Во всей чужой красе
Вышло на экраны «Предчувствие» Бертрана Бонелло
Фильм одного из самых громких современных французских режиссеров Бертрана Бонелло «Предчувствие» (La bete) более чем условно вдохновлен повестью американского классика Генри Джеймса «Зверь в чаще» (1903). Посмотрев этот фильм, аннотированный как «романтическая антиутопия», Михаил Трофименков испытал искушение сравнить Бонелло с «курочкой», которая «по зернышку клюет» мотивы выдающихся фильмов иных режиссеров, создавая в результате невразумительный коктейль из них.
Сложно жить на этом — или, скорее, на том — свете красавице Габриэль (Леа Сейду). Дело в том, что ей приходится сосуществовать с самой собой сразу в трех исторических эпохах.
В 1910 году, ознаменованном катастрофическим наводнением в Париже — взбесившаяся Сена прошлась по улице Риволи, подкатилась к Лувру и прочим елисейским дворцам,— она счастлива в браке с фабрикантом кукол. Исполняет на пианино ранние произведения Шёнберга и флиртует с космополитом Луи (Джордж Маккей).
В 2014-м, сменив прическу и наряды, она зарабатывает на жизнь, сторожа в отсутствие хозяев роскошный особняк в Калифорнии. Пробуется в амплуа модели, затем, так сказать, актрисы, позирующей на зеленом фоне хромакея для сомнительных роликов о необходимости соблюдать правила дорожного движения. Глотает еще более сомнительные таблетосы на ретро-дискотеке, напоминающей праздник живых мертвецов. И флиртует все с тем же Лео, в своей новой ипостаси оказывающимся задумчивым психопатом-девственником, охотником на не поддающихся его чарам блондинок.
Наконец, в 2044 году, уже в эпоху всевластия искусственного интеллекта, Габриэль ложится в ванну с какой-то тошнотворной черной жижей, чтобы пройти операцию «очищения» или «коррекции ДНК». То есть стирания былых эмоций, без которого в прекрасном и почти обезлюдевшем новом мире у человеческих особей нет никаких социальных перспектив.
На свою беду, она оказывается в числе тех семи десятых процента особей, которые не поддаются психокоррекции, сколько бы им ни втыкали в уши иглу «очищения». В этой своей ипостаси Габриэль, конечно, тоже встретит Луи, на чем действие фильма и оборвется. А ошеломленный зритель, ничего не поняв из их отношений, уяснит лишь то, что Леа Сейду умеет испускать зверские вопли не хуже, чем голливудские звезды былых времен при встрече с Кинг-Конгом.
Путаное путешествие героини между эпохами разнообразят не только ее вопли. Пару раз она погибнет, утонув на охваченной пожарищем и одновременно затопленной фабрике своего мужа или подхватив пулю в калифорнийском бассейне. Зато землетрясение в той же Калифорнии перенесет благополучно.
Трижды в ее обиталища залетит голубь — то ли Святой Дух, то ли, как объяснит Луи, предвестник беды. Еще в одного мертвого голубя она вляпается босой ногой на калифорнийской лужайке, зато на парижской улице встретит нежную ламу. Трижды даст ей невнятно грозные предсказания некая гадалка. Еще по мелочам: бармен в мистическом кабаре обернется тоже голубем. Говорящая и крайне противная кукла преобразится в бодипозитивную и неотличимую от живых существ афроамериканку Келли (Гуслаги Маланга).
Всю эту вполне шизофреническую и претенциозную мозаику можно было бы счесть сюрреалистическим визионерством, если бы не одно «но». Бертран Бонелло с недюжинной самоуверенностью воплощает на экране не собственные видения, а видения, давным-давно посетившие других режиссеров.
Вот в интерьерах 1910 года, достойных пера Марселя Пруста, Габриэль и Луи пытаются понять, откуда они знают друг друга и где встречались. Было ли в это в Риме или в Неаполе? Да ладно вам, встречались вы «в прошлом году в Мариенбаде». Так назывался великий фильм-галлюцинация корифея «новой волны» Алена Рене (1961). И там так же герои, заключенные «вечного возвращения» воспоминаний, пытались безнадежно понять, кто они, откуда они, куда они идут.
Стирать чувства и воспоминания своих героев гораздо успешнее и веселее ухитрялся Мишель Гондри в «Вечном сиянии чистого разума» (2004). Кукольный мотив в интерпретации Бертрана Бонелло столь же неоригинален. Был такой великий фильм Кшиштофа Кесьлёвского «Двойная жизнь Вероники» (1991) о двух Верониках, француженке и польке, чьи жизни причудливо отражались друг в друге. И был там герой-кукольник, который объяснял, что, подобно тому как в любом кукольном театре всегда наготове — на случай поломки — копия любой другой куклы, так и в жизни. Типа есть Великий Кукольник, который каждому из смертных приготовил дублера.
Бедный Кесьлёвский: у него-то речь шла только о дублерах. А Бонелло — чего мелочиться — возводит на экране целую кукольную фабрику, где выпекают в промышленных количествах целлулоидных Габриэлей, конструирует мир будущего, где, возможно, кукол больше, чем людей.
О генетической связи «Предчувствия» с фильмами Дэвида Линча от «Синего бархата» (1986) до «Внутренней империи» (2006) даже и говорить неудобно. Бонелло слямзил у Линча все, что можно и что нельзя, включая интерьеры того самого клуба, где бармен, хлестнув коктейля из шейкера, вылетает на голубиных крыльях в окно. Стыдное кино, одним словом, как карманная кража.