Чем способствуют поражению страны-союзницы

85 лет назад, 15 марта 1939 года в 3 часа 55 минут, президент Чехословакии Эмиль Гаха подписал в Берлине декларацию, в которой говорилось, что он «передает в руки вождя немецкого государства судьбу чехословацкого народа и страны»; на протяжении многих лет после этого в СССР обвиняли в ликвидации Чехословакии Францию и Великобританию, а на Западе призывали не забывать о роли Кремля в этом крахе; понять, что же происходило на самом деле (к примеру, как содействовала Германии позиция британских профсоюзов), помогают рассекреченные в последние годы документы.

«Без единого выстрела»

«Нацеленные заранее немецкие войска в 9.00 15.3 заняли уже Прагу, Ольмюц, Пильзен с заводами Шкода, несколько позднее Брюн, Иглау. Все крепости и города сдавались чехами без единого выстрела. 16.3 в основном оккупация была закончена»,— докладывал в Москву 17 марта 1939 года помощник советского военного атташе в Берлине полковник А. В. Герасимов.

Представить себе что-либо подобное немногим более года ранее, скажем, в январе или феврале 1938 года, современники не могли даже в самом страшном сне. Советское руководство тогда имело полученные из многих источников и надежно подтвержденные данные о том, что чехословацкая армия в военное время должна увеличить свою численность до 1–1,5 млн человек. Учитывая, что Германия к тому времени имела только 35 сформированных дивизий и, по расчетам Генерального штаба РККА, даже после полной мобилизации могла направить против Чехословацкой Республики (ЧСР) 26 пехотных, одну кавалерийскую и одну механизированную дивизии, численное превосходство было на стороне чехословацких войск.

Кроме того, как утверждало командование чехословацкой армии, хитроумно устроенные оборонительные сооружения были способны остановить и надолго задержать продвижение даже равных по численности соединений вермахта.

Германские спецслужбы, правда, относились к таким оценкам скептически.

Так, в докладе, подготовленном 1-м главным управлением Службы безопасности рейхсфюрера СС (СД) 25 февраля 1938 года, упоминались результаты недавних крупных войсковых учений чехословацкой армии:

«Следует напомнить об одних чешских маневрах, на которых армия в условиях применения всех видов вооружения и предположительного наступления с запада сдала первую укрепленную линию обороны Карлсбад—Лаун—Аусиг и после ряда оборонительных боев отступила к Богемско-Моравской возвышенности».

А после критического разбора учений в Генеральном штабе чехословацкой армии участники совещания пришли к выводу, что при текущем положении дел столицу страны Прагу удержать не удастся. Но после подведения этого не самого приятного итога министр обороны ЧСР настоял на увеличении военного бюджета на 1938 год. И аналитики СД констатировали:

«Со времени своего создания ЧСР большими усилиями и с большим количеством жертв создала современную армию, над дальнейшем совершенствованием которой проводится упорная работа. Высокоразвитая чешская промышленность, в особенности военная промышленность, будет гарантом успехов чешской армии в деле превращения ее во все более качественный и отлично вооруженный военный инструмент».

Нужно отметить и еще одну важнейшую деталь.

Чехословацкая армия не собиралась сражаться с вермахтом в одиночку.

Ведь, согласно действовавшим договорам о взаимопомощи, в случае нападения на ЧСР в войну на ее стороне должна была вступить Франция, а вслед за тем и СССР. При этом в схеме стратегического развертывания РККА, составленной 24 марта 1938 года, говорилось:

«Для ведения операций на Западе назначаются:

124 стрелковых дивизий…

16 кавалерийских дивизий,

26 танковых бригад, всего танков 10 255,

5867 самолетов (вместе с морской авиацией)».

Только эти войска, по расчетам, на тот момент превосходили по своей численности германскую армию военного времени почти на треть и по вооружениям почти вдвое, и это без учета чехословацкой и французской армий. А о необходимости поддержать военные усилия французов в случае нападения на ЧСР говорили и в Лондоне. Так что теоретически у Германии не оставалось абсолютно никаких шансов на победу.

Но вместо сокрушительного разгрома вермахта произошла капитуляция Чехословакии и ее ликвидация. Поневоле возникали вопросы: что пошло не так и когда?

