной комиссии. До этого, по Вашему поручению, перед работниками Академии Наук, в частности МОТОРИНЫМ, поставлен вопрос о скорейшем рассмотрении работы Бровера и Золотарева».

Отказывать прокурору СССР, одно имя которого тогда внушало советским людям страх, в АН СССР не стали.

«23 июля 1937 года,— говорилось в том же документе,— Президиум АН, рассмотрев исследования, констатировал "большую ценность и значимость для народного хозяйства СССР работы… проведенной бригадой Золотарева и Бровера". Президиум Академии создал водохозяйственную комиссию для продолжения этой важной работы в составе академика Комарова (президент АН СССР.— "История") — председателя и заместителя его — акад. Кржижановского и ряда других научных работников. Президиум Академии установил месячный срок для предоставления выводов по этому исследованию в директивные органы».

Но время шло, а никаких выводов прокуратура не получала. И в справке констатировалось:

«Водохозяйственная комиссия, фактически возглавляемая академиком Кржижановским, в течение года ничего не сделала и своих выводов не представила».

Терпение прокурора СССР иссякло гораздо раньше. Действия академика Г. М. Кржижановского выглядели как вызов ему и подрывали его авторитет. И 10 декабря 1937 года А. Я. Вышинский направил в НКВД СССР материалы о водно-хозяйственном вредительстве для расследования. Однако на жизни и работе первого вице-президента АН СССР это никак не отразилось.

Это уже было настоящим ударом по репутации прокурора СССР. Существовало и еще одно немаловажное обстоятельство, вызывавшее у А. Я. Вышинского обостренный интерес к делу. В 1937 году врагов народа обнаружили в Институте государственного права АН СССР и после арестов его директором назначили главу советской прокуратуры.

Директор академического института мог и, как правило, должен был быть членом академии. Вот только выборы членов-корреспондентов и действительных членов АН СССР и прежде, и позднее оказывались непростым делом. И бывало, что все участники тайного голосования поздравляли высокопоставленного товарища с избранием, а результат оказывался совершенно противоположным.

А в истории с водно-хозяйственной проблемой все выглядело так, будто руководство АН СССР ни в грош не ставит прокурора СССР.

И ему во что бы то ни стало нужно было настоять на своем, чтобы академики во время выборов приняли нужное ему решение.

«26 января 1938 г.,— напоминала А. Я. Вышинскому составленная для него справка,— Вы обратились с письмом к Президенту Академии Наук тов. Комарову с просьбой выслать Вам материалы и исследования Бровера и Золотарева, содержащие конкретные факты, сигнализирующие о ненормальностях в области водного хозяйства, в интересах ликвидации этих ненормальностей. 7 февраля акад. Комаров сообщил, что им дано указание секретариату комиссии (МОТОРИНУ) о подготовке и посылке Вам требуемого материала».

Но никаких материалов так и не пришло, и прокурор СССР, как констатировалось в справке, сделал следующий ход:

«По Вашему поручению Прокурором тов. Саниным на месте — в Академии наук — 23 июня 1938 г. была произведена проверка хода реализации постановления Президиума Академии Наук от 23 июля 1937 г. Проверкой установлено, что, несмотря на то, что Академия Наук получила целый ряд в подавляющем своем положительных отзывов заинтересованных наркоматов и научных учреждений, эти отзывы никем не обобщались и лежат без движения.

Также ничего не сделано для выполнения Вашего предложения».

Через четыре дня после проверки, 27 июня 1938 года, А. Я. Вышинский сообщил о результатах этой прокурорской проверки В. М. Молотову и на этот раз добился, как подтверждала справка, нужного ему правительственного решения:

«21 июля СНК СССР предложил Президенту Академии Наук СССР тов. Комарову в кратчайший срок представить в СНК СССР выводы о работе бригады, руководимой проф. Золотаревым».

Но Г. М. Кржижановский парировал и этот удар. В АН СССР была создана комиссия «для проверки заявления Бровера». Но не дожидаясь окончания ее работы, первый вице-президент академии отправил в Совнарком и А. Я. Вышинскому объяснения по поводу объективных причин задержки материалов и отрицательные отзывы авторитетных ученых и научных учреждений об обсуждаемых материалах.

Историю можно было бы считать оконченной. Но у прокурора СССР появился неожиданный союзник.

«Хочет резко изменить Президиум»

В. И. Веселовский, как говорилось в его биографии, был «по направлению ЦК ВКП(б) после ареста академика Н. П. Горбунова и упразднения должности непременного секретаря АН СССР назначен секретарем Президиума АН СССР с 26.XII.1937 г.». И именно ему направил следующий свой запрос о водно-хозяйственном вредительстве А. Я. Вышинский.

«На Ваш запрос,— констатировалось в справке Прокуратуры СССР,— секретарь Президиума Акад. Наук Веселовский утверждал, что… акад. Кржижановский не только не способствовал проведению водно-хозяйственных работ в Академии, но с помощью своих работников — Моторина и Кикодзе, беспринципно выполнявших его указания, не давал хода уже выполненной работе по научному обоснованию водохозяйственной проблемы. Кржижановский пытался дискредитировать эту работу. Веселовский квалифицировал поведение Кржижановского как антигосударственное».

