«Он готов был умереть за свои убеждения и не хотел сотрудничать с большевиками ни при каких обстоятельствах»

Историк философии Николай Герасимов — об эволюции политических симпатий Ивана Ильина

В нынешнем году исполняется 70 лет со дня смерти в Цолликоне, Швейцария, русского философа и публициста Ивана Ильина. Ильин — одна из самых противоречивых фигур в истории русской мысли, в последние годы он не раз оказывался в центре внимания, подчас скандального. В частности, в апреле некоторые представители общественности с возмущением обнаружили, что в Российском государственном гуманитарном университете функционирует Высшая политическая школа имени Ивана Ильина под руководством философа и социолога Александра Дугина. К возмущенным гражданам присоединились несколько политиков-коммунистов, аргументы которых сводились к недопустимости наименования научного центра в честь философа, который якобы потворствовал германским нацистам. Руководство вуза встало на защиту Ильина, объявив, что никаких нацистов Ильин не поддерживал, а коммунисты стараются ради саморекламы. Корреспондент «Ъ» Эмилия Габдуллина нашла в лице кандидата философских наук Николая Герасимова специалиста по наследию Ильина, и вместе они постарались без эмоций разобраться в спорных вопросах, связанных с биографией и творческим наследием мыслителя.

Кандидат философских наук Николай Герасимов

Фото: архив Дома русского зарубежья

Николай Игоревич Герасимов — ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. Сфера научных интересов: история социальной философии российского зарубежья, общественно-политическая мысль русских диаспор, политический радикализм, русский анархизм.

Иван Александрович Ильин (1883–1954) — русский философ, политический мыслитель и публицист. Родился в 1883 году в Москве в семье адвоката и губернского секретаря. Окончил юридический факультет Московского университета, где впоследствии работал на кафедре энциклопедии права и истории философии права. В мае 1918 года защитил диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», за которую ему единогласно присудили степени магистра и доктора государственных наук. Несколько раз арестован за критику большевизма. В 1922 году был приговорен к смертной казни, которая была заменена высылкой из страны. В эмиграции стал одним из главных идеологов Белого движения, занимался антикоммунистической пропагандой. С 1923 по 1934 год служил профессором в Русском научном институте в Берлине. В 1938 году, опасаясь преследований со стороны нацистов, покинул Германию и переехал в Швейцарию, где прожил до самой смерти в декабре 1954 года.

«Он участвовал в студенческих беспорядках»

— Кто такой Иван Ильин с точки зрения истории философии? Каковы основные сферы его научной деятельности?

— Иван Ильин — университетский русский философ, преподаватель юридического факультета Московского университета. Прежде всего он занимался философией права, принадлежал к школе Павла Ивановича Новгородцева (философ, правовед, сторонник либерально-правового государства. Родился в Бахмуте в 1866 году. Участвовал в создании Конституционно-демократической партии. Умер в Праге в 1924 году.— «Ъ»). И дисциплинарно, и концептуально его стоит отнести к последователям теории естественного права: по Ильину, правовые нормы должны выводиться из обычаев, из моральных норм, из традиций, из того уклада жизни, которые существуют в обществе. Кроме этого, Ильин — прекрасный историк философии. Его работы о Гегеле были, наверное, одними из лучших в то время.

— Чем Ильин занимался в России до 1917 года и каковы были его политические взгляды?

— Его политические взгляды того времени сильно отличаются от послереволюционных: изначально Ильин вообще-то симпатизировал левым идеям.

Он дружил с философом Алексеем Боровым (1875, Москва—1935, Владимир.— «Ъ») — одним из влиятельнейших теоретиков анархизма. В годы первой русской революции (1905–1907) Ильин сотрудничал с анархо-синдикалистскими изданиями, позже перевел и снабдил комментариями работу правоведа Пауля Эльцбахера «Анархизм» — это одна из главнейших работ по систематизации анархистских учений, а также написал эссе о философии Маркса Штирнера (1806–1856), чьи идеи считаются основополагающими для анархо-индивидуалистической критики государства. И что важно, эссе было не критическое: в нем Ильин переосмысливает идеи Штирнера, пытается вписать их в актуальный социально-политический контекст. В поездках по Европе Ильин интересовался последними достижениями в области мировой философской мысли, поэтому сильнейшим образом на него повлияла феноменология Эдмунда Гуссерля (1859–1938), по-своему — неокантианство. До 1917 года Ильина вряд ли можно было назвать человеком с лоялистской или консервативной позицией: он участвовал в академических и студенческих беспорядках. Изначально у Ильина был какой-то импульс, который заставил его быть на стороне революции, по крайней мере в границах академии. Однако позже он стал сходить на нет: Ильин разочаровался в революции и стал активно «праветь».

— Все изменила революция 1917 года?

— Октябрьская революция, приход к власти большевиков настроили его максимально антикоммунистически. При этом он понимал, что коммунизм не сводится к большевизму. Но он не был участником какого-то антибольшевистского подполья — это был интеллектуал, который просто не скрывал своих антибольшевистских взглядов. Ильин вообще был человеком максимально принципиальным — по крайне мере себя таким видел. Для него существовали собственные красные линии, за которые нельзя переступать.

Фотогалерея

Жизнь и карьера Владимира Ленина

Смотреть

— Для большевиков, очевидно, тоже. За что Ильина несколько раз арестовывали органы ВЧК-ГПУ и за что он был приговорен к смертной казни, которую заменили на высылку?

— В 1921 году, когда начались массовые аресты интеллигенции, Ильин попал под раздачу. Он был едва ли не единственным человеком, который в этой ситуации открыто высказался против большевизма. Многие философы, которые были депортированы, в последующем заняли антибольшевистскую позицию, но крайне мало кто заявил о своей антибольшевистской позиции прямо на допросе. Если мы посмотрим протоколы допросов, ответы были разные. Бердяев (Николай Бердяев, 1975–1948.— «Ъ»), например, говорил, что ведет борьбу против большевизма «не политическую, а духовную» — как хотите, так и понимайте. А Ильин заявил, что большевизм является результатом всего общественно-политического недуга России и заключает в себе все самое плохое. Собственно, его показания и послужили основанием для расстрела. Ильина поместили в камеру смертников, где он ждал своей смертной казни. Он готов был умереть за свои убеждения и не хотел сотрудничать с большевиками ни при каких обстоятельствах

— Почему он выбрал для эмиграции Германию?

— Германию он не выбирал, ее выбрало большевистское правительство. На тот момент Германия была одной из немногих стран, готовых сотрудничать с советской Россией и принять депортированных философов, писателей и других деятелей. Ильин оказался в их числе.

«Он полагал, что происходящее с Россией — это не что-то временное»

Русский философ и публицист Иван Ильин

Фото: Wikipedia

— Адаптироваться в новой стране наверняка было непросто. Что Ильин делал в Германии?

— В этот период Иван Ильин стремительно трансформировался из человека университетской культуры в активного общественно-политического деятеля. Но академическую деятельность не прекратил, стал одним из инициаторов Русского научного института (учебное заведение, а впоследствии научное учреждение в Берлине; создано русскими эмигрантами в 1923 году, неоднократно меняло названия, в 1933 году было переведено нацистами в ведение Министерства пропаганды, закрыто в 1942–1943 годах.— «Ъ»), заведовал в нем отделением, отвечающим за правовые и юридические науки.

— Он поддерживал отношения с другими изгнанниками?

— В начале 1920-х Ильин был в неплохих отношениях с русской культурной диаспорой, в первые годы работы в Русском научном институте еще не успел с ней поссориться. Конфликты начались после выхода его работы «О сопротивлении злу силою» в 1925 году. Он ссорится Бердяевым, с Зеньковским (Василий Зеньковский, философ, богослов, 1881–1962.— «Ъ») со многими другими представителями русской философии того времени.

— В чем была причина конфликтов?

— Ильин всячески обличал интеллигенцию. Ненавидел ее, полагая, что она виновна в том, что произошло с Россией, и упрекал ее представителей в том, что они ничего не собираются делать.

У него самого была позиция максимально активная: он полагал, что происходящее с Россией — это не что-то временное и нельзя сидеть и ждать, пока история сама каким-то образом все решит.

Ильин не разделял мнение, что власть большевиков развалится, он видел в большевиках крайне опасного и страшного врага. В это время раскаляется его патриотический пафос. В 1927 году параллельно с работой в Русском научном институте он начинает издавать журнал «Русский колокол». Здесь есть созвучие с «Колоколом» Герцена с той разницей, что Герцен пламенно и страстно ненавидел Российскую империю, а Иван Ильин — советскую Россию. Эта ненависть к СССР пройдет через всю его жизнь. Многие другие будут менять свое отношений к советской России, но только не Ильин.

«Ильин себя с фашизмом не идентифицировал»

— А с кем Ильин сближается после конфликта с философами?

— Оказавшись в ситуации, когда нужно было искать союзников, Ильину удается наладить связь с Врангелем (генерал-майор барон Петр Врангель, 1878–1928.— «Ъ») и Русским общевоинским союзом (РОВС). Это организация белых офицеров, которые полагали, что им удастся получить помощь от европейцев, реорганизовать войска, воспользоваться слабостью большевиков, особенно в сфере дипломатии, и вернуться обратно.

Ильин работал на эту организацию, готов был многим жертвовать, добывал деньги, искал спонсоров, которые были готовы жертвовать деньги на «Белое дело». И «Белое дело» для него стало совершенно священным — Ильин соотносил себя в первую очередь с ним. При этом он не претендовал на роль профессионального политика и какие-то должности в РОВС.