«Всеобщий страх перед войной»

В Берлине считали, что первоосновой конфликтной ситуации в Европе стало изменение границ после поражения Германии и Австро-Венгрии в Первой мировой войны. Так, в докладе аналитиков СД говорилось:

«К востоку от немецкой границы после мировой войны бывшие государства были поделены на крайне малые образования. Основанием для этого послужили не "принцип национальностей" или "право народов на самоопределение", а в первую очередь стремление сдерживать Германию посредством несамостоятельных, уступчивых сателлитов французской политики…

Одним из самых своеобразных государств этого типа является образование "Чехословакия"».

Дополнительным взрывоопасным фактором оказалось то, что на месте многонациональной «лоскутной империи» — Австро-Венгрии образовались новые, не менее «лоскутные» государства. Чехи, например, оказались национальным меньшинством в Австрии, а немцы, венгры и поляки — в Чехословакии. И в результате нацисты на пути к власти регулярно использовали в своей пропаганде тезис о том, что немцы на отторгнутых у Германии землях находятся в положении изгоев. А обещания устранить вся тяготы и ограничения, навязанные немцам победителями, в том числе территориальные, и снова создать Германскую империю — «Третий рейх» — во многом помогли Адольфу Гитлеру 30 января 1933 года стать рейхсканцлером Германии.

В образованных после мировой войны странах отнеслись со всей серьезностью к реваншистским обещаниям вождя нацистов, начавшего борьбу за снятие с Германии ограничений по размеру армии и вооружениям. Ведь, согласно Локарнским договорам 1925 года, окончательными и международно признанными считались только западные границы Германии. И все ее восточные соседи приступили к поиску наилучшего способа защиты.

Польские руководители, например, начали искать пути к расширению сотрудничества с новыми германскими властями.

Причем настолько тесного, что вскоре в Генштабе РККА Польшу уже считали военным союзником Германии.

Чехословакия, как отмечалось в том же докладе аналитиков СД, пошла другим путем:

«В политическом, да и в военном отношении Франция стояла у колыбели ЧСР. Естественным последствием является то, что чехи пытались укрепить положение своего государства путем теснейшего политического и военного сближения с Францией и ее союзниками».

Но проблема заключалась в том, что во Франции, где была еще слишком свежа память о потерях в мировую войну, как докладывали из Парижа советские дипломаты, царили «всеобщий страх перед войной и глубоко внедрившееся в стране нежелание воевать». На этом фоне руководители ЧСР уже в феврале 1933 года начали искать способы для улучшения отношений с СССР. О Кремле как потенциальном союзнике против Германии задумались и французские политики.

«31 октября 1933 года,— писал народный комиссар по иностранным делам СССР М. М. Литвинов,— в беседе со мной в Париже тогдашний министр иностранных дел Поль-Бонкур подчеркнул необходимость для СССР и Франции подумать о контрмерах в связи с вооружением и подготовкой Германии к войне, при чем он упомянул в этой связи о соглашении о взаимной помощи, как дополнению к пакту о ненападении.

Поль-Бонкур полагал тогда, что время не терпит, что выработка форм взаимной помощи или другого вида помощи должна измеряться неделями».

В то время главным противником СССР считалась Япония, и заключение соглашения с Францией о ненападении позволяло в какой-то степени снизить вероятность войны на два фронта: на Дальнем Востоке и на западной границе. Но оставался еще один немаловажный противник — Польша, сближение которой с Германией вызывало серьезное беспокойство у советского руководства.

Французский министр настоятельно просил советских представителей не тянуть с решением еще несколько раз. И после консультаций в Москве полномочный представитель (посол) СССР во Франции В. С. Довгалевский сообщил Жозефу Поль-Бонкуру решение советского руководства:

«Довгалевский,— писал М. М. Литвинов,— 28 декабря 1933 года заявил Поль-Бонкуру о согласии СССР на участии в региональном соглашении в рамках Лиги наций, о взаимной защите от агрессии со стороны Германии, отметив, что мы считали бы желательным участие в таком соглашении Бельгии, Франции, Чехословакии, Польши и тех прибалтийских стран, которые этого пожелают».

