Замглавы Минэкономики Владимир Ильичев — об изменении внешнеторговой политики РФ

Замминистра экономики Владимир Ильичев в интервью “Ъ” подвел итоги адаптации российской внешней торговли к новой реальности и рассказал о поиске новых рынков сбыта продукции и изменении инструментов защиты внутреннего рынка на фоне ограничения импортных поставок.

— Как складывается ситуация с российским экспортом?

— В экономике происходит переориентация, это известный факт — после того как рынки «большой семерки» для нас закрылись, наши предприятия достаточно эффективно нашли для себя новые. Ключевые теперь — это рынки Китая, Индии, Ближнего Востока, стран Юго-Восточной Азии, неплохо развивается экспорт в Латинскую Америку. С «дружественными» странами товарооборот в прошлом году вырос на 15% год к году, в том числе экспорт — на 9% год к году, импорт же растет даже быстрее — на 26%.

— За счет Китая?

— Китай сегодня основной торговый партнер как для экспорта, так и для импорта. Причем партнер, с которым у нас практически равновесный баланс торговли — то есть сколько продаем, столько и покупаем. Нам хочется более «сложного» наполнения, особенно нашего экспорта — чтобы было больше промышленных и продовольственных товаров, другой готовой продукции с высокой добавленной стоимостью. Постепенно активными становятся и поставщики из ряда других стран, это и Турция, и Индия. Растет импорт из Юго-Восточной Азии. Диверсифицированная структура для нас более стабильна, более безопасна в текущей ситуации, хотя мы видим, что по ряду товаров поставки сохраняются и из Европы, США и из других стран. Однозначно для нас крайне важен растущий рынок ЕАЭС.

Не скажу, что ситуация простая — переориентация связана с тем, что нам необходимо осваивать новые рынки, выстраивать новые логистические маршруты, нам необходимо понимать, каким образом осуществляются платежи с учетом всех событий, связанных с санкциями. Но тем не менее, на наш взгляд, мы идем постепенно к гораздо более диверсифицированной структуре.

— Но китайский рынок довольно закрытый и очень конкурентный.

— Он скорее очень конкурентный и очень специфический с точки зрения присутствия компаний, защиты прав на торговые знаки, на интеллектуальную собственность. Можно прийти на рынок и достаточно быстро увидеть аналогичный товар у местных производителей. Но тем не менее это интересный, большой рынок, благосостояние китайского населения растет, и оно заинтересовано в новых продуктах. Здесь мы видим спрос в первую очередь на российское продовольствие — он существенно выше, чем прогнозировали. Это большая ниша. Российское продовольствие воспринимается как экологически чистое, это дает конкурентное преимущество. В Китае особенно популярны наши сладости, мороженое, молоко, соки, морепродукты, мед, мука и т. д.

— В чем изменилась ваша работа по защите российского рынка? Количество запросов от бизнеса выросло?

— Это всегда вопрос баланса — у нас есть очень много желающих получить такую защиту, чтобы расти выше. Но мы живем в условиях открытого рынка — у нас есть определенный уровень тарифной защиты, наш евразийский таможенный тариф, его средний взвешенный уровень сравнительно невелик (3,5–4,5%). В целом, на наш взгляд, в этой защите необходимо всегда соблюдать баланс, особенно в текущей ситуации.

Раньше, скажем три года назад, рассматривая защитные меры, мы видели много альтернатив — отдельным поставщикам всегда легко можно было найти замену. Для нас важно, чтобы и российский производитель чувствовал себя замечательно, и товар был на рынке. В то же время мы всегда смотрим, есть ли какие-то инвестиционные проекты или старые производства, и оцениваем, будут ли эти производства конкурентными на рынке. Пути есть разные — например, антидемпинговые пошлины. Они вводятся по итогам расследований и предназначены для защиты от демпинговых поставок (то есть поставок на наш рынок по ценам ниже, чем этот же товар продается на рынке экспортера). Это сложный инструмент, но шесть-семь мер в год Евразийской экономической комиссией вводятся. Мы планируем продолжить работу по отстаиванию права российских производителей на защиту от недобросовестной конкуренции. Основной вопрос в том, что очень много интересантов — пять стран, а структура экономики у нас разная, поэтому зачастую и интересы российских компаний отличаются. Тем не менее мы активно занимаемся усовершенствованием законодательства Евразийского союза в сфере мер защиты рынка, с тем чтобы меры вводились оперативнее, а защита от недобросовестной конкуренции стала более эффективной. Пока вопросов много — это длительная процедура, а компаниям всегда хочется, чтобы они быстро получили решение.

