Руководитель объединенной пресс-службы судов Петербурга Дарья Лебедева об обидах журналистов, взаимодействии с иноагентами и любви к адвокатам

1 марта объединенная пресс-служба судов Санкт-Петербурга (ОПС) отпраздновала семилетие с момента создания. За такое небольшое время подразделение по работе со СМИ успело не только задать высокую планку для столичных и региональных коллег, но и буквально свести воедино всю судебную жизнь города в одном Telegram-канале. «Ъ-СПб» пообщался с главой ОПС Дарьей Лебедевой и узнал, как ей и ее команде удается рассказывать о резонансных делах доступным языком, соблюдая баланс между строгой юридической формой и развлекательным контентом.

— После семи лет работы упреков от журналистов в том, что объединенная пресс-служба судов Петербурга скрывает информацию от прессы, стало меньше? 

— За последние полгода было три жалобы. Но на мой взгляд, они были максимально необоснованными. Так, например, в одном случае мне звонила девушка, которая пыталась уточнить информацию, касающуюся засекреченного дела. Я объяснила ей, что в данном случае доступны только вводная и резолютивная части приговора — все, что могли, мы опубликовали в нашем Telegram-канале. Но она продолжала настаивать в духе: «Я лучше знаю, какую информацию вы можете давать, а какую нет, вам ничего не мешает рассказать мне фабулу». Я ей еще раз объяснила, что со мной так не получится. Все, что опубликовали, только это и будет. Ну а в результате человек написал жалобу и, собственно, получил ровно тот же ответ, который я дала устно. Другой случай был, когда в открытом заседании свидетель отказался давать показания при слушателях и суд в этой части процесс закрыл. Тогда журналист пожаловался, что если по желанию любого свидетеля будут закрывать процесс, то никто никогда ничего не узнает. И потом просил меня опять же, чтобы я ему рассказала, о чем говорил свидетель. Здесь всем журналистам важно помнить и знать, что суд в первую очередь работает для участников процесса и для того, чтобы вынести законное и обоснованное решение, а не для журналистов. Судья закрывает процесс, и он имеет право это сделать.

— А три жалобы за полгода — это все-таки много или мало? 

— Ну до этого вообще жалоб не было. Журналисты больше сетуют на то, что информации, наоборот, очень много и они не успевают ее обработать.

— Есть такое. А со стороны адвокатов какие упреки сыплются? Моя знакомая защитница хотела бы узнать, почему ваши, по ее мнению, едкие комментарии обычно достаются подзащитным, а не стороне обвинения?

— Начну сначала. Я вообще адвокатов обожаю. Классный адвокат, грамотный и профессиональный,— это для любого пресс-секретаря просто подарок. И мои самые яркие и красивые посты всегда получались благодаря адвокатам.

«Например, не хочу обидеть сторону обвинения. Они по закону должны быть более сдержанными и руководствоваться исключительно юридическими терминами. Адвокаты в этом плане более свободны и зачастую умеют красиво говорить. Иной раз слушаешь их речи во время процесса — о чести и достоинстве, о своем подзащитном, — и мне самой действительно становится жалко подсудимого».

Просто часто адвокат видит только свое дело и не замечает остального. Ровно то же самое я периодически слышу и от стороны обвинения. Поверьте, там тоже хватает недовольства по поводу того, как я написала про них. Сторону защиты я очень люблю и ни в коей мере не хочу специально задеть. Такой цели у меня точно никогда не было. Наоборот, я им благодарна за яркие выступления на процессе.

— Но ведь ошибки у вас случаются? 

— Конечно, но мне хватает профессионализма признать свою ошибку и исправить ее. Потому что не ошибается тот, кто ничего не делает. И соответственно, я всегда благодарю тех, кто обращает на эти ошибки внимание. Если прошел совсем небольшой промежуток времени, то мы можем внести изменения прямо в пост. Если я понимаю, что уже утекло много времени, значит, мы делаем отдельный пост, в котором, помимо прочего, извиняемся. И такие сообщения в нашем канале есть.

