Народ и нация в Венеции

60-я Венецианская биеннале проходит под девизом «Иностранцы повсюду»: такова тема главной выставки бразильского куратора Адриану Педрозы, который противопоставил программный космополитизм врожденному национализму старейшего в мире фестиваля современного искусства. «Золотые львы» биеннале достались новозеландскому Mataaho Collective и павильону Австралии с проектом художника-аборигена Арчи Мура — это решение жюри тоже вносит свой вклад в дискуссию об этносе, народе и нациях.

Текст: Анна Толстова

Имя и тему биеннале Адриану Педроза одолжил у «художницы-феминистки» Claire Fontaine. В 2004 году, когда итальянка Фульвия Карневале и англичанин Джеймс Торнхилл встретились в Париже и решили работать вместе под смешным канцелярским псевдонимом Claire Fontaine (так называется бренд канцтоваров, знакомый каждому французу со школьных лет), они начали делать серию неоновых объектов-высказываний «Stranieri ovunque» («Иностранцы повсюду»). Постепенно из фраз, переведенных на разные языки (русский перевод «Иностранцы везде» — не самый удачный, немецкий еще хуже, но это отчасти намеренно, ведь иностранцам свойственно делать ошибки в неродных языках) и записанных разноцветным неоном, сложилась целая инсталляция. Эти парящие в воздухе неоновые слова встречают зрителя на входе и провожают на выходе с главной выставки в Джардини и в Арсенале, однако Claire Fontaine — не типичный участник «Иностранцев повсюду»: под иностранцами здесь понимаются вовсе не привилегированные художники «бывшего Запада», для которых глобальный мир — мир без границ.

Во многих языках слово «иностранец» — однокоренное слову «странный», и оба, в сущности, обозначают то, что находится по ту сторону, выпадает из нормы, чуждое нам, чужое. С одной стороны, Педроза отдает предпочтение художникам «глобального Юга» (Латинской Америки, Африки, Ближнего Востока, Южной и Восточной Азии, Австралии и Океании), то есть тем, кого политкорректно зовут «иностранцами», чтобы не употреблять негативно окрашенные слова «мигранты» или «гастарбайтеры», с другой стороны — художникам небинарной гендерной идентичности, приверженцам квир-теории и квир-эстетики (от английского queer — «странный»), причем идеальный участник выставки — тот, та или те, в ком первое и второе совмещается. Первое и второе представляют собой главную угрозу чистоте народа, нации, белой расы — разумеется, с националистическо-консервативной точки зрения, даром что старинная английская пословица гласит: there’s nowt so queer as folk («нет ничего более странного, чем народ»).

Венецианская биеннале, основанная в конце XIX века и унаследовавшая принцип национального соревнования от Всемирных выставок, всячески пытается изживать свой родовой национализм, но добилась примерно тех же успехов, что и «Евровидение». Одной из задач Венецианской биеннале было поднять международный престиж итальянской школы, к концу XIX века пребывавшей в глубоком упадке. Вам это удалось, говорит Педроза, но удалось другим способом: целый зал в Арсенале, названный «Итальянцы повсюду», отведен итальянским художникам, эмигрировавшим с «родины искусства» в поисках лучшей доли.

Здесь есть и знаменитости вроде футуриста Джино Северини, переметнувшегося на сторону парижских кубистов, мексиканской революционерки во всех смыслах Тины Модотти или лидера бразильского конкретизма Вольдемара Кордейру, но преобладают не столь именитые персонажи, внесшие свою лепту в строительство художественной системы обеих Америк. Кому, как не Педрозе, директору Художественного музея в Сан-Паулу и экс-куратору Биеннале искусства в Сан-Паулу, помнить об этом иностранном вкладе: и музей, и биеннале были основаны представителями итальянской диаспоры в Бразилии. Кто все эти люди — предмет итальянской национальной гордости или важная составляющая других народов и наций? Покопайся в себе хорошенько — непременно найдешь иностранца и чужака. Как поется в одном из хитов LP, we are all strange («все мы странные»).

Национальные павильоны не обязаны придерживаться темы главной выставки, но когда она подталкивает к космополитическим жестам, рады выступить в унисон. Многие выбрали художников-иностранцев, давно работающих в чужой стране, художников с мигрантскими корнями или тех, кто говорит о проблемах беженцев. Германия выставила работающую в Берлине израильтянку Яэль Бартану и родившегося в турецкой семье в Западном Берлине Эрсана Мондтага; Мексика — родившегося в немецко-ливанской семье в Мехико Эрика Мейенберга; Великобритания — уроженца Ганы Джона Акомфру; Канада — родившуюся в Онтарио и работающую в Париже художницу танзанийского происхождения Капвани Кивангу; Австрия — последнюю советскую политэмигрантку, бежавшую в Вену из Ленинграда Анну Ермолаеву; Польша — украинскую «Открытую группу» (этому предшествовал большой скандал: консервативное польское правительство собиралось представить в Венеции живописную серию Игнацы Чвартоша о вековечной трагедии польского народа «между Германией и Россией», но после парламентских выборов осени 2023 года от националистического проекта решили отказаться в пользу украинцев — обиженный Чвартош открыл альтернативный павильон «Неподцензурная Полония»). Россия, уже дважды не участвующая в биеннале, на льготных условиях уступила свой павильон Боливии, но это был не кураторский, а сугубо политический жест. Многие страны отдали павильоны представителям коренных или колонизированных народов, напоминая о том, что привилегированное белое большинство завоевывало мир на правах иностранцев: США — Джеффри Гибсону, художнику из народов чероки и чокто; Дания — гренландскому фотографу Инуутеку Сторку; Нидерланды — большой группе конголезских художников.

Кажется, только в павильоне Чехии грустно посмеялись над этим нарциссическим, антропоцентричным торжеством толерантности и деколониальности: Ева Котаткова посвятила свою педагогическую инсталляцию Ленке, первой представительнице племени жирафов в Чехословакии, привезенной в Пражский зоопарк в 1954-м из Кении, скончавшейся на чужбине два года спустя и посмертно ставшей экзотическим экспонатом Национального музея в Праге.

Впрочем, драматургия Венецианской биеннале обречена строиться на конфликте между утопией космополитизма и реальностью национализма, и актуальная политическая повестка позволила в очередной раз продемонстрировать этот конфликт. В начале года мировое художественное сообщество принялось требовать не допускать Израиль до участия в биеннале, открытое письмо подписали около 23 тысяч деятелей искусства, однако руководство фестиваля не пошло у них на поводу, резонно полагая, что в трактовке коллективной национальной вины протестующие переходят границы разумного. Трудно вспомнить такого израильского художника, кто бы не был против праворадикальной политики своего правительства в палестинском вопросе и не испытывал бы чувства вины — личного, а не навязанного со стороны. Вот и художница Рут Патир, представляющая Израиль в этом году, приняла решение закрыть павильон — до прекращения огня и освобождения заложников. Тем не менее в дни профессионального превью биеннале под стенами израильского павильона прошла манифестация, демонстранты скандировали лозунг «От реки до моря», подразумевающий уничтожение Государства Израиль и считающийся экстремистским в ряде стран Европы.

Главные призы 60-й Венецианской биеннале достались художникам-аборигенам из Новой Зеландии и Австралии. «Золотого льва» за участие в основном проекте получила группа художниц-маори Mataaho Collective: их инсталляция «Takapau» оплела гигантской геометрической паутиной из светоотражающей ленты первый зал Арсенале — временами плетение складывается в узоры, напоминающие о традиционных циновках Аотеароа (так маори называют Новую Зеландию). Mataaho Collective состоит из трех магистров (Бриджит Ревети, Сара Хадсон, Эрена Арапере-Бейкер) и одного доктора (Терри Те Тау) искусств; в ком-то больше крови коренного населения Аотеароа, в ком-то больше крови британских колонизаторов, но все идентифицируют себя как маори и делают очень ученое феминистское искусство, в которое вплетено множество мифологических и исторических сюжетов. Венецианские завсегдатаи могут вспомнить, что в 2009 году, на 53-й биеннале, в том же самом зале Арсенале была показана похожая инсталляция-паутина из золотистых, едва различимых глазом струн — работа бразильской художницы Лижии Папе (1927–2004), посмертно превратившейся в икону кинетизма и звезду мирового искусства. Mataaho Collective подчеркивают, что своими плетенками хотят отдать дань уважения поколениям безвестных народных мастеров, чьи руки довели орнаменты и техники до такого ремесленного совершенства.

«Золотого льва» за лучший национальный павильон получила Австралия с проектом «Родные и близкие» Арчи Мура. Мур — тоже совсем не тот австралийский художник-абориген, какого мы представляем себе по душераздирающим биографиям Наматжиры: он получал свои ученые степени в Квинслендском университете и Пражской академии художеств, он, как и его новозеландские коллеги, продукт креолизации, в его жилах течет кровь коренных народов Австралии и пришлых британцев — вопрос генеалогии как раз и оказывается центральным в его венецианской работе. Отправной точкой послужили два факта, касающиеся аборигенов Австралии: с одной стороны, их считают древнейшими этносами Земли, сохранившимися в относительной чистоте — благодаря изолированности континента, но, в отличие от тех же британцев, редкий представитель коренных народов может сказать, как звали его прадедушку,— благодаря колониальной политике; с другой стороны, коренные австралийцы бьют мировые рекорды по числу людей, попадающих в тюрьмы.

Зал австралийского павильона погружен во тьму, в его центре — залитый ослепительным светом белый подиум в окружении черных вод, на черных стенах — какие-то надписи, сделанный белым мелом. На белом подиуме выложены стопки бумаги разной высоты, напоминающие кладбищенские плиты: это копии полицейских протоколов — в них с конца XVIII века главным образом и фиксируются имена аборигенов, имена вымараны по этическим соображениям, впечатление производит само количество бумаги, освещенной фуколтианским светом Просвещения. На стенах — генеалогическое древо художника, результат колоссальной исследовательской и одновременно поэтической работы. До известной степени оно реальное, возвращающее из тьмы забвения имена предков Мура, британцев и коренных австралийцев, уходящее в глубь истории на десятки поколений. В большей степени, однако, это древо воображаемое: под самый потолок нечитаемыми письменами воспаряют меловые облака имен — вероятных, возможных, придуманных, утраченных, и так на 65 тысяч лет назад.

Маргерит Юрсенар в «Северных архивах» писала о том, что пришла пора переосмыслить концепцию генеалогического древа, перевернуть его с ног на голову, сместить акценты с корней на последние побеги, ведь это именно в тебе сходятся все твои предки и, говоря шире, все человечество. В соответствии с этой революционно-гуманистической идеей воображаемое сообщество австралийской нации сходится в точке, имя которой — Арчи Мур.

За последние сорок лет современное творчество коренных народов оказалось в центре внимания австралийской культурной политики: впервые искусство художников-аборигенов, Ровера Томаса и Тревора Николлса, было показано в национальном павильоне на Венецианской биеннале еще в 1990 году, с тех пор, кажется, ни один австралиец, будь он коренного или пришло-британского происхождения, не обошел стороной тему колониализма. Австралийские усилия наконец увенчались успехом, и своего первого «Золотого льва» Австралия получила не без оснований: в историко-поэтической одиссее Арчи Мура найдена идеально верная интонация, чтобы говорить об этничности и национальности, о народности и индивидуальности, о колониальной травме и примирении.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram