225 лет Итальянскому походу Суворова: что русские делали в Ломбардии и Пьемонте в 1799 году

Александр Суворов определенно занимает одну из верхних строк в перечнях военачальников, обеспечивших славу российского оружия. Ассоциируется он прежде всего с переходом через Альпы: со школы перед глазами репродукция с картины Василия Сурикова (1899), на которой шеренги гренадер буквально валятся по отвесному снежному склону куда-то в пропасть, а бодрый седой командир шутит с ними через голову своей серой в яблоках лошади, в глазах которой застыл ужас. Европейский поход 1799 года закрепил образ Суворова в российской коллективной памяти, в анекдотах и даже сказках: сторонник интуитивных тактических решений и смелого натиска, «слуга царю» и «отец солдатам», он делает свое дело вопреки козням военных бюрократов, над которыми между делом едко шутит. Эта кампания принесла русскому фельдмаршалу и мировую славу. Но Швейцарский поход был продолжением Итальянского, а Итальянский начался ровно 225 лет назад, сражением на реке Адда. Иван Тяжлов перечитал письма Суворова из Итальянского похода, чтобы напомнить читателям, что русские военные делали в Ломбардии и Пьемонте весной и летом 1799 года (письма цитируются по изданию А. В. Суворов. Письма.— М.: Наука, 1987).

«Кто так владеет шпагой, у того она неотъемлема»

Субботним утром 27 апреля 1799 года долину реки Адда в Ломбардии заполнил гром пушек, грохот конских копыт, звон оружия и крики солдат. Союзная русско-австрийская армия под командованием генерал-фельдмаршала графа Александра Васильевича Суворова приступила к решающей части сражения с французским корпусом, занимавшим подступы к Милану.

Накануне, 26 апреля, Суворов в своей ставке в Тревильо, на левом берегу Адды, писал австрийскому генералу графу Генриху Бельгарду (тот должен был за несколько дней перед тем атаковать на другом театре военных действий французскую дивизию генерала Клода Лекурба, но не смог выступить из-за снегопада в горах): «Авангард мой переходит Адду, армия следует за ним; завтра мы, с помощью Божиею, прибудем в Милан, и между Тичино и Аддой я надеюсь под покровительством Провидения иметь много дела с неприятелем».

Суворов чуть торопил события: в Милан союзная армия вошла, но не назавтра, а в воскресенье, 28 апреля. Часть Европы в это время уже живет по григорианскому календарю, а Россия — по юлианскому. Все даты, в том числе проставленные рукой Суворова на его письмах, двойные: 28 апреля по григорианскому календарю соответствовало 17 апреля по календарю юлианскому. Французам приходилось еще сложней — режим Директории формально продолжал жить по революционному календарю, согласно которому начался месяц флореаль VII года Республики.

Сражение при Адде затянулось на три дня. Союзные войска вышли на левый берег этого притока По после взятия крепостей в Брешии и Бергамо. Суворов, которому австрийский двор поручил верховное командование, знал, что противостоящий ему французский корпус растянут по правому берегу Адды на несколько десятков километров: правым крылом французы упирались в По, а левое вытянулось далеко вверх по течению, до Лекко. Французский корпус насчитывал 58 тыс. человек. Прежнего командующего, 54-летнего Бартелеми Шерера, после поражения, которое он в начале апреля потерпел под Маньяно, уступив поле боя австрийцам, только что отозвали в Париж; его сменил 36-летний Жан-Виктор Моро, «звезда» революционных войн. Замена произошла 26 апреля, когда сражение при Адде было уже завязано. Суворов замене обрадовался: «Мало славы было бы разбить шарлатана; лавры, которые похитил у Моро, будут лучше цвести и зеленеть. Он меня, седого старика, несколько понимает, но я его больше. Горжусь, что имею дело с славным человеком». Это Шерер решил растянуть войска в долгую линию по берегу Адды. У Моро не было времени на перегруппировку.

В распоряжении Суворова, по разным оценкам, находилось к началу сражения при Адде от 65 тыс. до 71 тыс. австрийских и русских солдат: в итальянской кампании он почти все время командовал войском, в котором русские составляли от трети до половины. Но численное превосходство союзников мало что решало само по себе: битва затянулась и распалась на несколько «дел»: при Лекко, при Ваприо, при Кассано и при Вердерио.