После того как развалились его отношения с культурными деятелями эмиграции, он неожиданно нашел для себя Ивана Сергеевича Шмелева (русский прозаик и публицист, 1873–1950, дважды номинировался на Нобелевскую премию по литературе.— «Ъ»). Шмелев ему понравился не только потому, что их объединяли тоска по родине и неприятие интеллигенции русского зарубежья — ему нравилось творчество Шмелева. Ильину нужен был автор для «Русского колокола», и ему удается переманить Шмелева вплоть до того, что многие работы Шмелева выходили теперь только после обсуждения с Ильиным. Но Ильин был человеком крайне жестким, прежде всего по отношению к себе. В итоге и со Шмелевым у него возникли расхождения и в эстетических вкусах, и во взглядах.

— Все эти конфликты не мешали его работе в институте?

— В это время в институте денег становилось все меньше, Ильин подрабатывал в качестве переводчика. Тогда же он начал писать о национализме, патриотизме и фашизме. Ильин готов был многое поддерживать, если эта поддержка подразумевала его собственный выбор. Но как только нацисты сказали, что они готовы финансировать Русский научный институт при условии, что он будет транслировать их идеи, у Ильина началось крайнее отторжение нацистов. Ильин, судя по его текстам, мог бы и транслировать что-то из идей национал-социализма, но не в приказном порядке. Ильина в итоге даже арестовали нацисты, подозревая, что он большевик. В конце концов он бежал из Германии, опасаясь, что попадет в концлагерь и умрет.

— Ильин опубликовал ряд статей, которые всегда упоминают, говоря о его симпатиях к национализму и фашизму. Одна из них — «Русский фашизм» 1928 года. Каковы ее основные тезисы?

— Прежде нужно дать некую экспозицию, чтобы было понятно, в какой атмосфере существовал Ильин. Фашизм в 1920–1930-е годы был популярным: фашистские группы, ячейки и партии существовали во многих странах мира. И русские диаспоры не оставались в стороне от этого «мейнстрима». В Харбине, например, в 1931 году была основана Всероссийская фашистская партия с девизом «Бог, нация, труд». При этой партии были организации: Российское женское фашистское движение, Союз юных фашистов, Союз юных фашисток и, что самое примечательное, детский Союз фашистских крошек. Формирование таких структур в начале 1930-х годов — это органическое следствие того, что происходило в 1920-е. Ильин здесь в общем-то не является исключением. Ильину надо было на эти явления как-то реагировать. В «Русском колоколе», кстати, публиковались те, кто в последующем воевал на стороне нацистской Германии, например генерал Краснов (генерал Павел Краснов, атаман Всевеликого войска Донского, 1869–1947.— «Ъ»). Так вот в статье «Русский фашизм» говорилось, что существует Белое движение, что оно появилось, как только случился большевистский переворот. Напомню, что Ильин — юрист, правовед, для него правовые нормы — это что-то совершенно незыблемое, потому большевистский режим для него преступный и абсолютно противоправный.

А Белое движение, с его точки зрения, как раз продолжало здоровую правовую традицию, пыталось привести Россию в норму, вернуть ее на те исторические рельсы, на которых Россия была до 1917 года.

Ильин писал, что Белое движение очень широкое, в основе него лежат аристократизм духа, патриотические чувства, верность религиозным традициям, иерархичность и порядок. Что такое русский фашизм для Ивана Ильина? Разновидность Белого движения.

— Как он вообще определял фашизм?

— Вообще фашизм для него — это прежде всего итальянский фашизм. Согласно его статье 1928 года, фашизмов может быть множество, каждый вид фашизма предполагает привязанность к той или иной национальной культуре: русский фашизм основан на русской культуре, итальянский — на итальянской, немецкий, соответственно, на немецкой культуре. В 1928 году Ильин определяет фашизм как «спасительный эксцесс патриотического произвола»: с одной стороны, пишет он, фашизм спасает государство, когда никто его спасти не может, но с другой — он же создает пространство произвола, то есть условия для гражданской войны. И надо сделать так, чтобы фашизм смог удержать страну от гражданской междоусобицы. Повторюсь, Ильин не отождествлял сторонников Белого движения и фашистов, но видел в них радикальную часть Белого движения.

Он считал, что фашизм — это нечто новое, что может потом помочь победить большевизм. Он боялся победы большевизма, воплощавшего для него все самое плохое — а все плохое распространяется очень легко. Ильину абсолютно чуждо толстовское прочтение христианства: никакого всепрощения быть не может, со злом надо буквально бороться.

Статья 1928 года — это реакция на те движения, которые уже были к тому моменту в среде эмиграции. Русские фашисты уже были, но сам Ильин себя с фашизмом не идентифицировал. Он себя мог идентифицировать с Белым движением, но не с фашизмом.

«Все, что Гитлер говорил об арийцах, для Ильина бред сивой кобылы»

— И тем не менее Ильин явно смотрел на фашизм шире, чем только как на инструмент противостояния большевизму. Что он в нем находил?

— Культ государственного начала. Культ патриотизма, культ традиций, культ сплоченности общества и тех ценностей, которые заявляет государство. По Ильину, заявляет оно эти ценности в силу того, что общество уже является фашистским и сплоченным: все личные интересы и частные разногласия люди выкидывают за скобки и ищут побольше общего — и все это на традиционной почве. Еще один плюс — иерархия, дисциплина. Это безусловные плюсы, с точки зрения Ильина, который терпеть не мог путь частной жизни демократических обществ.

