«Дрожь, что я испорчу что-то дорогое, исчезает»

Фото: из личного архива Ивана Чемакина

  • Об искусстве и кино
    Когда мне нужно отвезти свои работы куда-нибудь, я вызываю машину с водителем и грузчиками. Иногда с ними нужно ехать из мастерской до выставки, и по дороге все расспрашивают, что это такое. Раньше я говорил, что это искусство — картины, скульптуры. И потом всю дорогу слушал: да какое же это искусство и вообще как такое может быть. Потом я стал говорить, что это декорации для кино. И никаких вопросов — только восторги, все начинают какие-то свои истории рассказывать, как возили что-нибудь для кино.
  • О коллекционировании ненужного
    В 1990-е в Тюмени у меня была коллекция аудиокассет с самодельным оформлением: мы все переписывали кассеты друг у друга, даже в магазинах можно было попросить, чтобы тебе переписали кассету,— это было чуть дешевле, чем покупать оригинал. А потом я как-то зашел в комиссионный магазин и увидел ящик кассет, очень похожих на мою коллекцию, там их негде было послушать — я купил то, что выбрал просто по обложкам, по изображению, по внешнему виду. А еще у меня есть коллекция плакатов с завода «Красный треугольник», из раздевалки для рабочих: плакаты, все оборванные и изрисованные — у какого-нибудь портрета усы пририсованы, глаза подкрашены, матерное слово на лбу написано. Найденные вещи, с которыми я работаю, тоже такие — забытые, выброшенные хозяевами, лишившиеся функциональности: старое треснувшее ведро, ломаный пластик. Мне нравится работать с пластиком, потому что в нем уже есть готовые цвета — можно просто соединять и подбирать по цвету, какой подходит, а какой не подходит.
  • О бросовых материалах
    Мне как-то сложно дается на хорошем холсте что-то нарисовать, потому что он дорогой, большой — мажешь, мажешь, а толку мало. Другое дело рулон упаковочной бумаги — он ничего собой не представляет, дрожь, что я испорчу что-то дорогое, исчезает, и все становится проще, рисуется быстрее и лучше получается, на мой взгляд. Я покупал подсолнечное масло в обычном магазине, выливал в литровую бутылку полтюбика или тюбик масляной краски, и у меня получался литр краски жидкой, как акварель. Я ею и на бумаге рисовал — краска с подсолнечным маслом растекалась пятнами, там возникали какие-то лессировочные моменты, все как бы само получалось. И на тряпках рисовал — на каких-то простынях, обычные тряпки, не грунтованные, без ничего. У меня эти тряпки есть — они до сих пор не высохли, и от них пахнет противным прогорклым маслом.
  • О бананах и наклейках
    Я начал рисовать наклейки от бананов в Антропшино: сижу в избе, заваленной снегом, а на наклейках, маленьких-маленьких, изображен какой-то пейзаж с пальмами — тепло, тропический рай. Я стал увеличивать эти наклейки, рисовать их на обоях, пытаясь устроить тропики у себя в избе. Наверное, это было основано на уорхоловском принципе копирования того, что уже есть в печатной рекламной продукции. Банан — символ, раскрученный одновременно рекламой и историей искусства, Уорхолом и другими художниками. Но для нас это прежде всего райский товар из райской страны — вы как будто оказываетесь на пляже с коктейлем в руках, как в рекламе из телевизора. В то же время в деревне, где есть какая-то народная традиция, деревянной резьбы, например, там в орнаменте всюду фаллические символы, и банан — тоже фаллический символ, так что это одновременно уход в какие-то архаичные истории.
Вся лента