— На своих семинарах для журналистов вы подчеркивали, что сотрудники ОПС прежде всего юристы. Однако в эту сферу вы пришли, изначально имея технические образование.  

— Придя работать в районный суд, я, условно говоря, ходила и включала принтеры, компьютеры, устанавливала обновления на базы. И для меня это сейчас огромный плюс, потому что я знаю, как работают наши базы и на что они способны. Знаю, где и что можно посмотреть, какой запрос сделать, чтобы максимально быстро получить информацию. После того как вступил в силу 262-й федеральный закон, у нас появилась обязанность публиковать информацию и судебные акты на сайтах судов. Я тоже этим занималась. Таким образом, я выучила досконально 262-й. И понимаю, что можно говорить, а что нельзя, какую информацию можно публиковать, а какую нет. Пошли, соответственно, пресс-релизы, и я во все это втянулась. Когда я перешла на работу в Горсуд, уже пресс-секретарем, начали поступать запросы журналистов по поводу районных судов: туда не пускают, сюда не пускают, а в этом суде вот так, в том этак. Я поняла, что все объяснить каждому журналисту просто невозможно.

Понимаете, функции пресс-секретарей дополнительно возложены на какого-то из сотрудников. Как правило, это помощники председателя суда. А помощник — это человек, который делает все. В какой-то момент я собрала сотрудниц из районных судов и сказала: «Девочки, давайте все активные контакты, взаимодействие со СМИ будет на мне, а вы работаете только со мной». Все сказали да, таким образом появилась объединенная пресс-служба.

— То есть в судах до сих пор официально нет должности пресс-секретаря? 

— Нет.

— А вы тогда кто по должности? 

— Это для вас, журналистов, я глава ОПС, а по трудовой книжке — помощник председателя Санкт-Петербургского городского суда. Есть постановление Совета судей Санкт-Петербурга, которым была создана ОПС, и там прописано, что ее руководителем надо назначить Дарью Сергеевну Лебедеву. Все.

— Ваша практика стала самой успешной в стране и разошлась по всем регионам. Я так понимаю, этому способствовало и руководство Горсуда? 

— Она разошлась, потому что у председателей судов, особенно в больших субъектах, появилось понимание, что пресс-служба в суде нужна. И естественно, они стараются выделять ставки. То есть, грубо говоря, все понимают, что это просто нужно, без этого уже не обойтись. У нас есть даже в Совете судей целая комиссия по взаимодействию со СМИ, где обсуждаются проблемные вопросы. В новый состав комиссии входит наш председатель — Лаков Алексей Вадимович.

— Сегодня специалисты ОПС — это обязательно юристы? 

— Специалистов выбираю я — как руководитель. Для меня наличие высшего юридического обязательно. Это мое требование. Потому что я считаю, что юриста проще научить писать, чем журналиста — юридическим тонкостям. И я каждый раз только убеждаюсь в этом. Есть журналисты, которые задают ежедневно одни и те же вопросы. И как говорится, я прошла все стадии: гнев, ярость, принятие. Я уже просто приняла все это и учу своих коллег тому же.

— Тем не менее вы проводите семинары для журналистов. А зачем? Ну были бы неграмотные сотрудники СМИ, а вам-то в целом какая разница? 

— Я объясню, какая мне разница. Неграмотных журналистов читают и судьи, и сотрудники аппарата. Сейчас уже большинство из них подписаны на наш Telegram-канал. И слава богу, они видят, что написали мы и как это искажается в СМИ. Поэтому сейчас у судей это скорее вызывает смех.

«Мы же для чего работаем? Если мы рассказываем о каком-то решении, значит, мы уверены, что оно законно, обоснованно и справедливо. Именно эту мысль мы несем. Но исказить информацию можно даже не из желания это сделать, а просто по глупости. И потом ты читаешь комментарии и хочешь пойти и застрелиться, потому что обидно. Я никогда никого не просила из журналистов написать что-то, как мне нужно. Всегда была только одна просьба — пишите объективно. Хотите высказывать свою точку зрения — на здоровье. Но прежде необходимо хоть что-то понимать в том, о чем пишете».

Была прекрасная история. Я сделала абсолютно безобидный пост. Про то, что мировая судья прекратила производство в отношении молодого человека, который расклеил объявления про своеобразный отдых для мужчин. И ему попытались вменить получение дохода от занятий проституцией. Для меня, как для человека с юридическим образованием, настолько было очевидно, что там нет состава… Чтобы определить, есть он или нет, нужно хотя бы почитать статью КоАП РФ. Мировая судья совершенно спокойно мне говорит: «Напиши как считаешь нужным. Я, соответственно, написала этот пост — с юмором, конечно. И заголовок там был такой — «Очевидное и невероятное: расклейка объявлений — это не доход от занятий проституцией». Каково же было мое удивление, когда в одном очень уважаемом издании я обнаружила материал на тему того, что суд поддерживает проституцию. Там автор, сравнивая круглое с красным, подводит это все к выводу, что если бы молодой человек расклеивал объявление, где было бы написано, что президент плохой, то ситуация была бы совершенно другой. Сначала у меня был порыв позвонить этому журналисту. А потом я еще раз прочитала материал и поняла, что мне нужно будет начинать разговор с момента, как Бог создал землю. Потому что там в принципе нет понимания, что такое дело об административном правонарушении, а люди читают, оставляют комментарии и соглашаются с журналистом.

— То есть, я так понимаю, просто махнуть рукой на это себе дороже? 

— К сожалению, да, а иногда очень хочется.

— Есть мнение, что успешные практики ОПС в регионах — заслуга самих неравнодушных сотрудников, которые назначены на эти должности…

— Конечно, все зависит от конкретного человека на должности пресс-секретаря, но это работа в тандеме — в первую очередь с председателем суда. Если он поддерживает эту работу, понимает ее необходимость, то, как правило, у пресс-службы все складывается хорошо. Если председатель по каким-то причинам этого не понимает, то могут быть совершенно замечательные девочки или мальчики, но на любые идеи они будут слышать — нет.

— А вообще судейское сообщество — это очень консервативная среда? 

— Совсем нет. Более того, все изменилось как раз, когда сначала мы появились как ОПС в 2017 году, а в 2019 году этот проект был прописан в Концепции информационной политики судебной системы на 2020–2030 годы, где деятельность нашей структуры, которую я придумала, была признана лучшей для работы на территории субъекта. После стали создаваться другие объединенные пресс-службы. Конечно же, здесь большим плюсом была поддержка и Верховного суда, и Судебного департамента при Верховном суде. Так, приезжая в Верховный суд за методической помощью, все видели, как всегда выступает перед прессой Вячеслав Михайлович Лебедев (председатель Верховного суда РФ, возглавлявший ВС РФ на протяжении более чем трех десятилетий. Ушел из жизни 23 февраля 2024 года. — «Ъ-СПб».). Он всегда выходил на пресс-подходы, всегда объяснял, рассказывал, все видели, как это должно быть. Есть закон, который обязывает предоставлять открытую информацию. Тут ты хочешь или не хочешь, но, если журналист запросил ее, ты обязан ему это дать. Просто у кого-то более активная информационная политика — как, например, у нас. А есть те, у кого пассивная политика.

— Если брать конкретно вас, то существует мнение, что у петербургской пресс-службы получается делать острые материалы, потому что вам позволено больше, чем многим другим регионам. 

— Хочется спросить: кем позволено? Вот эти вот формулировки, конечно…

— Позволено вам — как пионерам в этом деле. 

— Пионерам в этом деле, хорошо. Но я в первую очередь юрист. Мы когда только начали работать, меня многие судьи спрашивали: «А вот вы сейчас напишете, а вдруг что?» А что —«вдруг»? Кем позволено-то?

— Да тем же Судебным департаментом. 

— Вы думаете, что Верховный суд и Судебный департамент интересует, что тут пишут? У них свои дела — у нас свои. Понятно, если в Telegram-канале я выражусь нецензурно, или, например, в подробностях расскажу о каком-нибудь деле про изнасилование, либо расскажу про дело под грифом «совершенно секретно», то тут, конечно, ко мне будут вопросики. Но все прекрасно понимают, мы пишем о конкретном деле. Ничего лишнего, чего бы не было в процессе, мы писать не будем. Другое дело, что я умею так писать, как многие не умеют, и замечать то, что многие не заметят, — это уже мои личные таланты, мои плюсы и особенности, как Дарьи Лебедевой. Наверное, так.

— Я немножко про другое. Понятно, что вы не опубликуете, скорее всего, информацию под грифом «совершенно секретно», и подробности изнасилования не будете приводить, и материться, наверное, вряд ли будете. 

— Хотя иногда очень хочется (Смеется.).

— Это уже будет отдельный инфоповод для СМИ. Я все же про то, что многим региональным ОПС, вероятно, хочется писать так же, как и ваша, но они более осторожны. 

— Знаете, я до сих пор переживаю и боюсь за каждый пост, но на моей стороне закон, документы и звукозапись судебного заседания. Судьи тоже никогда не откажут в помощи. Каждый конкретный пост по определенному делу я согласовываю с той судьей, которая вынесла решение.

— А вы согласовываете каждый пост? 

— Нет. Только если какой-нибудь вызывает сомнения. Все — просто невозможно. У нас очень большая нагрузка. Вы правда думаете, что у судьи есть желание и возможность каждый раз проверять то, что я там написала? Мне судья, помощник, секретарь сбросят судебный акт — если там вопросов нет, то пишем. Работать хорошо и интересно всегда можно найти возможность. К примеру, мне судья скажет, что поступило интересное дело — приезжай. И именно с такими судьями и делаются самые интересные материалы.

— Помимо Telegram и «ВКонтакте» у вас успешный опыт работы с развлекательной площадкой «Пикабу», а есть еще ресурсы, в которых вы чувствуете потенциал? 

— Чтобы вы понимали, я сейчас недовольна работой нашей пресс-службы, но я объективно отношусь к своим силам. Нам не всегда хватает времени, чтобы отрабатывать даже то, что есть у ОПС сейчас. При имеющихся ресурсах мы делаем максимум возможного. Поэтому пытаться выходить еще на какие-то другие площадки было бы нелогично.

— А если бы были возможности? Пошли бы на тот же Youtube? 

— С удовольствием.

— Лично вы — как видеоблогер? 

— Да, выступала бы и рассказывала, а не просто бы писала: «Уважаемые коллеги, административное дело — это не дело об административном правонарушении». Может быть, кому-то я нравлюсь как девочка, и на меня смотрели бы и говорили: «Красивая какая, может, действительно, не будем больше так писать?»

— В некоторых региональных судах уверены, что следует не развивать отдельные каналы для широкой аудитории, а укреплять связи с узким пулом журналистов. Ваши коллеги из Татарстана, насколько я знаю, такой позиции придерживаются. Как вы относитесь к этому? 

— Я эту идею не поддерживаю, потому что в Петербурге, к сожалению, профессиональных журналистов можно пересчитать по пальцам одной руки. Во-вторых, мне ничего не мешает давать информацию в общий канал или предоставлять ее конкретно взятому журналисту-профессионалу по теме, которую он нашел.

«Более того, когда журналист, например, запрашивает информацию по какому-то делу и если я знаю об этом деле, то всегда честно пишу: мы в курсе и ждем результата, он будет в нашем Telegram-канале. Но если журналист находит что-то интересное, то я никогда в общий доступ этот эксклюзив не выдам. Потому что я считаю, что это непрофессионально».

Если я понимаю, что поступил запрос по делу, которое я не знаю и оно кажется мне интересным, то я предоставляю информацию и всегда спрашиваю, можем ли мы его опубликовать тоже. Меня никто не сможет упрекнуть в том, что я когда-то в этом плане поступила непрофессионально. Если это эксклюзив, который нашел сам журналист, то мы ждем, когда он выйдет, и даем пост уже следом. Либо, соответственно, вообще не даем. Пожалуйста, мы работаем и так и так. У нас хватает информации.

— В этом смысле нет ли конкуренции между журналистами и ОПС? Многие журналисты жалуются, что не успевают из зала суда выйти, а информация уже в вашем Telegram-канале.

— Конечно, нет. Даже мысли такой никогда не было.

— Но тем не менее многие журналисты обижаются.

— Секундочку, вы думаете, нам всем хочется сидеть и ждать оглашения какой-то меры в час ночи, чтобы опубликоваться? Оно нам надо? Но как это происходит? Предположим, кто-то присутствует в суде и тут же дает информацию на своих ресурсах. Как вы думаете, сколько времени проходит с момента публикации, до того, как начинают писать и звонить ваши коллеги? Секунд сорок. Нам что в этом случае надо делать? Вы тогда между собой как-то договаривайтесь, а мы перекрестимся и пойдем пить кофе. Но когда сыплются вопросы, естественно, проще дать информацию в Telegram-канал, а не отвечать на миллион звонков: звонят на мобильный, на рабочий, а потом начинают звонить в приемную председателя, потому что говорят, что Лебедева якобы не отвечает. И все это за пять минут. Поэтому, пожалуйста, наладьте между собой взаимодействие. Нам не будут поступать запросы, мы не будем мгновенно публиковать. Так что наша работа — это отражение ваших желаний.

— Нужно ли тогда, в свою очередь, стать более открытыми для СМИ, к примеру, прокуратуре или СКР? У МВД вроде как в этом плане все неплохо.

— Знаете, кому надо открыться? ФСБ — вот там жаришка вообще начнется (Cмеется.). Но это мои хотелки, конечно, просто было бы очень здорово. Я обожаю процессы, где рассматриваются ходатайства следователей ФСБ — они самые интересные. Очень приятно наблюдать за этими следователями: они всегда очень классно говорят и отвечают на выпады защиты, прямо песня, заслушаешься. Но к сожалению, нет — они не могут рассказать все, что нам хотелось бы. Если серьезно, я не знакома с их нормативной базой, поэтому, может быть, они сейчас делают максимум возможного.

— Если бы вас позвали в ФСБ наладить работу пресс-службы, пошли бы? 

— Если из суда выгонят, то с удовольствием. Почему нет? Но я их замучаю: дайте, дайте, дайте! Я бы очень хотела поработать и в Следственном комитете. Я прямо чувствую, что там что-нибудь придумала бы.

— Вы, помимо прочего, автор Методических рекомендаций по взаимодействию судов и СМИ. Пособие вышло в 2021 году. С учетом нынешних реалий вашему учебнику не понадобится новая редакция?  

— Да, он будет переиздаваться. Причем я уже вижу, что там в принципе будет практически все переделано, потому что появился новый опыт. У меня произошло определенное переосмысление того, что я делала. Объединенная пресс-служба развивается. Все меняется. Есть спрос — возрастает предложение. Там будет и переосмысление требований для социальных сетей, включая работу с негативом.

— На ваши семинары для прессы, как и на открытые слушания, может, по сути, прийти любой гражданин, включая представителей СМИ-иноагентов. Насколько вам сложно работать с журналистами и правозащитниками в этом статусе?

— Никаких сложностей — вообще. Ну а как еще?

— То есть вы предоставляете информацию, зная, что это иноагент?