Но он, безусловно, видел в фашизме и минусы. В первую очередь странное и неоднозначное отношение фашистов к христианству. Да, Муссолини использовал Католическую церковь в своих целях, и немцы тоже этим занимались. Но при этом фашизм, по Ильину, как будто бы боялся становиться религиозно-политическим явлением. Фашисты вроде бы заключали союзы с разными представителями духовенства, но никогда не привлекали их к развитию фашистской идеологии. По Ильину, заключая союз с церковью, вы должны бок о бок с ней сражаться. А Гитлер для него — это вообще безбожник: все то, что он говорил про арийцев, для Ильина бред сивой кобылы.

Опять же Ильин считал, что создавать тоталитарный строй необязательно: фашизм в его представлении мог бы удовлетвориться авторитарной диктатурой. Полное растворение границ между личным и государственным — тоже безусловный минус.

Полная партийная монополия — тоже плохо: фашизм настолько не терпел критики, что уничтожил всякую возможность посмотреть на себя со стороны. Очарование дуче у итальянцев сошло на нет еще до окончания Второй мировой, после высадки союзников на юге Италии. У немцев очарование фюрером — после завершения войны. А для Ильина этот культ идолопоклонства сразу был совершенно нездоровым.

— За статью 1933 года «Национал-социализм. Новый дух» Ильина обвиняли и обвиняют в апологии национал-социализма — но какая же апология, если он расходился с нацистами почти во всем?

— Эта статья была написана в эмигрантской правой газете «Возрождение». Под национал-социализмом Ильин понимал развитие фашистских идей, дальнейшую их эволюцию, которая, с его точки зрения, могла быть ответной и адекватной реакцией на большевизм. Он ищет общее между нацизмом, фашизмом и белым движением и находит такие общие основания: «Общий и единый враг, патриотизм, чувство чести, добровольно жертвенное служение, тяга к диктаториальной дисциплине, к духовному обновлению и возрождению своей страны, искание новой социальной справедливости и непредрешенчество в вопросе о политической форме». Вообще Ильин предполагал, что это будет цикл статей, в которых он будет анализировать национал-социализм, но этого не произошло. Статья вышла 17 мая 1933 года, а аресты среди русских эмигрантов начались уже летом того года. В августе 1933-го Ильина самого арестовывают, и он воспринимает это как личное оскорбление. Писать про национал-социализм уже было невозможно.

— Если Ильин не приветствовал растворение границы между личным и государственным, почему его не устраивала демократия?

— Потому что он считал, что она слаба и не справится с большевизмом. После Первой мировой войны многие европейские страны придерживались политики нейтралитета; вообще предполагалось, что как-то проявлять агрессию — плохо. А по Ильину агрессию надо проявлять как минимум на уровне создания каких-то новых идей и новых концептов. И национал-социализм показался ему таким движением, на которое он готов был сделать ставку. Ильин был в восторге от обществ, где хорошо развита правовая система. Я немного отхожу в сторону от содержания его статьи 1933 года, но это важный комментарий. Большевистский режим — противоправный, а в Германии общество, опять же на момент публикации статьи, с его точки зрения, правовое. Да, государство может быть максимально жестоко по отношению к правам и свободам личности. Оправданно ли с точки зрения Ильина насилие государства над личностью, если подразумевается, что это насилие каким-то образом приведет к могуществу государства? Да, оправданно. Оправданна ли иерархия, подчинение низов верхам, милитаризм и так далее, если это нужно для общего важного дела? Да, оправданны. Понадобятся для этого человеческие жертвы? Наверное, понадобятся. Но важный пункт для Ильина: должна быть правовая база. Такой базы, по мнению Ильина, не было у большевиков. Да, он знал, что есть советская Конституция, но он не считал ее вообще Конституцией. Симпатия Ильина была на стороне тех институтов, которые складывались в странах с фашистским режимом — они, с его точки зрения, были правовыми, и это порядок. А большевизм — хаос, продукт варварской революции. В это время он уже ничего хорошего в революции не видел: он был совершенно другим человеком, не тем, который дружил с Боровым и писал про Штирнера. Фашисты, с его точки зрения, в целом хорошие ребята. Но обстоятельства сложились так, что Ильину пришлось покинуть этот «прекрасный новый мир» и уехать в нейтральную Швейцарию.

— Почему он был вынужден покинуть Германию в 1938 году? Изменились ли взгляды после второй эмиграции?

— Ильин бежал из Германии. Его никто не высылал, но угрозы, что он сгинет в концлагере, были, по крайней мере об этом свидетельствуют переписки, архивные документы и личные записи (еще в июле 1934 года Ильин был отстранен от должности в Русском научном институте и вновь препровожден на допрос в полицию.— «Ъ»). Ему очень повезло, что его приютила Швейцария. В эмиграции он наблюдал за тем, что происходит, и в целом не поддерживал Германию, когда та напала на Советский Союз. Есть существенная разница между Иваном Ильиным и, допустим, Мережковским (Дмитрий Мережковский, писатель, историк, философ, 1865–1941.— «Ъ»), который не просто сотрудничал с итальянскими фашистами, а лично виделся с Муссолини. У Ильина никакого разговора с Гитлером или с Муссолини, разумеется, не было. У него были очень противоречивые взгляды на Вторую мировую войну.

Работы 1948 года, то есть послевоенные, например «Враг моего врага», показывают, что Ильин осуждал, по крайней мере задним числом, ликование русской диаспоры по поводу нападения Гитлера на Советский Союз.

— Откуда такие противоречия в человеке, который так ненавидел советскую Россию и находил плюсы в национал-социализме?

— Ильин мечтал о возвращении русских эмигрантов в Россию и победе русских над большевиками. Для Ильина падение большевистского режима должно быть связано с тем, как себя поведут русские. Основные его надежды были связаны с Белым движением, с РОВС. И чем дальше, тем меньше оставалось надежды на то, что белые эмигранты что-то смогут сделать, в том числе по той причине, что и среди военных произошел серьезный раскол. К примеру Врангелю вообще не нравился фашизм. А Краснов призывал воевать на стороне фашистов (и действительно, был антисемитом). Ивана Ильина вряд ли можно назвать антисемитом. Есть его, мягко говоря, спорные высказывания о том, что преследование (и в конечном счете уничтожение) евреев не связано с национал-социализмом. Не одобряя деятельность нацистов и в конечном счете их вторжение в Россию, Ильин, кстати, продолжал искать положительные черты в фашизме. Его формулировки на самом деле очень противоречивы, мы плохо знаем Ильина того времени. То, что используют сейчас в споре об Ильине, лишь часть опубликованного. То, что не опубликовано, архивные источники, которые есть в личном фонде Ивана Ильина в Библиотеке МГУ, почему-то никто не использует. Они могли бы пролить свет на этот вопрос, получить к ним доступ сейчас можно.

«Для него Россия — страна, которая нормально вписывается в европейский мир»

Передачи архив Ивана Ильина в Фундаментальную библиотеку Московского государственного университета (МГУ) имени М.В.Ломоносова из Мичиганского университета США

Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ

— Изменились ли его взгляды после окончания Второй мировой войны?

— Во многом оставались прежними. Изменилось его отношение к фашизму, но не к идеям, которые, с его точки зрения, лежали в его основе. Ильин разочаровался в самом понятии, считал, что сами фашисты его дискредитировали. Ильин думал, что фашистская идеология даст миру культуру патриотизма, продуманную моральную философию на базе религии, строгую и безжалостную, но непротиворечивую систему моральных норм. На деле получилась смесь милитаризма и язычества. Однако все первоначальные идеи: культ традиций, уважение к государству — к ним отношение не изменилось. Это тоже характерная черта Ильина: он мог погибнуть от рук нацистов, но не отказался исследовать национал-социализм и фашизм, говорить о нем, пытаться извлекать положительные идеи. После Второй мировой войны Ильин видел одну из главных проблем в том, что фашизм был плохо философски разработан, нуждался в доработке, чтобы стать более всеобъемлющим явлением.

— Помимо вечных споров об отношении Ильина к фашизму, многих волнует его взгляд на национализм, которому посвящена часть его эмигрантской публицистики. Национализм национализму рознь: бывает легальный гражданский национализм, бывает этнический, бывает национал-экстремизм, который преследуется по закону. Каков национализм Ильина?

— Вы правы, что национализм национализму рознь. Любая политическая идеология может принимать радикальную форму, а может быть умеренной. Национализму Ильин симпатизировал, националистический элемент действительно является неотъемлемой частью его рассуждений в жанре политической публицистики. Но если Ильина прижать к стенке и спросить, националист ли он, я не знаю, ответил ли бы он утвердительно. Ильин мыслил себя яркой индивидуальностью: ему не нравилось, когда его куда-то вписывают. Он мог агитировать других людей не бояться называть себя националистами, но его собственный ответ на этот вопрос неясен.

Экстремизм обычно понимается как противоправное проявление политической идеологии, связанное с насилием. Для Ильина противоправным является большевистский режим, вся советская Россия — противоправная.

То есть ее не должно быть ни в каком виде, никакие политические символы, ничего не должно остаться от советской России — ее просто нужно уничтожить и забыть как страшный сон. Вправе ли националисты использовать насилие по отношению к противоправному явлению? С точки зрения Ильина, конечно, да, потому что большевизм — это антиправовое явление, и для того чтобы был порядок, нужна какая-то сила. Для Ильина национализм не экстремистский. Для многих наших современников сейчас, наверное, да. Ильин любил противопоставлять одни политические учения другим. Выступая против одного, он становился апологетом другого. Не принимая евразийство, Ильин в итоге принимает национализм. Как будто в пику евразийцам.

— А почему не евразийство?