Идея оторвать таким путем Польшу от Германии, судя по всему, понравилась главе французской дипломатии. Советский нарком отмечал:

«Поль-Бонкур высказал сомнение насчет Бельгии, приветствовал мысль о включении Прибалтики, заметив, однако, что главное — это участие СССР, Франции, Чехословакии и Польши».

Но вслед за тем в деле заключения соглашения начались проволочки и задержки. Причем связаны они были не только с отставкой Жозефа Поль-Бонкура.

«Он был туг на уступки»

В том, что во Франции есть влиятельные противники договора о взаимопомощи, секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин убедился, подробно ознакомившись c докладом первого секретаря полпредства СССР в Париже В. А. Соколина о беседе с министром колоний Франции Пером Лавалем, который до 6 февраля 1934 года был премьер-министром.

«Передаю суть его заявлений,— сообщал советский дипломат.— Главное отстоять мир. Для этого мириться надо не с друзьями, а с врагами. Враг один — Германия. Весь вопрос в том, сколько надо ей заплатить; только в этом направлении лежит путь к миру».

Пьер Лаваль, как писал В. А. Соколин, был согласен вернуть Германии находившуюся под управлением Лиги наций немецкую землю Саар:

«Саар надо отдать без разговоров».

Примечательными были и другие идеи высокопоставленного французского политика:

«Доворужение Германии допустить до известных пределов; Германии договариваться с Польшей, как она хочет; вооружать Францию… На Германию надо кричать только в случае наглых выпадов… Польшу надо считать выбывшей из состава союзников».

Министр говорил и о том, что Франции нужно быть тверже в отношениях с Великобританией. Упомянул он и о взаимодействии с СССР:

«С СССР надо поддерживать хорошие, но спокойные отношения… Активная помощь СССР, с капиталистической точки зрения, глупо и опасно. Поменьше речей и дружественных деклараций. Нужна хорошая торговля.

Это единственная база для сближения с СССР».

От высказываний Пьера Лаваля можно было бы просто отмахнуться. Но менее чем через четыре месяца после этого разговора, 9 октября 1934 года, он был назначен министром иностранных дел Франции. А в деле заключения пакта о взаимопомощи появился дополнительный тормозящий момент. Французский МИД предложил подключить к переговорам Германию, «каковая идея выдвинута английским правительством». Кроме того, обязательным условием для подписания договора французская сторона считала вступление СССР в Лигу наций, а этот процесс оказался совсем небыстрым.

Все выглядело так, будто Великобритания и Франция используют переговоры с СССР лишь в качестве рычага давления на Германию в собственных целях, и 17 февраля 1935 года М. М. Литвинов в записке И. В. Сталину предложил поставить перед Францией вопрос ребром и подготовил заявление для Пьера Лаваля, в котором говорилось:

«Мы изъявили согласие ускорить наше вступление в Лигу, что мы и осуществили.

С тех пор, однако, прошло уже около полугода, переговоры с Германией и Польшей ни на шаг не продвинулись вперед…

Если же они уклоняются от сообщения окончательного ответа, то все же с достаточной ясностью выявлено нежелание этих государств участвовать в системе безопасности востока Европы».

Демарш удался, и уже в марте 1935 года французский МИД подготовил новый вариант договора. Однако Франция категорически отказывалась защищать прибалтийские страны и вела дело к заключению трехстороннего соглашения СССР—Франция—Чехословакия. Причем колебания французского руководства оказались далеко не последними. 18 апреля 1935 года М. М. Литвинов докладывал в Москву:

«Вчера закончил согласование с Лавалем проекта пакта. Он был туг на уступки… Всем своим поведением и разговором он подчеркивал полное равнодушие к пакту…

Он говорил друзьям, что считает себя в отношении нашего пакта в положении подгоняемой собаки».

На следующий день нарком сообщил о ходе переговоров об аналогичном договоре с министром иностранных дел Чехословакии Эдвардом Бенешем:

«Бенеш согласен подписать только идентичный пакт с французским, настаивая на том, что Чехословакия оказывает нам помощь только вместе с Францией, а не самостоятельно. Бенеш опасается, что если Чехословакии придется выступить против Германии без Франции, то при отсутствии у нас границы с Германией ее может постигнуть судьба Сербии (в Первую мировую войну.— "История") — опасение, не лишенное основания».

