Спектакль Деклана Доннеллана

В румынском городе Крайове проходит Шекспировский международный театральный фестиваль — один из главных мировых форумов, посвященных одному автору. Национальный театр Крайовы подготовил к фестивалю премьеру «Гамлета» в постановке британского мастера Деклана Доннеллана. Смотрела новую постановку так, будто никогда прежде не видела на сцене самую знаменитую на свете пьесу, Эсфирь Штейнбок.

На вопрос, какое отношение имеет Шекспир к Румынии вообще и к Крайове в частности, нужно смело отвечать: никакого. Во всяком случае, не большее, чем к любой стране мира, где он по-прежнему остается самым репертуарным драматургом. Но в Крайове нашелся человек, сегодня уже бывший директор здешнего Национального театра, Эмиль Борогинэ, который в 1990-е годы, вскоре после падения железного занавеса, решил сделать смотр постановок по пьесам Шекспира. И вот в этом году международный Шекспировский фестиваль уже празднует свое 30-летие. Правда, теперь это знаменитая театральная биеннале, куда стремится попасть любой театр мира, поставивший пьесы британского классика. Шекспир вытащил Крайову на международные театральные орбиты, сделал здешний театр известным всему свету.

Конечно, статус международного фестиваля-панорамы подразумевает, что на форум съезжаются не только работы знаменитостей или неожиданные интерпретации пьес Шекспира, но и забавные проделки, так сказать, субпродукты непроходящей глобальной шекспиризации. Например, пантомима «Король Лир» из Гонконга, гендерный перевертыш по отношению к театру елизаветинской эпохи,— все роли здесь играют женщины. Впрочем, после того, как зритель угадывает, кто есть кто в этом дамском раскладе, интерес улетучивается, и спектакль превращается в бессловесную, то есть хорошо пригодную для зарубежных гастролей, иллюстрацию сюжета трагедии. Или, например, британский спектакль «Праздник: пьеса в одном обеде» в постановке Филиппа Парра. Сюжет забавный: шесть погибших в разных пьесах Шекспира героинь (Джульетта, Офелия, Дездемона, леди Макбет и т. д.) встречаются на том свете, на кухне, готовят еду и обсуждают друг с другом, как бы изменить сюжеты «своих» пьес и остаться живыми. В конце концов они приходят к разумному выводу, что ничего у классика менять не надо, правда по дороге успев превратить спектакль в манифест феминизма: мол, во времена Шекспира положение женщин было подчиненным, а в наше время все по-другому и женщины должны бороться за права своих героинь не только в жизни, но и на сцене, и после смерти.

Британский мастер Деклан Доннеллан, к счастью, по-прежнему ставит вне «повестки», не об униженных и оскорбленных, но и не о властителях и героях. Об обыкновенных людях, попавших в трагические обстоятельства и не справляющихся с неумолимым потоком жизни, который несет их известно куда. У Доннеллана умирающие герои «Гамлета» не покидают сцену, а остаются сидеть на табуретках — вот и могильщики в спектакле Национального театра Крайовы, клоуны в клетчатых ковбойках и желтых шапочках, на самом деле не копают землю, а мастерят сиденья для новых и новых жертв сюжета. Мертвую Офелию Лаэрт приводит на похороны, будто невесту к алтарю, а траурный цветок Гертруда кладет ей на колени. Дольше всех, с самого начала, сидит и наблюдает за действием Призрак. Но он и на призрака не похож — при встрече Гамлет и отец не просто обнимаются, а даже ощупывают друг друга, чтобы убедиться, что оба состоят из плоти и крови.

Весь «Гамлет» Доннеллана — из плоти и крови, живой и дышащий, вроде бы простой, но стремительный и пульсирующий. Как часто бывает в спектаклях британского мастера, сцены идут внахлест, следующая будто наступает на пятки предыдущей. Ник Ормерод, художник и соавтор режиссера, усадил публику на подмостки, бифронтально, на трибуны, как когда-то в их московском «Борисе Годунове», а между зрителями оставил сцену-проход с белой дорожкой. Она начинается от глухой, гофрированной стены-задника и обрывается перед темным пространством пустого зрительного зала. Вся шекспировская трагедия — между какой-то непробиваемой земной стеной и пропастью небытия. В этом узком коридоре туда-сюда мечутся персонажи «Гамлета», не успевающие осознать, что с ними происходит. Спектакль Доннеллана — не о мести и не о крови, трудно даже сказать, случилось ли на самом деле убийство отца. Каким-то загадочным способом режиссер умеет сделать так, что это перестает быть основополагающим вопросом.

Мелочи, детали цепляются друг за друга: вездесущий Полоний оставляет Гертруде дамский пистолетик, чтобы, если что, защититься от безумного сына, но Гамлет его обнаруживает в кармане у матери, стреляет в воздух и — попадает в Полония. Полоний у Доннеллана — то ли папа Офелии и Лаэрта, то ли мама: необъятного телосложения женщина с приклеенными усиками, подвижная и испуганная. Вообще, Полоний актрисы Ралуки Паун и Клавдий — самые интересные персонажи в этом «Гамлете». Клавдия, растерянного, словно придавленного событиями, никакой власти не ищущего, играет, так уж получилось, тезка героя, отличный молодой артист Клаудиу Михаил. У этого Клавдия вопросов к миру не меньше, чем у Гамлета Влада Удреску, который по крайней мере в невыносимых обстоятельствах сохраняет броский артистизм: красит губы яркой помадой и щеголяет в новых красных дамских туфлях на каблуках — видимо, тех самых, что мать не успела сносить после похорон.

Несколько важнейших реплик режиссер переносит как бы вверх по действию. Так, «Быть или не быть» впервые звучит в самом начале спектакля — и, как и положено хрестоматийной строчке, вызывает у самих же персонажей дружные аплодисменты. Но еще интереснее Деклан Доннеллан решает финал трагедии. Неизбежное «дальше — тишина» Гамлет произносит еще перед началом поединка с Лаэртом, так что последняя сцена пьесы действительно разворачивается перед зрителями в полной тишине. Все же и так помнят ее практически наизусть, зачем без нужды сотрясать воздух? И только в этот момент вдруг осознаешь, что в спектакле Доннеллана совсем не было Горацио, единственного выжившего. Того свидетеля, кто должен рассказать о происшедшем. И что это мы, зрители, к которым так часто обращались персонажи пьесы, и есть коллективный Горацио.