Утром 26 апреля авангард под командованием генерала Петра Багратиона занял Лекко напротив левого фланга французов, и Моро оттянул туда часть войск из центра, полагая, что угадал направление главного удара союзников. Но в ночь на 27 апреля австрийцы и русские навели в нескольких других местах переправы через Адду и субботним утром атаковали французские позиции.

Суворов еще затемно переправился против центра французов; части под его командованием начали в штыки теснить противника, но сломить французское сопротивление удалось только к вечеру — до этого исход сражения оставался неясным.

Деревня Ваприо в течение дня несколько раз переходила из рук в руки; положение дел в центре оставалось под вопросом до маневра австрийского отряда генерала барона Михаэля фон Меласа, вышедшего французам в тыл: за это его хвалил Суворов, а позже — Клаузевиц.

К вечеру французы побежали. Наиболее стойким у них оказался отряд генерала Жана Серюрье: он удерживал позиции до утра 28 апреля, но затем был окружен в Вердерио и капитулировал. Французы потеряли около 2500 человек убитыми и ранеными, 5000 человек сдались в плен; в руках Суворова оказались 27 французских пушек. Союзники потеряли около 2000 убитыми и ранеными.

На следующий день союзники торжественно вошли в Милан; в кафедральном соборе Рождества девы Марии, куда Суворов прибыл в карете, запряженной шестеркой лошадей, служили благодарственную мессу. Встретившись с плененным генералом Серюрье, Суворов вернул ему шпагу: «Кто ею так владеет, у того она неотъемлема». Генерал Серюрье сказал фельдмаршалу, что решение атаковать французскую линию на правом берегу Адды было слишком рискованным. «Что делать,— ответил Суворов.— Мы, русские, без правил и без тактики. Я еще из лучших».

Вторая коалиция

Как и почему русский корпус под командованием Суворова оказался в Ломбардии? Россия исполняла свои союзнические обязательства в рамках так называемой Второй коалиции. Всего коалиций было семь, составлялись они сначала против революционной Франции, а затем против Франции Наполеона. Российская империя игнорировала только одну из них, Пятую, созданную в 1809 году Англией, Австрией и Испанией: в это время император Александр I был воодушевлен договоренностями, достигнутыми с Наполеоном на переговорах в Тильзите.

Первая коалиция была составлена в 1792 году, когда король Людовик XVI окончательно лишился престола и был заключен с семьей в Тампль, чтобы в январе 1793 года сложить голову на гильотине. Происходившее с королем и вообще во Франции было немыслимо и для абсолютистской Европы, и для Великобритании, пережившей свою революцию на полтора столетия раньше.

Австрия и Пруссия еще в 1791 году заключили альянс против революционной Франции; к нему позднее присоединились Великобритания, Россия, Неаполь, Тоскана, Испания и Нидерланды. Российская императрица Екатерина II поначалу предпочла поучаствовать деньгами, предоставив кредит 2 млн руб. на создание контрреволюционной армии на Рейне. В 1793 году Россия договорилась с Англией об обоюдном закрытии портов для французских судов и воспрепятствовании французской торговле с нейтральными странами. К августу 1796 года в России был снаряжен 60-тысячный экспедиционный корпус для отправки в Европу, но 17 ноября императрица умерла в возрасте 67 лет, на престоле ее сменил Павел, который отправку войск отменил и из Первой коалиции вышел.

Первая коалиция, несмотря на перевес в деньгах, войсках, флоте и артиллерии, с революционной Францией сделать ничего не смогла. К осени 1797 года французское правительство склонило Австрию к миру, результатом которого было, в частности, появление в Северной Италии, к западу от отошедшей под австрийскую руку Венеции, Цизальпинской республики со столицей в Милане. В состав этого государства входили итальянские территории, которые завоевал генерал Бонапарт в ходе своего Итальянского похода, и часть швейцарского кантона Граубюнден. Цизальпинская республика была сателлитом Франции.

