Что снижало доходы наивыгоднейшей отрасли российской промышленности

180 лет назад, в 1844 году, император Николай I в дополнение к уже принятым мерам по развитию льняной промышленности приказал, чтобы впредь для изготовления его белья употреблялось только русское льняное полотно, что предвещало значительное увеличение закупок этого отечественного товара Министерством императорского двора и уделов; вскоре были одобрены и другие способы стимулирования развития льняной отрасли — от награждения добившихся наибольших успехов землевладельцев и крестьян до предоставления специальных льгот тем, кто создаст оборудованные по последнему слову техники фабрики. Однако гладко все было только на бумаге.

«Стараются портить»

В XIX веке русский лен безошибочно узнавался иностранными оптовиками по специфическому запаху, который он приобретал во время допотопной обработки.

Собранные с поля растения крестьяне замачивали на несколько дней в воде (в лужах, ямах, прудах, озерах, речках — у кого что было под рукой). Затем раскладывали их на лугах, где они вылеживались несколько недель. Такой лен назывался моченцем.

Признаками дурно вымоченного льна были также странные цвета льняных волокон.

Экономист А. И. Бутовский сообщал об этом в 1845 году:

«Существование в торговле льнов серых, красно-бурых, красно-желтых или так называемой лисицы может объясниться лишь тем, что часто лен мочат в ямах, худо очищенных, или просто на земле под грязью».

В местностях, где не было возможности мочить лен, его, выдернув из земли, сначала развешивали для провяливания, а потом расстилали на низких влажных лугах, где он изо дня в день смачивался росой. Такой лен называли стланцем или сланцем.

«Много теряет лен в своем качестве при описанном способе его обделки как мокрым, так и сухим способом, но большему, так сказать, страданию его подвергают в дальнейшей обработке,— писал секретарь Псковского статистического комитета И. И. Василев.— Первое — это сушка… На овин насаживается льну столько же, как и ржи, и затем рано утром начинают топить печь, коптить и сушить лен до самой полуночи. При этом крестьяне находят, что чем суше лен, тем легче ломится и отделяется легче от волокна кострика (жесткая часть стебля.— "История"), и поэтому стараются топить овины очень жарко.

На самом же деле такой способ сушки и составляет существенный вред качеству льна.

Пересушенное волокно лишено той маслянистости, которая особенно ценится в торговле и на фабриках… Это самое и служит одною из главных причин низких цен на наш лен за границею. Прежде всего при описанном способе сушки лен от дыма чернеет и приобретает тот запах, который в заграничной торговле известен под именем "русского духа"».

В Европе лен не подвергали таким «страданиям». Его просто подсушивали на солнце или в просторных сараях, так как внешняя оболочка, окружавшая волокно, у него была намного нежнее. Это достигалось тем, что лен сеялся в два раза гуще, чем в России, и вырастал тоньше и длиннее; убирался с поля более молодым, недоспевшим — ради нежности стебля в жертву приносилось семя. Русские крестьяне не могли отказаться от льняного семени, потому что из него делали масло, которое употреблялось и в пищу, и в хозяйстве. В итоге лен вырастал с трудно отделяемой кострикой, для удаления которой требовалось множество манипуляций.

«Со льном так обращаются,— писал И. И. Василев,— как будто бы у всех существует намеренное враждебное отношение к этому продукту; как будто с какой-то злости стараются портить тот материал, из которого, при тщательном уходе и рациональной обработке, приготовляются вещи дороже, чем на вес золота».

В Бельгии с десятины получали льна почти вдвое больше по количеству и втрое больше по ценности, чем в Псковской губернии. В Ирландии десятина льна приносила 264 руб., а на Псковщине в самый лучший год — 150 руб.

Значительная часть европейского льна была высшего сорта, продававшегося по очень высоким ценам. Из него делали тончайшее полотно и драгоценные кружева. Но в огромных количествах жителям Европы и Америки были необходимы ткани средних и низких сортов. Так что без русского сырья заграничная льняная прядильно-ткацкая промышленность обойтись не могла, и на протяжении XIX века вывоз льна из России возрастал от десятилетия к десятилетию. Если в 1800-е годы его продавалось за рубеж по 1 457 661 пуду в год, в 1860-е — по 6 441 703 пуда, то к концу века ежегодный экспорт льна достиг 13 748 000 пудов.

«Не выдерживает соперничества»

Главным потребителем русского льна являлась Англия — страна, где в начале 1820-х годов были изобретены машины для механического льнопрядения и льноткачества, которые долгое время под страхом смертной казни запрещалось вывозить. В 1836 году в Англии работали 352 завода для механического прядения льна и 120 тыс. ткацких станков, что позволило резко увеличить и удешевить производство льняных пряжи и полотна. В Пруссии, Австрии и Франции, вместе взятых, в начале 1840-х годов существовало лишь 17 фабрик для машинного льнопрядения.

В итоге английские льняные ткани серьезно потеснили на зарубежных рынках продукцию из других стран. Пострадала прежде всего Россия, которая в конце XVIII — начале XIX века была лидером по экспорту грубых льняных тканей, употреблявшихся на изготовление парусов, мешков, дешевого белья и одежды.

Пятая часть доходов от русской внешней торговли приходилась до 1841 года на лен и изделия из него.

Вывоз грубых тканей к 1844 году сократился вдвое, при этом цена на них упала на 22–50%.

А спроса внутри страны почти не было, так как крестьяне-льноводы своими домашними тканями и пряжей обеспечивали не только себя, но и всех небогатых соотечественников. Кроме того, почти в каждой помещичьей усадьбе на ручных станках изготовлялось полотно среднего качества.

В Калужской губернии число фабрик сократилось с 17 в 1832 году до 4 к концу 1840-х. Размер производства там упал в 25 раз. Пострадали и полотняные фабрики в Серпуховском уезде Московской губернии.

В конкуренцию с льняными тканями в 1830-е годы вступили хлопчатобумажные. Изготовление пряжи из заморского сырья и тканье были гораздо проще.

И тысячи крестьян, не выращивавших лен, а занимавшихся только ткачеством, быстро изменили туземному продукту и перешли на хлопок.

А потребители бумажных тканей ценили не только их дешевизну, но и красоту.

«Ткачество бумажных изделий видимо усиливается и скоро станет вытеснять промышленность и ткачество льняных,— сообщал помещик Тверской губернии, полковник в отставке, писатель Д. П. Шелехов в 1842 году, обозрев деревни Московской и Владимирской губерний.— Пестрота, цветистость ситцев прельщают взор и привлекают покупателей. Простонародье полюбило ситцы. У нас до сих пор льняная ткань не выдерживает соперничества по дешевизне с ситцами, то есть с бумажною тканью. У нас обыкновенно окрашивается только грубая льняная ткань, толстая холстина в крашенину на сарафаны и в набойку на крестьянские мужские рубахи и на простые женские платки. Тонких полотен, которые могли бы поспорить с ситцами по доброте, узору и живости красок, у нас не красят на платье».

«Для белья Его Величества»

Правительство и сам император Николай I решили прийти на помощь отечественной льняной промышленности. Было решено ввести в сельскохозяйственных школах обучение более совершенным приемам льнообработки; начать знакомить крестьян с металлическими гребнями и самопрялками (широко использовавшимися в Европе в течение всего XVIII века); побуждать устроителей механических льнопрядилен и фабрик выпускать тонкие полотна.

Еще в 1830 году в Лифляндии при поддержке Министерства финансов несколько помещиков пригласили фламандских специалистов для введения в своих хозяйствах фламандского способа возделывания и обработки льна.

И вскоре добились больших успехов — англичане охотно покупали их волокно по высоким ценам.

«В 1835 году некоторые из сих фламандцев были присланы из Лифляндии в Ярославскую губернию и водворили в ней тот же способ возделывания и обделки льна; к сожалению, однако же, не было успеха в распространении оного»,— сообщал позже передовой сельский хозяин, коллежский асессор Е. С. Карнович, в чьем ярославском имении Пятницкая Гора и происходил этот эксперимент.

В 1837 году по Высочайшему повелению Карновичу была выдана беспроцентная ссуда на 15 лет (30 тыс. руб. ассигнациями) для устройства в Ярославской губернии, близ села Великого, европейской белильни. Работу налаживали два специалиста, выписанные из Билефельда, получая в течение пяти лет жалованье от казны.

Наконец, для демонстрации внимания различных министерств к нуждам крестьян-льноводов было решено в 1844 году устроить сельскохозяйственную выставку в селе Великом, где за лучшие продукты из льна были вручены денежные премии.

Но в историю Ярославского края, да и всей льняной промышленности России эта выставка вошла благодаря другому событию.

«По ходатайству господина Министра Государственных Имуществ,— вспоминал Е. С. Карнович в 1851 году,— Высочайше было повелено, для Двора Его Величества, в поощрение производителей полотна, купить его на значительную сумму, что и исполнено. Вследствие покупки полотна в 1844 году последовало Высочайшее соизволение, чтобы впредь для белья Его Величества употребляемо было русское полотно».

Полотна было приобретено на 2300 руб. серебром. У ткачихи села Великого Екатерины Маковкиной, получившей первую премию, ткань купили по 7,5 руб. серебром за аршин, а у ее односельчанки Елизаветы Засовиной, получившей вторую премию,— по 6 руб. серебром.