— Ему не нравился весь этот монгольский элемент, империя Чингисхана. Для него Россия — страна, которая нормально вписывается в европейский мир, несмотря на то что она огромная, что там много этносов, народов. С его точки зрения, роль русского народа гигантская, но это парадоксальным образом не значило для него, что русские в России должны иметь больше прав там, чем, например, финны или еще кто-то.

— Когда говорят о России, часто многое упирается в противоречие между национализмом русских и их империализмом, то есть системой, в которой есть место множеству разных народов. Как Ильин смотрел на империализм?

— И в этом вопросе Ильин снова возвращается к своей любимой теме про исторический путь России. Какой была Россия до большевиков? Она была имперской. Значит, стоит приложить все усилия для того, чтобы Россия снова стала Российской империей. Возможно, потом она трансформируется во что-то еще, но для начала нужно попытаться вернуть ее обратно на прежние цивилизационные рельсы, как раньше, а не как в фантазиях евразийцев. Кстати, это не значит, что в России, по Ильину, обязательно должна произойти реставрация монархии. Есть популярный миф, что Ильин видел Россию исключительно монархической, но это не так. Ильин был так называемым непредрешенцем. То есть полагал, что есть его собственные пожелания, чтобы Россия была монархической, но она может такой и не быть, потому что тут уж как русский народ изволит — может и республика быть. Да и монархия может быть разной, парламентской, например. Самое главное, чтобы в этой будущей России были развиты правовые институты и было много порядка.

— Для современной России огромную символическую роль играет победа над нацизмом в 1945 году и усилия, которые трактуются как борьба с нацизмом теперь. На этом фоне некоторые апологеты Ильина стремятся ретушировать его сложные отношения с фашизмом и акцентировать его антибольшевизм.

— Это, на мой взгляд, нездоровая вещь, когда одни из Ильина пытаются делать национального героя, а другие — свести его к человеку, который якобы чуть ли не во всем поддерживал Гитлера (что, конечно, не так). Он не ассоциировал себя с фашизмом, но в течение долгого времени для него были важны некоторые идеи, которые в той или иной степени рифмуются с фашизмом. Он апологет государственного начала: для него невозможно себе представить общество без государства. Государство — это не просто социальный и политический институт, это что-то гораздо большее, это идея, которая должна восприниматься как нечто сакральное. При этом государство обязательно должно быть серьезно иерархизировано, в нем царствует дисциплина, причем очень жестокая.

Это государство, где возможны серьезные наказания разного рода. Жестокость государства по отношению к личности, с точки зрения Ильина, безусловно оправданна. В основе государства лежат традиционный уклад, традиционные ценности, которые формируют правовое поле.

В этом поле возможно фашистское государство. Эти традиции, эти нормы, в том числе религиозные нормы, должны государством поддерживаться. Они должны транслироваться через образовательные институции, через школу, через высшую школу. Все это должно быть поддержано государством на всех уровнях. Обязательно семейные традиции, обязательно религия. И, разумеется, государство должно заниматься воспитанием и перевоспитанием людей. И в семье должно быть политическое воспитание: в публицистике Ильина вообще крайне много про воспитание. Педагогика для него — это инструмент, благодаря которому иерархия, дисциплина, порядок должны транслироваться людям. При этом свобода, по Ильину,— это тоже ценность, он не отрицает у людей свободу. Просто эта свобода не в демократическом и либеральном смысле этого слова. Это та свобода, которая сама собой возникает в силу того, что мы понимаем целесообразность этих идей. Ильин — поклонник немецкой классической философии, и он полагал, что это все целесообразно. Если вы правильно перевоспитались, вы будете свободны в этом обществе и все будет в порядке. Другое дело, есть шанс, что вы в это общество не впишетесь. И здесь Ильин вряд ли готов проявить какой-то гуманизм.

С фашизмом у Ильина действительно запутанная история, но точно можно сказать, что он фашизму симпатизировал. Но не до такой степени, чтобы оправдать военную экспансию против России.

И Россия, кстати говоря, вполне может стать фашистским государством, с его точки зрения. Отчасти правда, что русские эмигранты, которые разделяли фашистские идеи в 1920-х и в начале 1930-х, не представляли, во что фашизм превратится. Хотя на самом деле можно было докрутить, что речь идет о строительстве государства, которое максимально жестоко по отношению к людям. С точки зрения Ильина эта жестокость будет оправданна.

«Гегеля читать сложно, а публицистику Ильина — легко и просто»

— Были ли другие прецеденты, когда философов критиковали за реальную или предполагаемую симпатию фашизму и/или национализму? Стали ли такие деятели объектами «культурной отмены»? Как, например, общественность отреагировала на опубликованные в 2014 году «Черные тетради» Мартина Хайдеггера (1889–1976)?

