Премьеры Каннского фестиваля

На Каннском кинофестивале состоялись премьеры фильмов режиссеров с мировым именем: от Йоргоса Лантимоса до Фрэнсиса Форда Копполы. Рассказывает Андрей Плахов.

Андреа Арнольд — любимица Каннского фестиваля. Здесь состоялась мировая премьера ее полнометражного дебюта «Красная дорога», а в этом году в конкурсе ее картина «Птица». Предыдущий фильм Арнольд, документальный, назывался «Корова» и тоже был показан в Канне. Его героиней действительно была корова. Новая картина Арнольд «Птица» игровая, и она о людях. Bird — прозвище странного человека в юбке и с блаженной улыбкой, который вторгается в жизнь главной героини Бэйли, двенадцатилетней девчонки, представительницы смешанной расы из неблагополучной среды лоу-класса. Разведенные родители живут своей жизнью, девочка с собственными маленькими проблемами вроде первой менструации предоставлена сама себе. Колоритный, тронутый галлюциногенами быт британского захолустья, жесткие и распущенные нравы сквотов — фон, на котором формируется чувствительная Бэйли. Андреа Арнольд с ее цепкой интимной интонацией вписывает юную героиню в социальный и природный космос, легким движением камеры выхватывая в нем бабочку, муху или человека, действительно похожего на птицу и в нужный момент готового в нее превратиться.

Грек Йоргос Лантимос — выдающийся режиссер с необузданной фантазией — мировая звезда на пике творческой формы. Его новый фильм «Виды доброты» состоит из трех новелл со сквозными мотивами и общими актерами: к Эмме Стоун и Уиллему Дефо (пара из «Бедных-несчастных») добавляются Джесси Племонс и еще пара-тройка исполнителей. Все они хулиганят почем зря и купаются в сюрреалистичных сюжетах о тотальном контроле, в которых фигурируют каннибализм, сектантство, групповой секс. Сардонический юмор фильма местами напоминает Тарантино и Альмодовара, но все-таки сохраняет свои греческие корни.

Лантимос возвращается к жестокому абсурду ранних работ, однако то, что тогда казалось национальной спецификой, теперь выглядит универсальной материей, из которой сшит мир.

Между тем в конкурсе появился фильм, который может скорректировать рейтинг фаворитов. Он называется «Три километра до конца света» и поставлен румыном Эмануэлем Пырву. Все начинается со скандала в деревенской глубинке, на берегу дунайской Дельты. Ночью соседские ребята увидели двух целующихся парней и одного из них избили; узнав о неподобающем увлечении сына, любящие родители связывают его и зовут попа, чтобы тот «изгнал бесов». Свою линию параллельно гнут правоохранительные органы. Локальный конфликт, типичный для румынского кино, вырастает до анализа устройства общества с пронизывающими его коррупционными и патриархальными связями.

«Мегалополис» Фрэнсиса Копполы тоже полная противоположность интимному кино. Здесь чудеса и превращения глобальны.

Знаменитый мегаломан Коппола продал свои не менее знаменитые винодельни и виноградники, чтобы снять этот сверхдорогой фильм в жанре «послания к человечеству»; многие склонны считать его прощанием легендарного режиссера. Кино, сюжетно завязанное на проблемах градостроения, почти полностью выполнено на компьютере, который нарисовал футуристические экспрессионистские декорации Нью-Йорка. Это Новый Рим — столица разлагающейся, как ей и положено, Новоримской империи.

Античные имена персонажей (прогрессивного дизайнера-архитектора в исполнении Адама Драйвера зовут, например, Цезарь Катилина), пронизывающие действие цитаты из древнеримских классиков — только оболочка концепта Копполы, который ни в чем себе здесь не отказывает. Пир грубых эффектов и сентиментальных нравоучений может бесить, но только великий режиссер способен прямо, не прячась за стилевые игры, говорить то, что думает о любви и алчности и о катастрофически уходящем времени. В финале «Мегалополиса» он буквально «останавливает время»: все основные герои застывают в стоп-кадре, и только новорожденный младенец продолжает двигаться и издавать звуки — для него, единственного, еще есть шанс на будущее.