Есть ли средний класс в России? Нет ли среднего класса в России? Как ответил бы герой знаменитого советского фильма — науке это не известно. Действительно, более 30 лет ученые социологи и экономисты пытаются измерить средний класс, но к однозначным выводам до сих пор никто прийти не может.

С начала нулевых возглавляемый мною РОМИР совместно с журналом «Эксперт» и Игорем Березиным вели многоволновый проект по исследованию среднего класса. Цифра гуляла в районе 25% и упорно не росла. В это же время другие попытки измерений, в том числе последних лет, показывали величины среднего класса от 11% до 38%.

Логично предположить, что данные разнятся из-за измерительных методик — «как» считают. На мой же взгляд, первопричина разночтений кроется в том, «что» или, точнее, «кого» исследователи пытаются посчитать.

За 30 лет существования новой России мы потеряли язык социогуманитарной науки. К сожалению, различные методички, которые писались на западные гранты, и переведенные учебники достаточно слабо отражают нашу уникальную и специфическую российскую реальность. Социальная психология как наука вымылась до состояния клинического консультирования. Хотя именно она должна была бы изучать большие и малые социальные группы. Экономоцентричный подход зашел в окончательный тупик. И не только в России.

Говоря о среднем классе, что мы подразумеваем? Если средний класс в западном обществе — это класс, который имеет имущество, это класс, который стабилизирует общество (заметим, что, судя по последнему веку потрясений, не очень успешно), то у нас совершенно другая история и культура. В Европе уже в Средние века частная собственность представлялась в виде удела, земли, которую оберегали, охраняли, что, соответственно, прописывалось в виде всевозможных имущественных правовых актов.

В России же, как говорил профессор Гарвардского университета, русист и историк Ричард Пайпс, нет уважения к частной собственности. Откуда ей взяться при таком обилии недр и просторов на фоне того, что сами крепостные были собственностью. Но это его точка зрения, не будем дискутировать о различных статусах крепостных и рабов на «цивилизованном» Западе.

Может, подсечно-огневое земледелие, которое дольше других применялось русскими первопроходцами, и позволяло им расширять пределы на глобальный Юг и Восток, создавая свои формы общинности и структуры власти?

Может, пора задуматься о реальных критериях цивилизованности? Почему семь штанов и три авто круче семи детей и многопоколенческой семьи?

Как тут не вспомнить доклад комиссии Джозефа Стиглица, выполненный в 2009 году по заказу Саркози. В нем доходчиво было показано, что рост ВВП зачастую дает обратную корреляцию с индексом счастья, что социальное государство макроэкономическими показателями не измерить. Важнее оценивать благополучие и самочувствие домохозяйств, страшно сказать, семей! Дорого они поплатились за такие сомнения, как и Доминик Стросс-Кан, Муаммар Каддафи или кто там еще засомневался.

Попытки найти средний класс в прослойке между очень бедными и очень богатыми крайне сомнительны.

Как же общество всеобщего благополучия? Опять же, возникает вопрос, где проходит черта бедности и богатства? Целесообразно ли считать уровень благосостояния от МРОТ, медианных зарплат в регионах или от доли ВВП на душу населения? Здесь, кстати, вспомним еще раз Стиглица.

На мой взгляд, если мерить реально, для России оптимально брать за единицу измерения домохозяйство как первичную социальную ячейку общества. Мы исконно общинное государство. Нам в одиночку не выжить — в нашем климате, на наших просторах, в зоне рискованного земледелия, на границах тайги и степей. Да и продолжение жизни, рождение и воспитание детей может идти только в большой кровно-соседской семье.

Потому что прежде чем что-то считать, необходимо разобраться с основополагающими понятиями и определиться, чего мы хотим. А хотим мы справедливого общества, благосостояния большинства, политической стабильности, демографического роста! Среднее в данном контексте тогда вообще теряет смысл.

И нужно ли нам это среднее в нашей огромной и разнообразной стране?

Андрей Милехин, президент исследовательского холдинга РОМИР