Глава МИД ЧСР, ставший немногим позднее президентом республики, отказывался и от взаимной помощи в случае войны с Польшей, считая нападение польской армии на Чехословакию невозможным.

2 мая 1935 года договор о взаимной помощи между СССР и Францией был наконец подписан. И наступила очередь договора с Чехословакией. С учетом всех обстоятельств 4 мая Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило инструкцию полпреду СССР в Праге С. С. Александровскому, в которой в числе прочего говорилось:

«В пакте должно быть ясно сказано, что помощь против нападения на территорию СССР и Чехословакии оказывается лишь в тех случаях, когда на помощь жертве нападения выступает и Франция».

16 мая 1935 года был подписан и этот договор о взаимопомощи. Вот только с возможностью его исполнения заведомо возникли серьезные проблемы.

«В очень малой степени пригодна»

СССР тогда не имел общей границы не только с Германией, но и с Чехословакией. Так что в случае наступления германских войск были в равной степени затруднены как советские удары по Германии, так и переброска частей РККА в Чехословакию. Польша заранее и категорически отвергла любое взаимодействие с СССР в этом плане. Другим вариантом удара по Германии было наступление на Восточную Пруссию через территорию Латвии и Литвы, но их правительства также не горели желанием добровольно впускать советские части на свою территорию.

Оставался маршрут через Румынию, но ее правительство постоянно колебалось и меняло свою точку зрения.

Но как говорилось в немецком документе, добытом агентурой Разведывательного управления РККА осенью 1935 года, «вопрос о праве прохода русских частей через Румынию решен в настоящее время отрицательно».

Однако даже при изменении позиции румынских властей переброска советских войск по этому маршруту, как говорилось в том же документе, была бы «не особенно благоприятной»:

«Через Румынию в Чехо-Словакию идет только одна одноколейная жел. дор. линия. По мнению наших военных специалистов, эта дорога в очень малой степени пригодна для переброски крупных войсковых частей. Территория, прилегающая к румыно-чешской границе и имеющая ширину 100 км, находится под угрозой как со стороны Польши, так и Венгрии».

В крайнем случае можно было использовать авиацию, благо против полетов над своей территорией, особенно на больших высотах и военных самолетов под видом гражданских, румынские власти в явной форме не возражали. Но при том уровне транспортной авиации перебросить большие силы по воздуху было крайне проблематичным.

Рассматривался и еще один вариант использования румынской территории для переброски в ЧСР частей РККА.

Румынское правительство предложило заключить договор о взаимопомощи, подобный французскому и чехословацкому. Однако непременно хотело включить в него пункт, в какой-либо форме подтверждающий, что СССР больше не претендует на Бессарабию, после Первой мировой войны отошедшую Румынии. Но Политбюро 19 ноября 1935 года решило:

«В определении границ СССР и Румынии в таком пакте надобности нет, т. к. этот вопрос может вызвать нежелательную дискуссию».

Особой надобности в договоре не было и по другой причине. В документах не раз подчеркивалось, что за взятки в Румынии можно получить и сделать все, что угодно. Так что о переброске военных грузов через румынскую территорию, казалось бы, не стоило беспокоиться.

Вот только в конце 1937 года начались значительные и опасные изменения ситуации в Европе.

«Германия не преминет вмешаться»

Первым тревожным звонком для ЧСР стало назначение 28 декабря 1937 года премьер-министром Румынии прогерманского политика Октавиана Гоги, который твердо пообещал немцам «не допускать отправки советских подкреплений в Чехословакию через румынскую территорию». А уже 25 января 1938 года в Москве получили сведения о том, что Польша гарантировала Гитлеру, что и по ее территории переброски частей РККА не будет, получив взамен «свободу действий в Литве».

Наблюдатели связывали активизацию нацистов с тем, что в Берлине после развертывания в СССР репрессий и масштабных «чисток» командного состава РККА сочли, что СССР еще долгое время не сможет вмешиваться в европейские дела.

Подтверждения того, что Германия имеет агрессивные намерения, не заставили себя долго ждать.

20 февраля 1938 года в речи в Рейхстаге Адольф Гитлер заговорил о немцах, живущих во включенной в состав Чехословакии Судетской области, о чем временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов докладывал в Москву:

«Очень серьезно и, пожалуй, угрожающе прозвучал раздел о зарубежных немцах с особенным ударением на судетских, хотя само это слово не было произнесено. Гитлер прямо отметил, что Германия не преминет вмешаться, если этому меньшинству будет отказано в предоставлении "человеческих прав"».

После этого выступления состояние руководителей Чехословакии описывалось одним словом — смятение. Все дипломатические и разведывательные службы напряженно пытались выяснить планы стран-союзниц и противниц. И получали самую разнообразную и противоречивую информацию.

Согласно одним данным, полученным в Москве, «англичане заверили французов, что в случае агрессии Германии против Чехословакии они полностью поддержат французов».

А полпред СССР в Лондоне И. М. Майский сообщал, что британцы хотят «удержать французов от выполнения обязательств по франко-чешскому договору».

Но вместо Чехословакии 13 марта 1938 года части вермахта вошли в Австрию, которая была присоединена к Германии. Однако после этого успокоения в Праге не наступило. 23 марта 1938 года полпред С. С. Александровский отправил в Москву запись своей беседы с министром иностранных дел Чехословакии Камилем Крофтой:

«Крофта довольно подробно говорил о том, что в Праге создался своего рода политический лагерь "перепуганных". Крофта в очень ясных выражениях говорил, что к лагерю перепуганных принадлежат прежде всего имущие люди. Они тем больше перепуганы, чем больше иммобильным является их имущество. Поэтому больше всего перепуганных среди аграриев, боящихся за свои поместья. Есть перепуганные среди промышленников. Некоторый испуг начинают обнаруживать банковские круги».

В народе и армии, как уверял министр, никакого испуга не наблюдалось. Зашла речь и об укреплениях вдоль границы, которыми так гордилась армия ЧСР. Камиль Крофта подчеркивал, что их приведение в боевую готовность ведется скрытно:

«Чехословацкие укрепления на германской границе построены, но они были без гарнизонов. Сейчас по ночам они пополняются».

Однако полпред заметил, что теперь эти укрепления не защищают полностью страну от вермахта:

«Я сказал, что по австрийской границе у них нет укреплений. Крофта с сожалением признавал это и соглашался, что этот недостаток нужно быстро исправить».

В последующие дни убедить советского полпреда в надежности старых укреплений и быстром возведении новых попытался начальник Генерального штаба генерал армии Людвик Крейчи, о чем С. С. Александровский 29 марта 1938 года докладывал:

«Крейчи пожалел своего заместителя генерала Гусарека, который занят возведением укреплений и за последние две недели "творит чудеса", перенеся свою деятельность на границы с Австрией. Крейчи при этом рассказывал, что самым слабым местом у них считается линия от Братиславы до Ходонина — место стыка чехословацких, австрийских и венгерских границ.

Правительство уже дало больше миллиарда крон на дальнейшее развитие сети укрепленных точек по австрийской и венгерской границе».

Но возведение оборонительных сооружений требовало значительного времени, которого у Чехословакии не было. И начальник Генштаба откровенно признавал:

«Крейчи сознает, что при географическом положении Чехословакии и при нынешней конфигурации ее границ, она не может серьезно рассчитывать защититься своими силами против такого противника как Германия, находящаяся в близких отношениях с Польшей и стремящейся втянуть в свою орбиту Венгрию, которая не забыла, что Словакия до 1918 года тысячу лет входила в состав венгерских земель».

Сказал генерал Крейчи и о том, на что надеется в случае нападения:

«Если бы Чехословакия и не получила немедленной помощи союзников, она и одна достаточно сильна, для того чтобы своим сопротивлением вынудить Европу вмешаться и принять участие в борьбе».

К этому времени, кстати, появилась определенность в вопросе, будут ли защищать Чехословакию Франция и Великобритания.

«Об утере темпов вооружения»

24 марта 1938 года полпред СССР в Лондоне И. М. Майский сообщил в Москву крайне любопытную информацию о встрече премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена с главой британских профсоюзов Уолтером Ситриным. Армия, авиация и флот Великобритании остро нуждались в новом оружии, чтобы догнать быстро вооружавшуюся Германию, но профсоюзы оказались препятствием на этом пути.

