Московская балетная академия тряхнула новизной
Представив юных исполнителей старого репертуара
На Исторической сцене Большого театра прошел выпускной концерт Московской государственной академии хореографии. Трехчасовая программа, составленная из классики и характерного танца самого академического свойства, неожиданно увлекла Татьяну Кузнецову.
В сравнении с прошлыми сезонами программа выпускного концерта была обновлена почти полностью и выглядела еще консервативнее предыдущих. Преобладали классика позапрошлого столетия и характерный танец эпохи 1930-х; самым свежим оказался дуэт из «Призрачного бала» Дмитрия Брянцева (1995), стилизованный под романтизм. Никаких спортивных 1960-х, тем более ничего современного, поставленного специально для школьников,— академический репертуар точно отвечал задачам сегодняшнего дня: поддержание традиций, выявление «скреп», восстановление балетов, вошедших в «золотой фонд». Поразительно, но юные артисты плавали в исторических заводях вольно, как рыбы, непринужденно и даже с удовольствием. Более того, оживляли заезженные фрагменты нетривиальным исполнением и неподдельными эмоциями. Благо в выпускных и старших классах оказалось достаточно ярких и перспективных солистов.
Особенно удивила россыпь юношей — высоких, длинноногих, технически подкованных, разных по темпераменту и артистическим свойствам. Скажем, долговязый выпускник Максим Иванов, станцевавший партию Океана в трио из забытого балета Александра Горского «Океан и жемчужины», по телосложению (тоненькие ножки, узкий торс, длинные плети рук) еще сущее дитя. Однако этот «ребенок» с отличным прыжком, легким шагом, цепкой стопой, свободной координацией и устойчивым вращением исполнил труднейшую партию без единой помарки. Выпускник Максим Нахимович в па-де-де из «Дон Кихота» и в дуэте из «Призрачного бала», напротив, держался не по-детски: навыки опытного кавалера он дополнял актерским обаянием и уже научился скрывать природную нехватку вращения эффектными позами и точными остановками.
Даниил Бабкин и Александр Гусев, которым учиться еще год, разыграли истертые от частого употребления отношения Пьеро и Арлекина в па-де-труа из «Феи кукол» Николая и Сергея Легатов с такой живой непосредственностью, будто получили партии из рук покойных балетмейстеров.
Помимо этого, оба отменно прыгали, а школьник Бабкин и вовсе сразил свободой высоченных шпагатных разножек. Необычайным — по пластичной изысканности и стилистической деликатности — Золотым рабом оказался Генки Александр Хоши. В заезженном дуэте из «Шехеразады» Михаила Фокина этот юнец заткнул за пояс самых именитых исполнителей этой партии. Не пытаясь самоутвердиться в трюковых прыжках и больших пируэтах (которых, кстати, у Фокина не было и в помине), он ласкал любимую жену Шахрияра с такой самозабвенной чувственностью и рабской покорностью, что вернул этой сцене давно выветрившийся декадентский флер.
Впрочем, и Зобеида была достойна своего раба. Камила Султангареева явила тут и нежную истому, и ленивую восточную грацию, и спонтанную сексуальность, приправленную страхом перед запретностью преступной связи,— «Шехеразада» раскрыла еще неведомые грани дарования лауреатки различных конкурсов, отработавшей в первом отделении па-де-де из «Дон Кихота» уверенно и чисто, но довольно банально. Ровно и грамотно станцевали будущие солистки па-де-катр «Ожившие фрески» из старинного «Конька-Горбунка» (отдельный поклон педагогам за возвращение этой хореографии Горского — целой энциклопедии прыжково-вращательных виртуозностей); среди четырех добротных «фресок» высоким мощным прыжком выделялась Алена Гришина. Но главным открытием вечера стала Маюко Фудзии в адажио Авроры с четырьмя кавалерами из «Спящей красавицы» — самым трудным из классического наследия, требующим выносливости марафонца и грации танагрской статуэтки. Идеально сложенная японка с изящной стопой, легким высоким шагом и самурайской выдержкой казалась готовой балериной, хотя ей учиться еще два года.
Но трехчасовой концерт не выглядел ярмаркой невест и женихов. Кордебалет, козырь любой серьезной труппы, играл в нем основательную роль: старину подавали не отрывочным дивертисментом, но увесистыми фрагментами, давно или недавно исчезнувшими из «взрослого» репертуара. Открывал вечер полноценный «Оживленный сад» в реконструкции Юрия Бурлаки — этот шедевр Мариуса Петипа изъят из репертуара Большого, поскольку балет «Корсар», частью которого он является, поставлен Алексеем Ратманским, ярым противником СВО.
И хотя школьные Медора и Гюльнара были далеки от балеринского эталона, сама композиция, в которой занято больше пяти десятков юных артистов, не только прекрасна, но и чрезвычайно полезна: дает неоценимые кордебалетные навыки и вкус к старинному исполнительскому стилю.
Важен и многолюдный вальс «с корзиночками» из первого акта «Спящей» — балет в редакции Юрия Григоровича в Большом пока не идет, но будет возобновлен в следующем сезоне по личному распоряжению Валерия Гергиева. Для «Дон Кихота» Большого театра подготовили и «Фанданго» в постановке Анатолия Симачева, и — возможно, для будущих возобновлений — «Польский бал» из «Ивана Сусанина» в постановке Ростислава Захарова, одну из главных характерных сюит ХХ века.
Тут настало время для «ложки дегтя»: характерный танец, интерес к которому всколыхнулся с тенденцией к возобновлениям советской классики, в Московской академии бедствует по-прежнему. Дело тут в педагогах, не способных передать школьникам элементарных знаний, поскольку сами учились и танцевали в эпоху его упадка. И похоже, не догадываются, что польское pas gala — это не подскоки в арабеске на плие, а скольжение, что основной ход полонеза отличается от скандинавской ходьбы тем, что идет триолями, на низких полупальцах. Что в сценическом фанданго шаги назад должны быть плавными, непрерывными и широкими, а не стопориться, будто перед ямой на тротуаре. Что валькирия революции Тереза-баска перед штурмом Тюильри не может зазывно улыбаться и прыгать по невыворотной четвертой, как резвая коза.
Ситуация с характерным танцем кажется безысходной, но как знать? Ведь научили же нынешние педагоги-классики своих подопечных нюансам, на которых прежде было не принято зацикливаться.
И даже дурная традиция оформлять гала видео- и фотопроекциями трансформировалась до пристойности: на выпускном концерте на заднике проецировали реальные эскизы театральных художников, не убивающие ни солистов, ни композицию массовых танцев.
Практические итоги школьного бала подведут недели через три, когда все юные артисты подпишут контракты с театрами. Некоторые, правда, ангажированы уже сейчас: по сведениям обозревателя “Ъ”, почти все вышеупомянутые выпускники попали в Большой. Активным «покупателем» выступил Кремлевский балет, а также Пермь, жаждущая пополнить поредевшую труппу. И если новобранцам удастся приумножить свои достоинства, пережить радикальное сужение репертуара российскому балету будет легче.