Но мир, подписанный в Кампоформио, не остановил французов, осознавших свою военную мощь. В 1798 году они аннексировали Голландию, Швейцарию, Сардинию и Папскую область в Италии (теперь она называлась Римской республикой). Монархи Европы, в том числе Павел I, не могли смириться с этой очевидной дерзостью. Павел среди прочего был оскорблен французской высадкой на Мальте: рыцари Мальтийского ордена обратились к нему за покровительством. Возникла Вторая коалиция в составе России, Англии, Австрии, Швеции, Неаполитанского королевства и Османской империи: против нее боевые действия летом 1798 года открыл генерал Бонапарт, высадившись в принадлежавшем султану Египте.

К коалиции присоединились также Сардиния, Тоскана, Мальта и Швейцарский союз. Турция открыла Черноморские проливы для российской Черноморской эскадры, которая вышла в Средиземное море под командованием вице-адмирала Федора Федоровича Ушакова.

Русские моряки в конце февраля 1799 года взяли крепость на Корфу, очистили от французов Ионические острова и, объединив силы с британской эскадрой Горацио Нельсона, приготовились освободить Неаполь и Папскую область.

Чтобы открыть боевые действия на севере Италии и продолжить их на Рейне, австрийский император, последний глава Священной Римской империи Франц II ожидал прибытия русского корпуса, который шел из России двумя колоннами, составлявшими в общей сложности около 48 тыс. человек. Половина назначалась в Швейцарию, половина — в Северную Италию.

«Никогда не распылять силы»

Суворову к началу кампании было 69 лет (или 68: день рождения Суворова, 13(24) ноября, известен точно, а с годом — 1729 или 1730 — есть разночтения: 1729 значился в документах о зачислении в Семеновский полк и на первом надгробии в Александро-Невской лавре; 1730-й — в биографии пера Александра Петрушевского, 1826–1904). В начале 1799 года генерал-фельдмаршал Александр Суворов находился в своем имении Кончанское в Новгородской губернии — это была ссылка, в которой полководец провел уже почти два года.

Блистательный екатерининский военачальник, участник нескольких турецких кампаний, покорения Крыма и прикубанских калмыков, получивший звание фельдмаршала за взятие осенью 1794 года Варшавы, которую обороняли польские повстанцы, Суворов сразу не поладил с Павлом I, отказавшись признавать и применять новшества прусского образца, которые новый император начал вводить в армии еще до своей коронации.

«Русские прусских всегда бивали, что ж тут перенимать?» — острил Суворов. Павел I не обладал развитым чувством юмора, и 6(17) февраля 1797 года шутки для фельдмаршала закончились унизительной отставкой без права ношения мундира и высылкой из Петербурга в имение под городом Кобрин (ныне райцентр в Брестской области, Белоруссия).

Вместе с Суворовым в кобринскую ссылку отправились и несколько офицеров его штаба, включая адъютанта Иоганна Фридриха Антинга. Этот ход — сослать фельдмаршала вместе со штабом — не мог не породить монаршего беспокойства: Суворов был редким в русский истории популярным генералом. Павел, видимо, не мог отделаться от мысли о возможной попытке переворота — и этому посодействовал донос, который императору в день коронации, 5(16) апреля, передал генерал-лейтенант, сенатор, действительный тайный советник граф Михаил Румянцев. Взбешенный Павел приказал перевести Суворова под строгий надзор в его новгородское имение Кончанское, а против офицеров, поселившихся в Кобрине, начать дознание. Подозреваемых поместили в крепость в Киеве, дознавались два месяца, но никаких обвинений не подтвердили. Военных освободили и дозволили им вернуться к местам службы с запретом видеться и переписываться с Суворовым.

Условия содержания Суворова в Кончанском постепенно смягчались, в том числе и потому, что приставленный к нему надзиратель порой не мог уследить за его энергичными перемещениями. Через год после опалы, в феврале 1798 года, Павел смягчился и позволил фельдмаршалу вернуться в столицу, однако тот и не думал прекращать потешаться над новыми армейскими порядками и должен был снова уехать в Кончанское, хотя надзор был снят. Суворов хандрил, его донимали долги, возникшие из-за судебных процессов, возбужденных его недоброжелателями; он болел и в конце концов надумал уйти в монастырь, о чем намеревался уведомить двор.

При этом Суворов не был изолирован от новостей. 5(16) сентября 1798 года он по-французски диктует генерал-майору русской службы Прево де Люмиану, присланному в Кончанское Павлом I, длинное письмо с энергичным обзором европейской военно-политической обстановки, включая девять пунктов, касающихся общей стратегии России и Австрии.

«Австрийцы и русские будут действовать противу Франции со 100 000 человек каждая, взявши за правило:

1. Только наступление.
2. Быстрота в походе, горячность в атаках, холодное оружие.
3. Не рассуждать — хороший глазомер.
4. Полная власть командующему.
5. Атаковать и бить противника в поле.
6. Не терять времени в осадах, за исключением разве что Майнца — сборного пункта. Иногда действовать обсервационным корпусом, блокадой, а всего лучше брать крепости штурмом, силой. Так имеешь меньше потерь.
7. Никогда не распылять силы для охранения разных пунктов. Если неприятель их обошел, тем лучше: он приближается для того, чтобы быть битым.
8. Итак, нужен один обсервационный корпус на Страсбург, да еще подвижный корпус на Люксембург. Его острие продвинуть с беспрерывными боями до самого Парижа, как главного пункта, не останавливаясь в Ландау, разве что оставить там кой-кого для наблюдения, чтобы иметь свободный тыл, но не для отступления, о чем и думать не следует, а для обозов. Никогда не перегружать себя бесплодными маневрами, контрмаршами или так называемыми военными хитростями, кои годятся лишь для бедных академиков.
9. Италия, Нидерланды легко последуют за Парижем. Король Сардинский скажет свое слово. В Италии немало осталось горячих голов, а прочие за благо общественное. Неаполитанский король воспрянет, англичане очистят Средиземное море, никаких отсрочек, ложной предосторожности и зависти. Кабинету министров показать голову Медузы. Народятся еще Евгении и Мальборо вослед Суворову и Кобургу».

Кобург — это принц Фридрих Кобургский, который в 1789 году командовал австрийской дивизией, принимавшей участие в сражении с турками при Фокшанах. Себя и его Суворов сравнивал с полководцами времен войны за Испанское наследство (1701–1714) принцем Евгением Савойским и герцогом Мальборо. Медузу отставной фельдмаршал предлагал показать австрийскому кабинету, чтобы тот онемел и не мешал военным решать свои задачи.

Все, конечно, пошло иначе. Но слова Суворова, продиктованные осенью в новгородской деревне, были услышаны и в Петербурге, и при австрийском дворе. Франц II попросил Павла назначить Суворова командующим объединенными силами.

6(17) февраля 1799 года флигель-адъютант из Петербурга примчался в Кончанское с лаконичным письмом царя: «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император (Франц II как глава дома Габсбургов.— “Ъ”) требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии…». «Тотчас упаду к стопам Вашего Императорского Величества»,— отвечает Суворов.

«Глазомер, быстрота, натиск! — этого будет довольно»

Следующее письмо Павлу он отправит 15(26) марта 1799 года из Вены: путь из заснеженного Кончанского до весенней австрийской столицы занял чуть больше пяти недель. Через пять дней Франц II присвоил Суворову звание генерал-фельдмаршала Священной Римской империи, дававшее ему право распоряжаться австрийскими военачальниками. 11(22) апреля Суворов уже на марше из Вероны по-немецки распекает австрийского генерала фон Меласа: «До сведения моего доходят жалобы на то, что пехота промочила ноги. Виною тому погода. Переход был сделан на службе могущественному монарху. За хорошею погодою гоняются женщины, щеголи да ленивцы… В военных действиях следует быстро сообразить и немедленно же исполнить, чтоб неприятелю не дать времени опомниться. У кого здоровье слабое, тот пусть остается назади. Италия должна быть освобождена от ига безбожных французов. Всякий честный офицер должен жертвовать собой ради этой цели. Ни в какой армии нельзя терпеть резонеров. Глазомер, быстрота, натиск! — этого будет довольно»

Суворов с русским корпусом оставался в Италии до начала сентября. Боевые действия с его участием шли на территории герцогства Милан, герцогства Мантуя, герцогства Парма и королевства Сардиния (помимо острова оно располагало территорией в окрестностях Турина). «Адда — Рубикон. Мы ее перешли на грудях неприятеля при Кассано…— писал он 29 мая российскому послу в Вене светлейшему князю Андрею Разумовскому.— Так По и другие в свете реки все переходимы».

12 мая русский отряд под командованием генерала Андрея Розенберга потерпел поражение при попытке переправы через По у Бассиньяно, потеряв убитыми и ранеными около 1000 человек, Суворов с основными силами уже намеревался идти на выручку, но французы не стали развивать успех. Генерал Моро решил отвести войска из Пьемонта, чтобы обеспечить прикрытие Генуэзской Ривьеры,— эта территория могла оказаться как между молотом и наковальней между союзной армией и кораблями британского флота.

Суворов воспользовался моментом, энергичным марш-броском на запад достиг Турина и за два дня, 25 и 26 мая, взял город (за исключением цитадели) при поддержке местного населения.

К концу мая французы перебросили в Северную Италию армию генерала Этьена Макдональда, до этого времени находившуюся под Неаполем.

Моро возлагал большие надежды на воссоединение сил, но 17–19 июня Суворов в трехдневном сражении у Треббии разгромил Макдональда и обратил его в бегство.

«Я отправляюсь в Пиаченцу, иду разбить Макдональда,— самоуверенно писал он накануне марша к Треббии австрийскому генералу Конраду Валентину Кейму, который в этот момент занят осадой цитадели в Турине.— Возьмите скорее цитадель, чтоб я не пел благодарственного молебна прежде Вас».

Записка датирована 2(13) июня. На следующий день, 3(14) июня, Суворов издает приказ по армии: «Неприятеля поражать холодным ружьем, штыками, саблями и пиками. Артиллерия стреляет по своему усмотрению. Кавалерии и казакам стараться неприятелю во фланг ворваться. В атаке не задерживать. Когда неприятель будет сколот, срублен, тотчас преследовать его и не давать ему времени ни собираться, ни строиться. Если неприятель будет сдаваться, то его щадить, только приказывать бросать оружие…». Расстояние до Треббии 80 км русский отряд 14–15 тыс. человек преодолел за 36 часов, выступив в поход в десять часов вечера 4 (15) июня, налегке. «Это вершина военного искусства»,— сказал об этом броске Моро.

На месте уже находились австрийские части фон Меласа, они завязали сражение, в которое прямо с похода втянулся отряд Суворова. В отличие от Адды, при Треббии французы понесли настоящее сокрушительное поражение: они потеряли убитыми, ранеными и пленными почти половину своего 35-тысячного корпуса. Суворов в письме российскому послу в Лондоне графу Семену Воронцову писал о 6000 убитых французах, о пленении 4 генералов, 502 обер-офицеров, 11 766 унтер-офицеров и рядовых. «Пушек шесть, знамен семь и часть обозу с провизиями и снарядами» также остались в руках союзников. 19 июня все было кончено; австрийцы фон Меласа преследовали части Макдональда в сторону Генуи. 20 июня отряд генерала Кейма вынудил к сдаче французский гарнизон Туринской цитадели.

Макдональд позднее при встрече с русским посланником в Париже в 1807 году вспоминал о поражении такими словами: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов». Указав после этого на придворных Наполеона, он добавил: «Не видать бы этой челяди Тюильрийского дворца, если бы у вас нашелся другой Суворов».

«Он ростом 6 футов 4 дюйма»

Русский фельдмаршал за несколько недель освоился на севере Италии так, словно провел там всю жизнь: разобрался в нюансах политического и военного устройства, приноровился к ландшафтам, которые до того мог видеть только на ландкартах. Никакого опыта войны в Европе у Суворова прежде не было. Но Франц II пригласил Суворова на пост командующего, поскольку был осведомлен о его успехах в войнах с Турцией — на Дунайском театре против осман Австрия несколько раз действовала с русскими в союзе.

После взятия Варшавы в 1794 году в Европе начало формироваться негативное мнение о Суворове, который при занятии варшавских предместий был вынужден преодолевать упорное сопротивление повстанцев, а затем пригласил магистрат к переговорам о сдаче прямо посреди заваленного телами поля боя. В составе французских частей в Северной Италии Суворову противостояли польские легионеры, считавшие своим долгом отомстить фельдмаршалу за Варшаву.