В том же 1844 году была создана комиссия для исследования льняной промышленности во всех губерниях, где она значительно развита.

В 1846 году некоторые члены этой комиссии отправились за границу изучать постановку льняного дела в Европе.

К 1848 году был выработан ряд мер для развития, улучшения и поощрения в России льняной и полотняной промышленности, одобренных императором.

Главные из них гласили:

«Те лица, кои первые заведут в России льнопрядильни, получают право торговли по 1-ой гильдии без платежа податей в течение 10 лет; сверх того, безвозмездно получают в казенных дачах место для устройства льнопрядильни и лес, нужный для построек».

Желательно, рекомендовала комиссия, устроить школы прядения, ткачества и ежегодно раздавать премии за лучший лен, пряжу и полотна.

«Они недолго боролись»

«Вследствие указаний на выгодность учреждения у нас льнопрядилен и надежды на покровительственную систему,— сообщалось в записке Московского биржевого комитета в 1864 году,— пять предприимчивых деятелей пустились на это предприятие, а именно: гг. Люрс в Вологодской губернии, Хлудов в Рязанской, Ригин и Усачев в окрестностях Москвы и Мертваго в самой Москве. Но едва они успели устроиться, а некоторые еще не пустили в ход свои заведения, как состоялся тариф 1850 года, в котором особенно понижены были пошлины на полотна и льняные изделия. Несмотря на то, все эти фабрики попытались бороться с постигавшей их катастрофой; но они недолго боролись.

Люрс разорился первым, и заведение, им устроенное, перешло в руки г. Грибанова, большого капиталиста, а затем остальные четыре фабрики постепенно закрылись».

Некоторые из них возродились во время Крымской войны (1853–1856) благодаря выросшим потребностям армии в холстах и полотнах. В деревнях, специализировавшихся на ткачестве, распространились станы-самолеты с двумя челноками, для которых предпочтительнее была машинная пряжа.

Новым подарком российской льняной промышленности стала Гражданская война в Америке (1861–1865), из-за которой возник хлопковый кризис и спрос на льняные пряжу и ткани значительно вырос. К середине 1860-х годов в России успешно работали 11 льнопрядильных фабрик, где крутилось 69 тыс. веретен.

Большинство этих предприятий выпускали пряжу «низких и средних номеров», то есть грубую, так как почти весь лен по-прежнему подготавливался для них крестьянами. Показательная история случилась в Пскове в 1865 году. И. И. Василев писал:

«Одним из значительных льноторговцев был устроен завод, на котором лен, снятый с полей, мялся и отрепывался при помощи паровой машины. Владелец завода рассчитывал, что можно будет у крестьян или покупать льняную солому, или же крестьянам за дешевую плату обделывать ее на заводе…

Но опыт этот не удался, потому что крестьяне продавать или возить на завод соломы не стали.

Причина понятная — крестьяне во льне ценят то, что они дома у себя имеют постоянную работу; а если они лен будут возить для обделки на завод, то хотя лен обойдется им несравненно дешевле, если оценивать употребляемый ими труд на обделку льна по нормальной таксе, но у них останется много времени незанятого, и потому предпочитают лен обрабатывать у себя дома».

Помещики же, продолжал И. И. Василев, почти совсем отказались от земледелия, продав свои земли или отдав их в аренду тем же крестьянам. Так что надежды промышленников на культурное льноводство в помещичьих хозяйствах не сбылись. Несколько таких образцовых экономий в Костромской, Псковской, Ярославской губерниях заявили о себе лишь в середине 1870-х годов.

«Медленное усовершенствование достоинства льна как предмета сельского хозяйства и есть главный и существенный недостаток нашей льнопромышленности,— подчеркивалось в записке Московского биржевого комитета.— Английские экономические общества давно осознали необходимость улучшения льна, употребляли всевозможные средства для развития этой промышленности и достигли замечательных результатов. Их лен, подвергаясь механической обработке лучшими машинами, дает полотна, которые по своему достоинству и дешевизне конкурируют со всеми прочими европейскими полотнами и не боятся конкуренции тканей хлопчатобумажных».

«Бросают веретено»

Россия же еще долгие годы оставалась прежде всего поставщиком сырья. Три пятых всего получавшегося Европой льна были русским. Внешняя торговля льном-сырцом ежегодно приносила стране в 1870-е годы 50 млн руб. Но можно было получать вдвое больше. О том, сколько денег терялось от плохой обработки льна, рассказал в 1876 году в докладе Вольному экономическому обществу инженер-технолог К. К. Вебер. По его словам, скупленный на русских рынках лен попадал в руки германских, голландских и ирландских фирм, которые подвергали его тщательной сортировке. Часто из одной партии льна получалось до 60 сортов, отличавшихся цветом, длиной и нежностью.

«По окончании сортировки,— сообщал Вебер,— волокно упаковывается по сортам и рассылается в английские, французские и австрийские прядильни, из которых каждая приобретает требуемые сорта, уплачивая за волокно не по 50 рублей, как оно покупается в России, а по 100 и 120 рублей за берковец (10 пудов, или 163,8 кг.— "История")…

Мы непременно должны озаботиться, чтобы добываемое у нас льняное волокно отличалось высокими качествами, для того чтобы мы сами могли воспользоваться теми барышами, которые доставляет в настоящее время хорошо обработанное волокно иностранным фирмам и фабрикам.

Требование заграничных рынков заключается в том, чтобы лен был хорошо обработан и надлежащим образом отсортирован».

Но многие специалисты трезво заявляли, что качество русского волокна еще долго не изменится, так как всецело зависит от повышения образовательного уровня народа, ведь льноводство в стране существует почти исключительно как отрасль крестьянского хозяйства.

И подводя торгово-промышленные итоги XIX века, экономист и публицист С. О. Гулишамбаров писал о том, что, хотя господствующее положение на всемирном льняном рынке занимает Россия, не она диктует цены потребителям и за последнее десятилетие цены на русский лен постоянно падали, понизившись к концу века на 6%.

Однако возделывание льна в России не уменьшалось, так как во многих нечерноземных местностях страны только выращивание этой культуры позволяло крестьянам добывать средства для покупки недостающего хлеба и уплаты многочисленных налогов и податей.

Но уменьшилось употребление льняных тканей в крестьянских семьях.

«Появление на рынке непрочных, зато дешевых хлопчатобумажных тканей понизило цену холста,— писал в 1891 году доктор политической экономии профессор И. И. Иванюков,— в то же время усиленный запрос на льняное волокно для больших полотняных фабрик Ярославской и Костромской губерний, а также для заграничных рынков поднял цены на лен (на внутреннем рынке.— "История") до того, что домашнее приготовление холста стало делом крайне невыгодным… Многие крестьянки, если только имеют возможность заняться в течение зимы чем-нибудь более выгодным, бросают веретено, лен-сырец продают, белье же для себя и для семьи шьют из миткаля и ситца».

Но статистики полагали, что в конце XIX века домашним прядением и ткачеством льна в России все еще были заняты не менее 6 млн человек. К 1910 году в России было 36 льнопрядильных и 47 ткацких фабрик.

Но на них и в тысячах крестьянских изб перерабатывалась лишь четвертая часть выращенного в стране льна.

А три четверти продавалось за границу. Так что повышение качества льна оставалось актуальной проблемой.

Департамент земледелия Главного управления землеустройства и земледелия честно признавался в 1913 году:

«В программу деятельности Департамента земледелия всегда входило содействие развитию льноводства, но благодаря ограниченности средств, отпускавшихся в прежние годы в распоряжение Департамента, это содействие ограничивалось весьма узкими рамками и было мало заметно населению льноводных русских губерний».

Для 11 губерний были учреждены должности специалистов по льнообработке. В помощь им подготовили инструкторов, в обязанности которых входило наблюдать за льноочистительными пунктами, руководить работами мялок, розданных крестьянским семьям, устраивать практические курсы по обработке волокна. Было открыто пять льнодельных станций, где льноводы знакомились с правильной мочкой и сортировкой льна.

Но через год случилось то, чего всегда опасались те из экономистов, кто ратовал не за увеличение экспорта льна, а за увеличение его переработки внутри страны: в связи с начавшейся мировой войной закрылись западные границы — миллионам пудов льна грозило полное обесценивание.

Отчасти положение облегчил плохой урожай.

«К счастью, однако,— писал в 1914 году один из организаторов и руководителей Центрального товарищества льноводов, доцент Московского сельскохозяйственного института А. В. Чаянов,— благодаря широкой деятельности кооперативов и содействию, оказанному земствами и Государственным банком, удалось задержать значительную часть продуктов в руках их производителей (а не скупщиков.— "История")».

В годы войны посевы льна пришлось сокращать. И если в 1913 году его было собрано 27 млн пудов, то в 1917-м — лишь 12 млн. Но отечественным фабрикам этот лен был не нужен, поскольку они еще не успели переработать запасы прежних лет.

После Октябрьской революции «под влиянием разных сложных обстоятельств», как писали советские экономисты, происходило сокращение внутрифабричного потребления льна в стране и падение интереса крестьянства к льноводству. И позже эту отрасль хозяйства пришлось восстанавливать практически с нуля.

Светлана Кузнецова