Страх революционера

«Аллонзанфан»: братья Тавиани об обреченности идеализма

На фестивале авторского кино Voices в Вологде в рамках ретроспективной программы покажут «Аллонзанфан» братьев Тавиани с Марчелло Мастроянни в роли революционера-предателя. Спустя ровно 50 лет после выхода этот фильм не потерял актуальности: Тавиани, участники революции 1968 года, безжалостно показывают, как революция пожирает своих детей — прежде всего изнутри.

Текст: Зинаида Пронченко

Фото: Ministero del Turismo e dello Spettacolo, Una Cooperativa Cinematografica

После падения империи Наполеона в Италии в 1815 году произошла реставрация абсолютизма, державшегося на нескольких монархических династиях. Так образовались Сардинское королевство, герцогства Парма, Модена и Тоскана, Папское государство и Неаполитанское королевство. К власти вернулись Бурбоны и Габсбурги. Революционные движения были раздавлены, а на членов разнообразных тайных братств, вдохновленных событиями 1789 года во Франции, объявлены гонения. Эта атмосфера упадка и полного отсутствия надежды, отката к прошлому в самых ретроградных его проявлениях казалась идеальной исторической параллелью к настроениям, царившим в Италии середины семидесятых уже ХХ века. Компартия Италии после смерти соратника Сталина Пальмиро Тольятти стала постепенно сдавать позиции, май 1968-го вылился в оглушительное поражение, новое время требовало новых методов борьбы — к 1970-м появились «Красные бригады», полагавшие партизанскую войну и терроризм эффективнее любого просвещения.

Уроженцы Сан-Миниато, верные носители левой идеи братья Тавиани, по их собственным признаниям, осознали непреложную важность кинематографа, посмотрев картину Роберто Росселлини «Земляк» (1946). Собственный путь в искусстве они начали со знаменитой антифашистской ленты, созданной в соавторстве с Валерио Орсини, «Человек, которого надо сжечь» (1962), а затем продолжили изучать социальное неблагополучие, особенно разъедавшее юг страны. В 1967-м вышел их фильм «Мятежники», открывающийся сценой масштабных похорон Тольятти в Риме (умер он, кстати, в Крыму, под Ялтой) и повлиявший якобы аж на объединение «Дзига Вертов» — Годар говорил, что последнее совместное творение «Владимир и Роза» придумано в качестве послесловия к «Мятежникам». В 1969-м и 1971-м выходят «Под знаком Скорпиона» и «У святого Михаила был петух», образующие своеобразный политический даблфичер, с одной стороны, обличающий социалистическую утопию как вредное смертоносное поветрие, с другой — скорбящий об имманентной несправедливости мироустройства. А в 1975 году в двухнедельнике режиссеров Каннского фестиваля состоялась премьера «Аллонзанфана», злой пародии на революционеров, окончательно оторвавшихся от народа, чьи интересы они громогласно защищают в теории, а на практике лишь упиваются личными амбициями, приближая неминуемую социальную катастрофу.

Уже из абсолютно издевательского названия, обыгрывающего первую строчку «Марсельезы», становится понятно, что Тавиани не пощадят ни субъектов сочувствия правому делу — ничтожных в своем слепом эгоцентризме карбонариев, ни объектов — погрязших в разного рода атавизмах пейзан. Главный герой «Аллонзанфана» — ломбардский аристократ Фульвио (Марчелло Мастроянни) в первой сцене освобождается из-под стражи и, вместо того чтобы вернуться к своим единомышленникам, членам «Великолепного братства», бежит в родное имение, надеясь навсегда порвать с революцией и заняться тем, чем и положено человеку его класса: вкушением дорогостоящих вин и яств, созерцанием холмов, ленивыми думами о былом. Возлюбленная (Леа Массари), с которой он в пылу борьбы умудрился еще и прижить ребенка, тут же отданного на воспитание тем самым безмолвным пейзанам, находит Фульвио в неге и роскоши домашнего очага и призывает вновь поднять алое знамя. Другого пути, как подло предать друзей, Фульвио не видит.

Мастроянни гениально играет штрейкбрехера, разочаровавшегося в идеалах юности и обуреваемого элементарной трусостью. Его Фульвио воспринимается как реинкарнация Гамлета, наконец-то определившегося с ответом на вечный вопрос «быть или не быть». Быть, но в отрыве от коллектива — не в трюме корабля дураков и не в темнице сырой, а на мягкой перине, взбитой любезными крепостными, благодарными по гроб жизни за подачки с барского стола. Тавиани в своих более поздних фильмах не раз экранизировали Толстого, но уже в «Аллонзанфане» видна критика вельможного либерализма великого русского писателя, черты которого самым карикатурным образом проступают на благообразной и пресыщенной мине великого итальянского артиста. Рождение предателя происходит из духа музыки, написанной для Тавиани Эннио Морриконе. Композиция «Раббия и тарантелла» (между прочим, впоследствии использованная Квентином Тарантино на заключительных титрах «Бесславных ублюдков») (ДЛЯ САЙТА https://www.kommersant.ru/doc/1215894) возникает в буколической атмосфере семейного пикника, когда глупая и вульгарная сестра Фульвио, вышедшая замуж за солдафона, решает вспомнить детство и пускается в пляс под мелодию пролетарского Юга. В дальнейшем эти фривольные ритмы обрастут тревожными коннотациями и будут сопровождать уже сцены убийств, всякий раз совершаемых Фульвио якобы из благих намерений. Если обезвредить одного идеалиста, другие не сложат голову в заведомо проигранной схватке с властью.

Стиль Тавиани обычно характеризуют как магический реализм, приправленный изрядной долей абсурда, но «Аллонзанфан» существует скорее в другой эстетической плоскости — это барочная опера, отравленная в финале неореализмом. Милые и сугубо юмористические мизансцены перепалок революционеров, перемежающиеся кокетливыми полуэротическими зарисовками, ближе к развязке эволюционируют до секса и страха в том значении, которое вкладывал в это определение Паскаль Киньяр. Ничего кроме крови и смерти революция не приносит. Мало того что подстрекатели готовы погибнуть сами, они готовы пожертвовать кем угодно ради идеи, первоначальный смысл которой давно превратился в строчку из чужого гимна. Показателен в этом плане момент морского путешествия заговорщиков: расположившись на корме утлого челна, словно будущие жертвы крушения плота «Медузы», они плывут в тумане не пойми куда, одетые в рубашки цвета запекшейся крови, и поют загробным голосом: «Вставайте, сыны Отечества!» Но встать им мешает качка.

Следующий фильм братьев «Падре Падроне», экранизация одноименного романа Гавино Ледды, доведет тему бунта — не всегда бессмысленного, но неизменно беспощадного — до драматургического акме и получит «Золотую пальмовую ветвь» в Канне в 1977 году. Тавиани станут олицетворением политической борьбы в кинематографе, продолжившейся до самой их смерти в 2017-м и 2024-м, но именно «Аллонзанфан» войдет в историю искусства как предельно трезвый и безжалостный портрет поколения, хотевшего изменить мир к лучшему, а изменившего только идее. Ибо невозможно сделать людей равными и свободными, не уничтожив хотя бы одного стоящего на пути у любых, даже самых благородных идей человека.

Кинотеатр «Салют» (Вологда), 6 июля

Полное расписание показов на сайте фестиваля


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Вся лента