Как Ханна Шигулла победила прошлое, не прощаясь с ним

25 декабря отметит свое 80-летие Ханна Шигулла, актриса кино и театра, певица, главная звезда и лицо кинематографа Райнера Вернера Фассбиндера. Вместе с Фассбиндером она очень рано и стремительно достигла головокружительного успеха — а после его смерти в одночасье оказалась перед необходимостью создавать себе совсем новую, незапланированную жизнь. Бывшие триумфы легко могли превратиться в проклятье, но не превратились. Ханна Шигулла оказалась сильнее своей славы и умнее своего успеха — поэтому сегодня они принадлежат ей, а не наоборот.

Текст: Ольга Федянина

Нет, в шестидесятые и семидесятые они не были похожи на людей, которые когда-то отметят свое 80-летие. Они — клан, та группа людей вокруг Райнера Вернера Фассбиндера, которая сложилась в 1966–1967 годах и просуществовала до 10 июня 1982 года, то есть до того дня, когда их вожака и гуру нашли мертвым. Фассбиндеру было 37, выглядел он на твердые 60, смерть наступила от передоза всем, чем можно было передознуться. В таком конце была «своя система» — 16 лет клан жил в состоянии перманентного эксцесса, потери чувства физического времени и реальности. Только в условиях этой длящейся одержимости можно было произвести те 40 с лишним фильмов, которые составляют фильмографию Райнера Вернера Фассбиндера и остаются по сей день платиновым фондом послевоенного мирового кинематографа.

Женская часть клана состояла из четырех постоянных фигур — Ханна Шигулла, Маргит Карстенсен, Ингрид Кавен, Ирм Херман — и не очень многочисленных эпизодических и приглашенных. Шигулла была в этом квартете, что называется, главнее других.

С Фассбиндером они познакомились в частной актерской школе, сам РВФ продержался там два года, а Шигулла — несколько недель. Через пару лет, вернувшись как-то вечером домой, она нашла на входной двери записку: «Сыграешь Антигону? Премьера через два дня» — уже тогда смесь провокации и соблазна была его стихией (это, кстати, была даже не его постановка, он лишь ассистировал своему будущему бессменному композитору Пееру Рабену). Она сыграла. Тогда же раз и навсегда определилась роль Шигуллы. Роль — не в конкретном, а в самом общем смысле этого слова — как место в художественной системе Фассбиндера.

Бросающееся в глаза, выставленное напоказ свойство этой художественной системы — ее максимально агрессивная антибуржуазность. Все буржуазное — нормальное, живущее по укладу и по средствам, по закону и по приказу — было для РВФ фашистским по дефолту, вызывало ярость и тоску. И еще — панику. Это была паника молодого нонконформиста, аутсайдера, который в любой момент может стать дичью для своры — семейной, рабочей, уличной. Но, помимо этого, совсем не так демонстративно это была еще и паника молодого нонконформиста, который вынужденно распознает в самом себе черты принадлежности к той же самой своре.

Кого бы ни играла Ханна Шигулла у Фассбиндера, она играла проекцию этой тоски и этой паники. Немецкую мечту и немецкий кошмар. Белокожую, голубоглазую бестию, в которой одновременно живет бес шестидесятых и бес гораздо более древний и опасный.

В ранних фильмах иногда даже сложно сказать, в чем, собственно, заключается ее особенное место в сюжете,— просто блондинка, идущая под руку с героем по городской улице. Но в этом качестве она в фильмах РВФ обязательна и незаменима — с ее «постельным» ленивым взглядом, с ее почти сонной чувственностью, с беззаботно выставленными напоказ из-под мини-юбки очень голыми ногами. И с ощущением какой-то спрятанной силы, способности к молниеносному и беспощадному жесту, поступку.

Шигулла у Фассбиндера — всегда и Лолита, и Брунгильда одновременно.

И ее главные международные триумфы, Лили Марлен и Мария Браун,— это два триумфа воли: воли к самоотречению и воли к жизни. Оба рождены из глубоко национальной, мифологической материи, столь же захватывающей, сколь и внушающей ужас.

Конечно, все они грезили Голливудом. Однако РВФ инстинктивно чуял, что своеобразная мощь его фильмов как раз в том, что они остаются немецким косплеем, сохраняя ту дистанцию, на которой Голливуд — мечта, а не производственная реальность. Недаром и в самом Голливуде он так почитал Дугласа Сирка, чьи мелодрамы почти пародийно воплощали «фабрику грез». Фассбиндер знал свое место в истории кино — место гениального европейского провинциала, Шигулла шла строго тем же курсом: косплей — да, перевоплощение — нет. Она была страшно похожа на голливудских пин-ап-див, но именно «похожа» — с мысленными кавычками, с брехтовским V-эффектом. Рожденные в 1943-м и 1945-м, оба были детьми капитуляции, и от этой капитуляции они не отрекались, они были в некотором смысле ее голосом. Попытка безоговорочно влиться в ряды победителей означала бы отказ от этого своего голоса.

Унизительное «знать свое место» — на самом деле выдающийся талант и секрет успеха: если перенести ударение на «знать».

Шигулла знала — и знает — свое место как никто.

Свидетельство тому — те сорок с лишним лет, прошедшие после того самого 10 июня 1982 года, когда клан в одночасье превратился в сообщество сирот-наследников. И когда, кроме практической борьбы за наследие, память, права, прокат и все прочее, нужно было заходить на какой-то никому не ведомый второй круг. Плана на игру «после» — ни вместе, ни врозь — у них не было. Кстати, большая часть клана оказалась, против всех ожиданий, вполне жизнеспособной и профессионально состоятельной.

Второй круг Ханны Шигуллы оказался парадоксальным. Она сделала то, что было бы невыносимо почти для любого человека в похожем случае.

Шигулла не стала предъявлять миру кино новую себя, отныне свободную и независимую. Никакого «выйти из тени великих», никакого «начать заново». Ханна Шигулла взяла своего Райнера Вернера Фассбиндера в следующую жизнь, не стараясь стряхнуть с себя ни его влияние, ни его славу. Заведомо согласившись на то, что интерес к ней — это для начала интерес к нему. Что практически любой разговор с журналистом отныне и во веки веков будет начинаться и заканчиваться вопросами о нем,— она, действительно, по-прежнему в состоянии посвятить часовое интервью рассказу о своих отношениях с РВФ и их совместной работе: всегда живо и интересно, всегда с живописными деталями, никогда — с равнодушием или раздражением. Она продолжила много и успешно сниматься у средних, хороших, прекрасных и выдающихся режиссеров: от Годара до Вайды, от Сколы до Сокурова и Акина — так же заведомо соглашаясь на то, что нужна им не (только) она сама, но и тот миф, тот ореол, который создал ей Фассбиндер.

И что повторения того успеха и той одержимости больше не случится. Что признание теперь будет выражаться в чинных государственных наградах и обобщенных фестивальных призах «за заслуги», а под этими заслугами всегда будут подразумеваться в первую очередь те. Что главным ее самостоятельным достижением станет создание камерных программ шансона — например, на стихи Брехта,— программ, действительно, очень талантливых и умных, продолжающих лучшие традиции европейского кабаре. И еще — репутация доброжелательной, профессиональной, надежной и абсолютно порядочной коллеги. Хорошего человека.

Сегодня такое может сойти разве что за успешную маркетинговую стратегию, но для Ханны Шигуллы это было просто очень естественное движение, развитие таланта — не актерского, а человеческого. Живого таланта, который не позволяет великому прошлому уничтожить длящееся настоящее, сколько бы оно ни длилось — хоть 40, хоть 80, хоть 120 лет.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram