Мещанин, приготовившийся к крупной афере, старательно приводит жилье в идеологически корректный вид, спешно заменяя иконы и старомодные портреты на коммунистически правильную художественную продукцию:

«Маклецов: Я вчера на Смоленском Карла Маркса присмотрел: что твой бог Саваоф. Товарища-то Ленина купила?

Наст. Фом.: Ну, купила. Да заместо Ленина двух Луначарских завернули. Да и Луначарских в продаже подходящих тоже нет: сказывают, все вышли. Отобрала, было, кой-какого: Луначарский не Луначарский, совсем на Франца Меринга похожий… А Троцкий тот вовсе какой-то причесанный пошел, и одежа штатская.

Маклецов: А ты что? Или войны опять захотела? А Луначарский нам во всех видах хорош. Я Ивана Кронштадтского со стены сыму, а его, батюшку, на это место повешу. Я через него, можно сказать нашего заступника, в комплекцию вошел. Сымай Ивана Кронштадтского.

Наст. Фом.: Ой, что ты? Чай, грех.

Маклецов: Разговаривать с вами. Сымай. А товарища Троцкого над фортепьяном, на место Бонапарта. Убирай Бонапарта к чертям… Головотяпская публика, империалисты-черти. До сих пор не можете изжить ваших буржуазных предрассудков. Нет у вас никакой абсолютно концентрации идей.

Наст. Фом.: Ну, начитался спозаранку "Известий" Стеклова. А товарища Каменева-то куда?

Маклецов: Нешто на место Писемского?

Наст. Фом.: Ишь ты, ишь ты. Да чем Писемский-то вредит? Он, чай, писатель.

Маклецов: Мало, что писатель, да во Всерабисе, может, не зарегистрирован. А товарищу Ленину оставь место… Ну, кажись по всей партийной мобилизации развесили… теперь комар носа не подточит… поглядеть приятно: советская квартира».

А вот целое стихотворение о страшном и загадочном, на злобу дня, так сказать:

«У меня обида в горле / И свирепое лицо. / "Мещанин"! Чего не вперли / В это гибкое словцо! / Скажем, N. Живет в квартире / Без клопов и без гитар, / Не обедает в трактире / (Несварение, катарр) / Не ругнется "по мамашке" / (Потому что есть семья), / Носит чистые рубашки / (Потому что не свинья); / Иногда не прочь пролеткой / Заменить трескучий трам / И, о ужас, крепкой щеткой / Чистит зубы по утрам! / И молва готова славить: / "N.— ужасный мещанин! / (Честь имеем вас поздравить / Со днем ваших именин!) / Носит титул коммуниста, / Занимает видный пост, / А в квартире очень чисто / И — в манжетиках, прохвост!" / Или М.: "Огонь девчонка! / Невозможно устоять! / И короткая юбчонка, / И острижена на ять, / И сложение стальное, / И — на Ленинском пути, / И иное остальное — / Дальше некуда идти! / Ну и что же? Близок локоть, / А зубами   извини: / Не дает себя похлопать, / То есть даже ни-ни-ни! / Просвещали — ни на атом! / Даже ухом не ведет. / Ну, а если, скажем, матом — / Покраснеет и уйдет… / Разве ж это комсомолка? / Обмещанилась к чертям!" / И, глядишь, пошли уж толки / И молва плетет узор, / Что "такие комсомолки / Не несчастье, а позор!" / … / И купаясь в этом сале / Низкопробных глупых фраз, / О великом о Лассале / Вспоминаю каждый раз. / До сих пор его огни нам / Ярко светят через мрак. / Этот — не был мещанином, / А носил, простите, фрак!»