— Случаи критики в связи с такими симпатиями были, и много, не надо даже обращаться сразу к Хайдеггеру. Ходасевич (Владислав Ходасевич, 1886–1939.— «Ъ»), Мережковские (подразумеваю и Зинаиду Гиппиус) активно симпатизировали фашизму. И подвергались критике. Но стали они объектом отмены? Нет, не стали. В сторону Мережковского было и есть много критики, но она несопоставима с тем, что происходит с Ильиным. Хотя Мережковский агитировал за итальянский фашизм и за Муссолини. Есть отдельные исследователи, которые пытаются как-то развенчать это представление, ссылаясь на то, что у Мережковского вместе с тем была еще и активная критика Муссолини: на чем вы сосредоточитесь, такая у вас будет позиция.

Что касается Хайдеггера, до публикации его «Черных тетрадей» в академическом сообществе было принято считать, что есть политические взгляды Хайдеггера, а есть его онтология, метафизика, теоретическая философия. И эти две вещи ни в коем случае нельзя смешивать, мы просто их разводим в стороны. Однако после публикации «Черных тетрадей» выяснилось, что эти вещи на самом деле не надо разводить — Хайдеггер сам признается, что эти вещи взаимопроницаемы. Конечно, был скандал: многие из разных обществ памяти Хайдеггера, а также все, кто возглавлял какие-то центры по изучению Хайдеггера, подали в отставку. Но Хайдеггер остался на своем месте, его продолжают изучать, понимая, что это человек с фашистскими убеждениями. То же самое касается Карла Шмитта (1888–1985). При этом их исследователи совершенно не должны через строчку говорить: это фашисты. Зачем?

— Как и почему личность и политическая философия Ильина привлекли к себе интерес в поздний советский период и в новейшей России?

— Здесь надо обратиться к специфике его публицистики. Ильин был очень сложным философом: его язык и его философия — сложные. Публицистика же Ильина, как считают многие мои коллеги, максимально примитивная. От себя скажу, что как раз в этой простоте кроется талант Ильина. То есть если мы сравним публицистику того же Бердяева и Ильина, публицистика Бердяева окажется более интересной по той причине, что там много противоречивых мыслей, которые выводят нас на какие-то новые размышления. Публицистика Ильина иная. Когда его вместе с другими философами депортировали из России, предполагалось, что по приезде в Штеттин (ныне Щецин, Польша.— «Ъ») интеллектуалы выступят с какой-то речью перед другими русскими эмигрантами. Так вот Ильин должен был составить эту речь и ее произнести, хотя вообще-то на корабле было много других людей. В Штеттине никто депортированных интеллектуалов не встречал — речь не понадобилась. Но, работая над ней, Ильин понимал, что ему нужно разговаривать с возможно большим количеством разных людей. Может ли в такой ситуации язык публицистики быть сложным? Нет, Ильин по этому пути не пошел: он решил выдумывать лозунги, формулировки, которые, как мы сейчас бы сказали, заходили бы широким массам. И добился в этом успеха. При жизни это не помогло Ильину сплотить русскую диаспору вокруг РОВС, Врангеля, вокруг тех, кто хотел вернуться назад в Россию с оружием в руках. Но в постсоветской России это сработало, причем сработало в тот момент, когда Ильина для себя открыли некоторые представители культурной и политической элиты, прежде всего режиссер Никита Михалков. Когда Никита Михалков начал цитировать Ильина, он цитировал не его философские работы, он цитировал его политическую публицистику про национальный характер России, про роль патриотизма. Идеи публицистики Ильина стали функционировать в кругах элиты. Есть философ Иван Ильин, а есть публицист Иван Ильин, который специально максимально деградировал уровень своего философского языка до приемлемого, чтобы быть услышанным.

Причем я не знаю случаев, когда люди, читавшие публицистику Ильина, после этого открывали бы для себя его более сложные работы. Ильин, кстати, не пользовался популярностью среди русских неонацистов в 2000-е годы.

Он стал пользоваться популярностью, когда стал частью какого-то элитарного мейнстрима. И после этого его идеи стали использоваться некоторыми националистами.

— Элитарный мейнстрим, по-видимому, зацепился за тезисы Ильина о роли государства в воспитании ценностей. Как Ильин обосновывает эту роль и почему государство получает у него моральное измерение?

— Ильин все это придумал не сам. Вернее, отчасти сам, но у него были историко-философские предшественники. Прежде всего Гегель с его философией права. В немецкой философии права было представление о том, что государство воплощает в себе все самое лучшее, оно может быть моральным, воспитывать ценности. Идеальный мир по Гегелю — это государство, которое разрастается до таких масштабов, что становится общечеловеческим. Экспансионистский дух Гегеля, возможно, частично перешел к Ильину. Но Ильина в большей степени интересуют вопросы скорее внутреннего характера: как государство влияет на умы людей. У Гегеля христианство является самой прекрасной религией на свете, у Ильина эту роль играет православие. Православие работает с тем, что мы называем традиционными ценностями. Список традиционных ценностей, которые закреплены в российском законодательстве, отличается от ценностей Ильина. Но если мы говорим про культ семьи, патриотизм, то здесь, конечно, есть пересечения. Поэтому современная Россия, грубо говоря, отчасти воспринимает эти установки посредством Ильина. Возможно потому, что опять же Гегеля читать сложно, а публицистику Ильина — легко и просто.