«22 вечером,— писал полпред,— Чемберлен пригласил к себе Ситрина и имел с ним частный разговор относительно необходимости ускорения производства оружия. 23 утром Ситрин на заседании генерального совета Тред-Юнионов Ситрин сообщил о своей беседе и передал последним просьбу премьера повидаться и побеседовать уже коллективно на ту же тему».

Руководители профсоюзов без большой охоты согласились встретиться с премьер-министром.

«23 вечером Чемберлен принял генеральный совет и в течение получаса разъяснял его членам, почему произошли большие задержки с реализацией программы вооружений (особенно в авиации).

Зная, какую аудиторию он имеет перед собой, премьер придал своему выступлению антигерманскую окраску.

В конце беседы Чемберлен просил у генерального совета благословения для ведения переговоров с отдельными профессиональными союзами о "смягчении" различных тредюнионистских ограничений по эксплуатации рабочей силы».

Но в результате премьер-министр ничего не добился.

Аналогичная ситуация складывалась и во Франции. Там правительство пыталось добиться от профсоюзов отказа от 40-часовой рабочей недели в пользу более продолжительного рабочего дня, чтобы увеличить производство вооружений. Много говорилось «о плачевном состоянии авиации, об утере темпов вооружения». Но, как сообщали дипломаты и разведчики в Москву, все безрезультатно.

Начинать войну против имевших более качественное оружие германских вооруженных сил Невилл Чемберлен категорически отказывался и собирался путем уловок и уступок Германии выиграть время, необходимое для перевооружения. А французские политики не хотели даже обсуждать какие-либо боевые действия, если они начнутся без британской военной поддержки. СССР, в свою очередь, без вступления в войну Франции не был обязан предпринимать что-либо для защиты Чехословакии.

Проанализировав сложившееся положение, нарком М. М. Литвинов 26 марта 1938 года писал:

«В теперешнем окружении Чехословакия долго существовать не может».

С. С. Александровский соглашался с этим выводом и добавлял, что речь может идти лишь о том, чтобы постараться замедлить процесс ухудшения положения Чехословакии.

Тем временем нацисты и их деятельные помощники из судетских немцев действовали все более активно, а германская пропаганда заявляла, что «любой, взглянувший на карту Европы видит, что Чехословакия — это нож, направленный в сердце Германии». Правда, в мае 1938 года конфликт немцев с чешскими властями в Судетах, в который должна была вмешаться Германия, не удался. Но надежды на то, что нападения удастся избежать, таяли день ото дня.

Еще быстрее исчезала надежда на непреодолимые оборонительные сооружения. Как показывали сообщения осматривавших их советских командиров, строительство укрепленных районов (УР) не было завершено. К примеру, в докладе военного комиссара Артиллерийского управления РККА комбрига Г. К. Савченко от 29 мая 1938 года говорилось:

«Глубина укрепрайонов в данное время незначительная — от 600 метр. до 1,5 клм… Благодаря недостатка средств, строительство УР идет по частям… Принципиально считается необходимым строить вторую полосу в 4–5 клм. позади первой, но более слабую.

Это дело будущего, так как сейчас есть еще совсем незащищенные участки».

И генерал Крейчи признавал, что «чехословацкой армии необходимо выиграть еще несколько месяцев для окончания своих укреплений и вооружений».

Это время вроде бы должен был дать приезд в Чехословакию лорда Уолтера Ренсимена, который был призван играть роль посредника между судетскими немцами и правительством ЧСР. Он выслушивал все стороны и отправлял каждого выступавшего составить подробный доклад по его сообщению. Он действительно мастерски тянул время по заданию премьер-министра Великобритании. Но ситуация для Чехословакии стремительно ухудшалась.

Осознав, что вот-вот начнется отъем Германией чехословацких земель, свои территориальные претензии к соседней стране предъявили Польша и Венгрия. Руководители правительства и армии ЧСР буквально засыпали советских представителей вопросами о том, какую помощь и когда предоставит им СССР.

Возникали самые фантастические проекты вплоть до десантирования в Чехословакию крупных подразделений РККА с самолетов.

Но в ответ на очередной запрос полпреда из Праги Политбюро 20 сентября 1938 года приняло ставшее практически стандартным решение:

«На вопрос Бенеша, окажет ли СССР помощь Чехословакии, если Франция останется верной и также окажет помощь, можете дать от имени Правительства Советского Союза положительный ответ».