— Мне без разницы. Вот когда у меня будет в законе написано: Даша, «Коммерсанту» ты должна рассказать вот столько-то (Показывает руками объем.), а «Медиазоне» (признана в РФ иностранным агентом.— «Ъ-СПб».) столько-то (Показывает объем сильно меньше.), тогда будем разбираться. Но там такого нет. Там в принципе нет понятия «журналист», а есть пользователь информацией — и все. А какой статус, нас этот вопрос не может волновать.

«Это внутри себя я могу относиться к иноагентам и правозащитникам так, как я пожелаю. Но они запрашивают информацию — они получают ответ. Я всегда говорю: “Значит, ребят, ничего того, что я вам не могу сказать, я вам не скажу. Смиритесь с этим”».

Все остальное — прямая ссылка. Хотите на ОПС, хотите лично на меня — как пожелаете. С некоторым правозащитниками у меня прекрасные отношения. Они часто делятся фотографиями и рассказывают об интересных процессах. Есть другого вида правозащитники, к ним я отношусь с юмором. Ну, например, к таким, которые практикуют следующее: позвонить мне, задать вопрос, который совершенно не касается моей сферы деятельности, высказать весь свой негатив и там в каком-нибудь канале призвать подписчиков начать тоже звонить мне и что-нибудь такое наговорить. У меня мобильный размещен на сайте судов, поэтому очень много интересного я периодически про себя читаю.

— Нет ли желания попробовать, скажем так, более публицистический формат, как, например, Наталья Шатихина, которая недавно выпустила свою книгу «Право налево»?

— Да, у меня есть эта книжка. Я, к сожалению, пока не прочитала ее. Наталья Сергеевна вела у меня семинары на юрфаке СПбГУ. Было очень интересно. Напишу обязательно книгу. Это будет бомба, я вам обещаю! Она, скорее всего, будет про работу, конечно же, пресс-службы, про какие-то ошибки. Это не будет научное издание. Но для пресс-секретарей будет полезно: как выстраивать отношения, как лучше вести себя в каких-то моментах. Для журналистов тоже будет занятно.

— Мы уже с вами перед интервью пообщались про ваш личный Telegram-канал со смелым по сегодняшним меркам названием «Лебединое озеро», но мне нужно, чтобы вы еще раз это проговорили. Почему такое название? 

— Ой, у меня какая мысль была по этому поводу? Я окончила в свое время Царскосельскую гимназию искусств имени Анны Андреевны Ахматовой по классу фортепиано и классического вокала. Поэтому в определенный период своей жизни я была очень близка со всеми классическими видами искусства. Я обожаю балет, а знакомство с ним началось с «Лебединого озера». Это гениальное произведение. Мне очень приятно, что оно сочетается с моей фамилией.

— Вообще без задней мысли? 

— Абсолютно. У меня не было в силу определенных жизненных обстоятельств никакого негатива к названию «Лебединое озеро».

— Речь же не про негатив, а скорее про символ сложного политического момента в истории нашей страны.

— Конечно, мне сразу начали писать: «Как круто, смело, другого названия, в общем, от тебя и не ждали!» Я не поняла тогда, неужели все такие любители балета, как я? Потом уже мне, конечно, скинули песню этого рэпера (речь идет о треке «Кооператив "Лебединое озеро"» признанного иноагентом исполнителя Noize MC. — «Ъ-СПб».). А вообще появился спрос — родился канал. Меня сначала об этом спросили журналисты, причем московские. Потом я общалась на одном мероприятии с адвокатами. И адвокаты задали вопрос: «А у вас есть свой Telegram-канал»? Я ответила тогда, что, наверное, скоро будет. Позже еще и мои студенты спросили о том же самом. Ну и, собственно, таким образом он появился. Возвращаясь к балету, «Лебединое озеро» — это слезы матери по похищенной злодеем дочери. Будем считать, что мое «Лебединое озеро» — это слезы пресс-секретаря по написанному журналистами и комментаторами и, конечно же, никакой политики.

Беседовал Андрей Кучеров