«Если речь идет о государственной безопасности, то придется частной жизнью как-то пожертвовать»

— Ильин считает, что государство «должно было бы прийти к самоуправлению народа, приняв форму корпорации», но непохоже, чтобы он верил, что эта идеальная модель реализуема. Не противоречат ли друг другу тезисы о самоуправлении народа и его воспитании государством?

— Здесь Ильин опять же опирается на своих предшественников. Противоречия здесь нет — государство должно прийти к тому, что народ будет сам собой управлять. При этом у Ильина нигде нет про то, что это будет самоуправление в анархистском смысле слова, с горизонтальными связями. Нет, это будет иерархическое общество, которое будет самоуправляться. Просто Ильин считает, что для этого не нужны будут какие-то формы принуждения, люди будут сами понимать, для чего это нужно. Исходя из философии Ильина, общество эволюционирует в сторону все большей и большей рациональности, целесообразности. Мы не можем построить только горизонтальные связи, нам все равно придется работать с иерархиями.

У Ильина есть представление о политической и духовной элите. Но не в платоновском смысле слова, когда философы-правители всем заведуют. Просто должна быть какая-то политическая элита, которая правит по той причине, что она более рациональна и более нравственна.

— Что значит нравственна?

— Она более принципиальна. Всегда есть соблазн уйти в сферу двойной морали: есть какое-то правило, которое я отношу к другим, а к себе не отношу. Это ведет в том числе к коррупции. Но по Ильину, факт коррупции уничтожается тем, что общество становится более рациональным, целесообразным и во главе его становятся люди, которые максимально рациональны и нравственны. Ильин — конституционалист: обязательно должна быть конституция. Да, он часто смешивает свои собственные пожелания с тем, что, как он считает, должно обязательно быть. Наверное, Ильин хотел бы, чтобы было максимально православное религиозное государство. Но если люди решат, что у религии должны быть какие-то ограничения, и они приведут разумные, рациональные аргументы в пользу того, почему это выгодно, Ильин, наверное, бы это принял.

— «Традиционные ценности» Ильина — то, что он называет вечными основами социального бытия: вера, любовь, свобода, совесть, семья, родина, нация. При этом наиболее важна для него православная традиция. Возможно ли по Ильину равноправное политическое объединение людей разных религий и культур?

— Ильин надеялся, что православие (кстати, здесь он не оригинален: многие другие религиозные философы в этом сходились) имеет особую историческую миссию. Православие должно распространяться, захватывать умы. Давайте представим, что проект Ильина стал сбываться: Советский Союз рухнул, Врангель вернулся в Россию, появляется новое государство, и это государство опять же не преемник советской России. В такой ситуации Ильин ожидал активной поддержки культурных инициатив, связанных с православием. Другие религии не запрещаются, но Ильин считал, что постепенно православие будет вытеснять остальные конфессии и верования. Люди должны сами прийти к православию, понять, что это лучшая из возможных ценностных систем. Да, это сложная работа, на это потребуется время, но Ильин никуда и не торопится. Ильин вообще не сторонник того, что общество должно развиваться какими-то гигантскими темпами: он бы хотел, чтобы Россия снова развивалась органически, без резких скачков.

— Ильин все время искал баланс между автономией личности и идеологизацией социальной жизни, предполагая, что он достижим в государстве, которое стало бы духовным союзом, основанным на базовых ценностях. Убедительно ли такое решение концептуально?

— Есть те, кто говорит, что очень убедительно. На мой взгляд, это не так. Ильин следует философии права в немецком изводе. По Гегелю свобода личности должна быть, но при этом и государство должно быть очень сильным. В этой системе предполагается, что личность должна разумным образом прийти к выводу: какие-то насущные личные проблемы, депрессия, отсутствие желания жить, какие-то другие вопросы решаются посредством того, что личность живет не просто в обществе, а еще и в государстве. Если личность понимает, что служит государству, многие проблемы решатся сами собой. Ильин пытался подстраховаться со всех сторон, выпускал огромное количество публицистических заметок, в которых говорил, что впереди очень много воспитательной работы. Он писал, что этот баланс есть, частная жизнь есть и она гарантируется государством. По Ильину, правовая система развивается таким образом, что личность воспитывается через право. Человек понимает, что рационально служить государству, укреплять его, принимать активнейшее участие в публичной жизни, воспитывать в себе любовь к Отечеству. Чем больше этого будет — тем сильнее будут крепнуть и стены частной жизни. Частное и публичное не растворяются друг в друге (как, по Ильину, это происходило в СССР). С другой стороны, жизнь не сводится к частной сфере. Есть некоторая автономия, но она возможна только потому, что государство ее санкционирует. А если речь идет о государственной безопасности, то придется частной жизнью как-то пожертвовать. Но, по Ильину, это должно быть с правовой точки зрения максимально прозрачно и чисто: должен быть какой-то закон, постановление, в каких случаях и насколько государство вмешивается в частную жизнь.

Беседовала Эмилия Габдуллина

Вся лента