Но общественное мнение в Австрии, а вместе с ней и в Великобритании было скорее на стороне Суворова. Современники свидетельствовали, что после побед при Адде и Треббии его популярность в Европе очень выросла, Суворов, можно сказать, вошел в моду, его портреты раскупались как сувенир. Послу Воронцову пришлось выпросить у Суворова его изображение, потому что во многих случаях в газетах и на памятных медалях вместо русского фельдмаршала изображали кого угодно — однажды даже Джорджа Вашингтона. В британских и австрийских газетах печатали дружелюбные шаржи, иногда сопровождавшиеся удивительными подписями, в которых Суворову приписывались разные небывалые свойства: «Этот замечательный человек находится сейчас в расцвете жизненных сил. Он ростом 6 футов 4 дюйма (193 см, при реальном росте Суворова 175 см.— “Ъ”), не пьет ни вина, ни водки, ест лишь раз в день и каждое утро погружается в ледяную ванну. Он не носит ничего на голове ни днем, ни ночью, когда испытывает усталость, то заворачивается в простыню и спит на открытом воздухе. Он предводительствовал в 29 генеральных сражениях и участвовал в 75 боях». Британский полковник Генри Клинтон, служивший при штабе Суворова в итальянской и швейцарской кампаниях, называл его «волшебником» и «тактическим Рембрандтом».

Кроме командующего восхищение вызывали русские части, отличавшиеся стойкостью, выучкой, дисциплиной и выносливостью на марше.

Однако в то же самое время русские успехи в Северной Италии начали вызывать беспокойство у «пригласившей стороны». Почти сразу после занятия Милана у Суворова начались бесконечные споры и конфликты с австрийским генералитетом — причем не столько с полевыми командующими, сколько с придворным военным советом (Гофкригсрат) в Вене.

Гофкригсрат под председательством канцлера барона Иоганна Амадеуса Франца фон Тугута смотрел на войну иначе, чем Суворов. Суворов, который в 1795 году, после Польской кампании, сформулировал свои тактические взгляды в брошюре «Наука побеждать», видел преимущества в скорости и смелости спонтанного маневра: думай и решай быстро, не давая врагу одуматься. Приверженность этому принципу он несколько раз показал в ходе кампании, сначала не замедлив ударить против растянутой французской линии на Адде, а затем предприняв беспрецедентный марш к Треббии. Очевидно, что эти движения Суворов не имел возможности согласовать с Веной. Высказываемые по этому поводу претензии приводили его в ярость. Он высмеивал Гофкригсрат, называл его членов и чиновников «немогузнайками» и «бештиммтзагерами» (от нем. «Ich kann nicht bestimmt sagen» — «не могу сказать определенно») и в конечном итоге создал саркастический образ австрийского командования, который повлиял не только на отношения между союзниками в следующих коалициях, но и на русскую литературную классику: до Аустерлица, в деталях описанного Львом Толстым, оставалось всего шесть лет.

Суворов считал членов Гофкригсрата неоправданно медлительными, «глупо-робкими», не слишком стратегически одаренными и двуличными — и в силу своего собственного характера не стеснялся все это высказывать.

К скорости маневра сводилось и другое разногласие между двором в Вене и русским командующим: Суворов предпочитал не тратить по возможности времени на регулярную осаду крепостей, препятствующую оперативному движению, и не хотел оставлять там гарнизоны. С точки зрения Гофкригсрата это не укладывалось в формальные правила ведения войны: нельзя было, например, идти на Турин, оставив за французами Мантую.

Через несколько дней после Треббии 25 июня/6 июля Суворов жалуется в письме Андрею Разумовскому: «Кабинет желает утвердить, что потрясение Ломбардии — умечтание меня, яко бременного ему чужестранца, паче чтобы сумасходные свои правилы не опорочить перед Европой и доказать, что я только должен быть стражем пред венскими вратами». Из гневной русской скорописи фельдмаршала легко понять: Гофкригсрат начинает считать действия Суворова ошибочными, а его присутствие обременительным.

Скорость, на которую делает ставку Суворов, не просто тактическое предпочтение. Еще перед Треббией в письме тому же Разумовскому он делает точнейшее предвидение исхода кампании: или 30-летняя война с французами, или Кампоформио (то есть новый ненадежный мир). В оценке продолжительности войны фельдмаршал ошибся: Наполеоновские войны продлятся до 1815 года. Но Суворов не столько делает прогноз, сколько метафорически ссылается на Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов, разорившую Центральную Европу и сильно изменившую ее политическую карту. Чтобы избежать новой Тридцатилетней войны, Суворов предлагает немедленно идти на Париж прямо из северо-восточной Италии, форсированным маршем из Турина на Гренобль и Лион. Но в перспективу безостановочной войны до 1815 года никто еще не верит. И мягко говоря, Суворов не встречает понимания в Вене.