Практически одновременно начались нападки на Г. М. Кржижановского и со стороны молодых академических коммунистов. В Ленинском районном комитете ВКП(б) Москвы впервые в истории состоялось совещание коммунистов-научных работников АН СССР, в отчете о котором в газете «Правда» говорилось:

«Единодушной и резкой критике была подвергнута на собрании деятельность коммунистов — членов президиума Академии наук. Вице-президент тов. Г. М. Кржижановский не счел нужным явиться на районное собрание коммунистов—научных работников. А речь шла и о нем. Именно тов. Кржижановский должен был объединить коммунистов—научных работников, возглавить их, повести против заскорузлых традиций в науке, отдающих кастовостью.

А в действительности тов. Кржижановский и многие другие коммунисты в руководстве Академии наук не ведут борьбы с представителями кастовой, консервативной науки».

Г. М. Кржижановского обвиняли в том, что он не поддерживает молодых ученых, пытающихся изгнать из институтов старорежимных академиков, а также выступает за фундаментальные исследования и против прогрессивных, с точки зрения молодежи, прикладных разработок, настаивая на том, что неистовая погоня за быстрыми результатами убивает науку.

Тучи над вице-президентом АН СССР стали сгущаться. Осенью 1938 года, правда, началось сворачивание массовых репрессий. Но А. Я. Вышинский продолжал собирать компромат на Г. М. Кржижановского и 4 декабря 1938 года направил очередной доклад В. М. Молотову, где была кратко изложена история водно-хозяйственного вопроса. А 17 декабря вновь отправил в НКВД СССР «материалы о вредительстве в области водного хозяйства для расследования».

Жесткий нажим прокурора СССР возымел действие, и авторы подготовленной для него справки не без удовольствия констатировали:

«Имеющиеся в распоряжении Прокуратуры СССР материалы комиссии акад. Губкина, постановление Президиума Академии Наук по докладу последнего и письмо президента АН акад. Комарова подтверждают огромное народно-хозяйственное и оборонное значение, поставленных "Исследованием", и что акад. Кржижановский фактически тормозил разработку этой проблемы».

Это означало, что Г. М. Кржижановскому, по сути, вынесен обвинительный приговор. И чувствовал он себя не самым лучшим образом. 23 января 1939 года академик АН СССР В. И. Вернадский записал в дневнике:

«В воскресенье был у Кржижановского. Он какой-то странный: не смотрит в глаза».

А 22 февраля после разговора с президентом АН СССР он констатировал:

«Правительство хочет резко изменить Президиум — удалить Кржижановского».

Но 26 февраля 1939 года страна отмечала 70-летие вдовы В. И. Ленина — Н. К. Крупской. И к удивлению всех недругов Г. М. Кржижановского, в печати появились его обширные, теплые воспоминания о давней и тесной дружбе и с ней, и с вождем мирового пролетариата. И всем стало понятным, что никакого ареста и дела академика не будет.

А. Я. Вышинский, судя по всему, не сдавался и отправил собранные на Г. М. Кржижановского материалы в ЦК ВКП(б). И 19 марта 1939 года Политбюро назначило комиссию для рассмотрения этих документов. Но в итоге Г. М. Кржижановский только лишился всех постов, кроме директорского в Энергетическом институте АН СССР.

А прокурор СССР был избран действительным членом АН СССР, причем минуя звание члена-корреспондента.

Вот только это достижение стало для него своего рода утешительным призом.

31 мая 1939 года он был освобожден от обязанностей прокурора СССР и назначен заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР. С формальной точки зрения это было повышением в должности. Но в реальности, как рассказывали знавшие его тогда люди, политический вес А. Я. Вышинского значительно снизился, и он как-то сник.

Ничего удивительного в этом не было. Начиная борьбу против Г. М. Кржижановского, он недооценил один немаловажный фактор. Ему никогда бы не удалось отправить академика за решетку не только потому, что тот был другом В. И. Ленина. Имевший значительное влияние в партии заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), от мнения которого во многом зависела судьба каждого коммуниста-руководителя, Г. М. Маленков был женат на племяннице Г. М. Кржижановского. И арест академика как минимум не лучшим образом отразился бы на его блестящей карьере.

Особое отношение к дяде жены Г. М. Маленков продемонстрировал после смерти И. В. Сталина, когда стал председателем Совета министров СССР. Тогда, как утверждают, единственный раз в советской истории один человек получил первый по значимости орден страны — орден Ленина — дважды меньше чем за месяц — 19 сентября и 9 октября 1953 года.

А. Я. Вышинский как-то позабыл, что популярные в ту пору слова «Блат сильнее Совнаркома» в России не поговорка, а аксиома. Причем, остающаяся таковой всегда, несмотря ни на какие перемены в названиях государства и его руководящих органов.

Евгений Жирнов