Три дня спустя, когда положение Чехословакии можно было уже без преувеличения назвать критическим, М. М. Литвинов писал:

«Хотя Гитлер так заангажировал, что ему трудно будет отступить, я все же думаю, что он отступил бы, если бы заранее был уверен в возможности совместного советско-франко-английского выступления против него».

Нарком приводил и другие аргументы и предложил:

«Я ставлю вопрос, не следует ли нам объявить хотя бы частичную мобилизацию…»

И. В. Сталин подчеркнул эту фразу и написал: «Нет!»

«Будет в короткий срок уничтожена»

Два дня спустя, 25 сентября 1938 года, решение о частичной мобилизации все-таки приняли. Мобилизацию объявили и во Франции, но совершенно особенным образом. О чем полпред СССР во Франции Я. З. Суриц докладывал:

«Страна была поставлена перед трудной дилеммой — уступать или воевать. Для того, чтобы страна воочию почувствовала, что из себя представляет война, все "предупредительные мероприятия" намеренно были облечены в форму, очень болезненно задевавшую население. Париж был ввергнут в темноту, началась частичная реквизиция средств передвижения, в частности автомобилей, "рекомендована" была немедленная эвакуация женщин и детей, занятия в школах были приостановлены.

На вокзалах творилось нечто невероятное, за городом рылись траншеи, спекулянты начали взвинчивать цены, сберегательные кассы осаждались вкладчиками».

После подобного мероприятия общественное мнение хотело мира и только мира, причем любой ценой. Но отнюдь не только это решило судьбу Чехословакии. Когда в Мюнхене без участия представителей ЧСР обсуждалось печальное будущее этой страны, президент Эдвард Бенеш обратился к военным с вопросом: воевать или принять ультиматум о передаче Германии Судет? О том, что ответила армия, полпред С. С. Александровский, со слов дивизионного генерала Карела Гусарека, докладывал:

«Штабу был задан вопрос может ли и как долго, обороняться армия в случае нападения одновременно Германии, Польши и Венгрии. Штаб ответил, что не может и будет в короткий срок уничтожена. Против одной Германии армия может сопротивляться длительный срок… Границы с Польшей и Венгрией не укреплены. С их участием в войне фронт растянулся бы на три с половиной тысячи километров».

Президент Бенеш задал вопрос и о помощи СССР, переброшенной по воздуху, и получил ответ:

«То, что может технически принять Чехословакия, не сыграет заметной роли в войне с тремя соседями одновременно».

А помощь сухопутных сил РККА, которые должны будут пробиваться с боями через Румынию, как считали чехословацкие генералы, придет через три-четыре недели, «после разгрома и уничтожения чехословацкой армии».

В результате Эдвард Бенеш решил подчиниться мюнхенскому диктату, Германия получила Судеты и многие прилегающие земли. Получили чехословацкие земли Польша и Венгрия.

Все остальное время было лишь прелюдией к ликвидации страны. Германия шаг за шагом переводила под свой контроль экономику Чехословакии, а ее новых руководителей заставляли исполнять все более и более унизительные требования. 6 марта 1939 года игры в законность и уважение к договоренностям окончились, и Адольф Гитлер отдал приказ готовиться к оккупации Чехословакии. 11 марта 1939 года план был готов.

Но первые солдаты вермахта пересекли новую границу ЧСР еще до подписания Эмилем Гахой декларации о ликвидации возглавлявшейся им страны.

«14.3 в 19.00,— докладывал полковник А. В. Герасимов,— немецкие войска заняли Моравскую Остраву, стремясь, видимо, с одной стороны — перерезать возможность выезда или вывоза из Чехии кого и чего бы то ни было в Польшу, а с другой стороны — опасаясь, как бы поляки сами не захватили этого важного промышленного пункта (громадные металлургические заводы с кол. рабочих более 20.000 ч.)».

Еще до ликвидации Чехословакии Германия предъявила Румынии ультиматум, требовавший полного подчинения ее экономики германским интересам. И у ее правительства, как и у польского руководства, осознавшего, кто следующий, вдруг появилось желание улучшить и укрепить отношения с СССР.

До начала Второй мировой войны оставалось менее полугода.

Евгений Жирнов