— В отношении китайских компаний такие расследования инициируются?

— Страновой признак не является приоритетным при проведении защитных расследований. Они инициируются против тех экспортеров, которые, используя методы недобросовестной конкуренции, наносят или угрожают нанести ущерб отечественным производителям. Евразийской экономической комиссией также введены антидемпинговые меры в отношении поставок из Европейского союза, Индии, Узбекистана, Китая и других стран. Таким образом, китайские компании не являются отдельным специфическим субъектом таких расследований.

Но есть и другие инструменты, которые помогают российским компаниям присутствовать на рынке,— такой эффект имеют те пошлины, которые мы применяем как «контрсанкции».

— Эти меры Россия не должна согласовывать со странами «пятерки» и может применять самостоятельно?

— Да, эти меры не требуют согласования. Не скажу, что примеров таких расследований много, но они есть, этот инструмент мы запустили в прошлом году. Мы подходим к нему аккуратно. По отдельным товарам он начал работать и давать неплохие результаты. Мы пытаемся сделать так, чтобы этот инструмент был сбалансированным, не по всей номенклатуре поставок из «недружественных» стран — на внутреннем рынке есть разные интересы.

— Как вы оцениваете уровень конкуренции для применения защитных мер?

— У нас есть определенная методология с весами, которая как бы определяет результат — желательный или нежелательный для нас. Мы можем, к примеру, применять пошлину не с запретительного уровня, а с уровня, который окажет влияние на рынок и изменит баланс в сторону российских производителей, и так, чтобы это изменение было постепенным, а положительных изменений было больше, чем отрицательных.

Понятно, что для того, чтобы создать новое производство в России, нужно иметь защиту. Мы смотрим по отраслям (и зарубежные партнеры наши в аналогичных ситуациях ведут себя так же, на самом деле, никогда про то, что их отрасли для них важнее и роднее, не забывают), пытаемся найти общее понимание и, чтобы все это было сбалансировано, ищем компромиссные варианты, но с ориентиром на выгоды нашего рынка.

— Помимо Китая какие рынки вы считаете перспективными?

— В прошлом году мы подписали полноценное соглашение о свободной торговле с Ираном, это большой рынок — 88,6 млн человек. Устранение тарифных пиков на рынке Ирана на промышленные товары — в том числе электроаппаратуру, металлургическую продукцию, кузова для легковых автомобилей, химическую продукцию, а также сельскохозяйственную продукцию — овощи, фрукты, кондитерские изделия позволит не только нарастить российский экспорт, но и диверсифицировать источники поставок. В ближайшем будущем, надеюсь, мы завершим переговоры с Египтом. Сейчас также ведем переговоры о создании зоны свободной торговли с ОАЭ и Индонезией. Индонезия занимает четвертое место в мире по емкости рынка (275,5 млн человек). Рынок ОАЭ, несмотря на его скромную емкость (9,4 млн человек), очень интересный и премиальный. Смотрим также и на другие направления — прежде всего страны Африки. Эти страны очень заинтересованы в ряде российских товаров, но там еще предстоит решить вопросы логистики.

Помимо стран ЕАЭС есть и страны СНГ — Азербайджан, Узбекистан, там очень высокие показатели роста. Отдельное направление для проникновения на эти рынки — это обновление инвестиционных соглашений, соглашений по защите капиталовложений. Эта работа ведется при непосредственной поддержке и участии первого вице-премьера России Андрея Белоусова и вице-премьера Алексея Оверчука. В этих странах сложно просто торговать, необходимо присутствие через инвестиционные проекты, а инвестклимат и судебная защита, которые наши компании получают, далеко не всегда их удовлетворяют. Исходим из того, что без создания какой-то эффективной системы споров и защиты инвестиций будет сложно российским компаниям активно продвигаться на этот рынок.

Со странами АСЕАН у нас интересная ситуация: растет торговля с Сингапуром, Лаосом, Камбоджей, постепенно восстанавливается торговля с Вьетнамом. Обсуждаем совместные проекты с Мьянмой, для наших компаний это будет вполне интересно. Также пытаемся мотивировать российские компании активнее выходить на рынки Латинской Америки — это Бразилия, Куба. С Бразилией сейчас торгуем небольшим количеством товаров — это удобрения, нефтепродукты, сюда возим сельхозпродукцию, очевидно, ассортимент можно и нужно расширять.