6 июля он пишет из своей полевой ставки в Алессандрии (Пьемонт) письмо Павлу: «Всепресветлейший, державнейший Великий Государь Император Павел Петрович, самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! Робость венского кабинета, зависть ко мне, как чужестранцу, интриги частных, двуличных начальников, относящихся прямо в Гофкригсрат, который до сего операциями правил, и безвластие мое в производстве сих прежде доклада на 1000 верстах принуждают меня Вашего Императорского Величества всеподданнейше просить о отзыве моем, ежели сие не переменится. Я хочу мои кости положить в отечестве моем и молить Бога за Государя».

«Здесь хоть и победно, но тяжело»

Положение отчасти спасает падение Мантуи — ее французский гарнизон сложил оружие 28 июля. К этому моменту освобождены при участии русского десанта с эскадры Ушакова Неаполь и Папская область. В Вене это считают огромными достижениями. Поскольку Суворов отвечает в качестве командующего за итальянский театр войны, освобождение Мантуи ставится ему в несомненную заслугу.

Павел, вместо того чтобы отзывать строптивца в Россию, возводит фельдмаршала в княжеское достоинство: граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский, князь Италийский. Король Сардинии герцог Савойский Карл Эммануил IV объявляет Суворова своим кузеном, грандом Сардинии и маршалом Пьемонта. Павел, дозволяя Суворову принять титулы, пишет ему: «Через сие вы и мне войдете в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию: владетельные особы между собою все почитаются роднею».

Суворов по-прежнему мечтает о броске на Гренобль и Париж, но пока перед ним стоит задача завершить кампанию в Италии, разбив французскую армию, которая пытается закрепиться на Генуэзской Ривьере и контратаковать.

27 июля Суворов пишет британскому адмиралу Горацио Нельсону, корабли которого находятся в Тирренском море: «Господин адмирал! После взятия Александрии обращаюсь я к Генуэзской Ривьере, дабы изгнать оттуда неприятеля… Главное дело — блокировать неприятеля, чтоб ему никаких припасов получить не было возможности. С суши он уже отрезан, со стороны же моря потребно пресечь всякий подвоз провианта в Ривьеру открытым морем, хоть из Африки, хоть с островов Архипелага… Вследствие сего убедительно прошу Ваше Высокопревосходительство поддержать также с Вашей стороны сей план, от коего зависит победа и общее благополучие». Британский адмирал и русский фельдмаршал обменяются несколькими полными взаимного уважения письмами, но так и не встретятся.

Тем временем французы меняют командующего в Италии. Генерал Бартелеми Жубер прибыл в ставку Моро 4 августа. Моро, уступив должность, предложил Жуберу свою помощь, тот не отказался, и, как выяснилось уже через 11 дней, не напрасно. 30-летний Жубер, как и Макдональд, и Моро, был одним из лучших генералов Директории; он участвовал в Итальянском походе Бонапарта, который высоко ценил его военный талант. Жубер привел с собой из Франции подкрепления, так что накануне решающего столкновения у Нови на границе Сардинии и Генуи у французов под ружьем снова стояло почти 35 тыс. человек при 40 орудиях.

Русско-австрийские войска под командованием Суворова и австрийского командующего Пауля Края снова имели численное преимущество — в их распоряжении находились 51 тыс. человек — и снова это не имело решающего значения, поскольку французы намеревались оборонять надежную и удобную позицию, для защиты которой им как будто хватало сил.

Ранним утром 15 августа авангард Края с марша атаковал правый фланг французов. Жубера это не смутило — он не мог видеть всех частей противника, который не образовал классической боевой линии. Жубер полагал, что войско союзников подходит двумя колоннами, и рассчитывал разбить Края, а затем — вторую колонну. Впрочем, и Суворов, вероятно, не сразу верно оценил численность противника. Он практически сразу ввел в бой большую часть наличных сил.

Жубер не просто выдержал первый удар, но и попытался контратаковать, однако в одной из стычек он был смертельно ранен одним из тирольских стрелков. Тогда командование принял Моро; ситуация все еще отнюдь не казалась французам безвыходной: их центр надежно опирался на крепость Нови, и они рассчитывали опрокинуть атакующих союзников. В девять утра Суворов приказал Петру Багратиону и Михаилу Милорадовичу (первый найдет свою смерть на Бородинском поле в 1812 году, а второй — на Сенатской площади в 1825-м от пули декабриста Каховского) с десятью батальонами пехоты взять Нови.

Относительно удачной оказалась лишь четвертая атака, которую повел сам Суворов, стремясь воодушевить солдат и командиров своим примером. Взять Нови не удалось и на этот раз, но в пределы стен загнали часть оборонявших городок французов.

Около полудня Суворов водит в бой 9-тысячный корпус Меласа, который должен очистить поле перед Нови. Мелас не спешит, и Суворов, как полагают некоторые авторы, даже грозит генералу расстрелом. К 15 часам корпус Меласа выполняет поставленную задачу, и в 17 часов, спустя 12 часов после начала сражения, русский отряд под командованием генерал-аншефа Вилима Дерфельдена ворвался в Нови. Всего сражение длилось около 16 часов. Армия французов оказалась полностью разгромлена. Суворов в письме Федору Ушакову оценивал общий урон французов в 20 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными — последних не менее 5 тыс. человек. 39 из 40 пушек были захвачены, оставшиеся французские части беспорядочно бежали.

Бой у Нови был одним из самых продолжительных и кровопролитных в карьере Суворова: только русских полегло около 2 500 человек, австрийцев, вероятно, вдвое больше. Ни в одном из трех главных сражений Итальянского похода ему не удалось минимизировать потери, но победа всякий раз оставалась на его стороне. Задача освобождения Северной Италии от французов была выполнена.

Бонапарт, которому в день сражения у Нови исполнилось 30, все еще находился в Египте, намереваясь покинуть армию и отправиться в Париж. Он, вероятно, жалел, что не может сам принять участие в борьбе с Суворовым. Позже он скажет, что у русского фельдмаршала было сердце, но не разум великого полководца. Впрочем, многие военные историки будут говорить о том, что на самом деле Бонапарт многому учился у Суворова.

Совершенно довершить разгром Моро Суворову, однако, не удалось: русский авангард генерала Андрея Розенберга вынужден прекратить преследование врага при его отступлении в сторону Ниццы, в том числе из-за австрийского саботажа при заготовке припасов.

Суворов снова хандрит.

«Русский Бог велик… охают французы, усмехаются цесарцы (австрийцы.— “Ъ”)… а здесь, хоть и победно, но тяжело…— пишет он после Нови президенту коллегии иностранных дел графу Федору Ростопчину.— Наши — лутше нельзя. Цесарцы долго ровняются, французы горячи, им жарко; побили их много, сберечь трудно. И в Англии мною довольны, и Семен Романович (Воронцов, посол России в Лондоне.— “Ъ”) меня хвалит! — а у меня чулки спустились… Политика, критика, Тугут, Директория, Лондон, Париж, Потсдам… Боже сохрани Вас и супругу Вашу».

Он снова заговаривает об отзыве: «Прошу Ваше сиятельство доложить Его Императорскому величеству, что после Генуэзской операции буду просить об отзыве формально и уеду отсюда. Более писать слабость не позволяет» (снова письмо Ростопчину). Возраст не может не брать свое. Суворов уже почти семь месяцев в пути, очень утомлен и неважно себя чувствует. Но превратности войны и политики таковы, что о возвращении приходится забыть еще на пять месяцев. Союзные державы решают сосредоточить силы в Швейцарии, где французы располагают корпусом под командованием генерала Андре Массена. Суворов в конце первой декады сентября получил предписание с русскими частями, в которых остается около 23 тыс. солдат и офицеров, выступить через Альпы в Швейцарию на соединение с русским корпусом Александра Михайловича Римского-Корсакова и войсками австрийского лейтенант-фельдмаршала Иоганна Фридриха фон Готце. 11 сентября 1799 года Александр Суворов во главе колонны русских войск выступил из Алессандрии в Пьемонте в свой последний поход.