— Сегодня открывается министерская конференция ВТО, как российская сторона оценивает роль организации?

— Для нас ВТО — это система, которая живет, несмотря на все сложности. Даже в условиях, когда нормы ВТО между нами и странами G7 по факту не применяются, общая правовая рамка с другими странами, в том числе с «дружественными», для нас работает, в том числе — в двусторонних соглашениях. Например, мы использовали концепции, выработанные в рамках ВТО, в соглашении с Ираном — в регуляторике этой страны не было многих необходимых вещей.

На министерской конференции, как ожидается, будет принят ряд документов. Есть некоторые совместные инициативы, в том числе по инвестициям. Но есть основные проблемы, которые «висят» в рамках организации уже годами. США продолжают блокировать разрешение споров. Разговоры о реформе механизмов разрешения споров идут очень активно, мы в них участвуем, но пока результат в обозримом будущем не виден. Ведем активную работу со странами-партнерами для продвижения наших интересов. Позицию о необходимости восстановления работы Апелляционного органа поддерживают больше 100 из 164 членов ВТО.

— Насколько климатическое регулирование будет влиять на торговую политику?

— Мы активно сейчас обсуждаем с теми странами, с которыми у нас продолжаются конструктивные отношения, в первую очередь со странами БРИКС, то, каким образом использовать это регулирование, как обеспечить совместимость в системах наших стран. Чтобы эти меры служили сокращению выбросов, но не использовались как «зеленый протекционизм». Это обсуждение идет, но достаточно небыстро. На таких площадках, как COP, мы доносим свою мысль о том, что движение по климатическому треку должно учитывать особенности стран. Жесткие требования по декарбонизации, по отказу от ископаемого топлива и форсированному переходу на ВИЭ (возобновляемые источники энергии.— «Ъ») ставит под вопрос развитие многих стран. При внедрении климатического регулирования, особенно с трансграничными эффектами на развивающиеся страны, развитые страны не должны навязывать единый рецепт способа борьбы с изменением климата и не должны перекладывать бремя ответственности за глобальное потепление на своих партнеров. Кроме того, любые изменения в плане климата должны происходить поэтапно, постепенно. Нам нужно выработать глобальное решение, которое бы учитывало национальные особенности всех стран и их право на развитие. Будем пытаться на платформе БРИКС разрабатывать такие глобальные решения и предлагать их для обсуждения остальным.

— Как вы оцениваете перспективы такого признания?

— Процесс идет непросто, потому что все страны создают свои национальные системы. Для того чтобы сблизить наши подходы к климатическому регулированию и проводить максимально эффективную климатическую политику, запустили в БРИКС Контактную группу по климату и устойчивому развитию. В рамках повестки 2024 года будем обсуждать инструменты углеродного ценообразования, подходы к расчету углеродного следа продукции, вопросы методологии, валидации и верификации климатических проектов. Ожидаем, что выработка общих подходов по этим вопросам предотвратит создание «зеленых» торговых барьеров между нашими странами, а также придаст импульс трансграничной торговле углеродными единицами от климатических проектов на пространстве БРИКС.

В целом наша позиция по климату носит научно обоснованный характер благодаря реализации важнейшего инновационного проекта государственного значения «Мониторинг климатически активных веществ», разработанного при поддержке правительства России и премьер-министра Михаила Мишустина.

— Сейчас пересматриваются меры поддержки российского экспорта. Какие изменения необходимы?

— Инициированный президентом нацпроект «Международная кооперация и экспорт» со сроком до конца 2024 года адаптируется под новую реальность — нам нужно решать ряд новых вопросов, в первую очередь инфраструктуры торговли. Необходимо поддерживать наши предприятия для их продвижения на новые рынки, так что это смена не столько инструментов, сколько страновых ориентиров, перенаправление усилий. Это касается и выставочной деятельности, и страхования, и кредитной поддержки. ЭКСАР (Российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций.— «Ъ») сейчас будет смотреть, как адаптировать страновые лимиты (это максимальный совокупный лимит ответственности (риска), который ЭКСАР готово взять на страну) к новой ситуации. Есть «новые» страны, для которых их надо увеличивать, понимая, что государство должно частично разделить риски бизнеса по выходу на эти новые рынки. Сразу все проблемы решить невозможно, но мы будем действовать постепенно и стараться и дальше помогать компаниям.

Интервью взяла Татьяна Едовина