140 лет назад Александр III утвердил «Правила о церковно-приходских школах»

26 июня (13 июня по старому стилю) 1884 года император Александр III издал указ, которым были утверждены «Правила о церковно-приходских школах». В современном обиходном языке церковно-приходская школа является синонимом недостаточного образования, полученного в условиях материального убожества. Корреспондент «Ъ» Иван Тяжлов попытался выяснить, насколько оправдана репутация одного из самых массовых форматов в истории российской школы, с помощью которого светские и духовные власти Российской империи пытались одновременно обеспечить лояльность подданных и добиться от них умения читать, писать и считать.

Городской сленг быстро меняется, но в нем сохраняется блок выражений, связанный с педагогикой и школой. Со сменой поколений одни понятия заменяются другими, но все еще многим людям понятно, что, например, словами «Ну ты Макаренко!» говорящий иронически оценивает воспитательные достижения собеседника. Этот «мем» уходит корнями в историю советской педагогики: пик творчества самого Антона Макаренко (1888–1939) пришелся на 1920–1930 годы, но позднесоветская школа была во многом основана на его идеях и провозглашала его одним из своих «отцов-основателей». «Да у него образование — три класса ЦПШ» — обычно пренебрежительная оценка чьего-либо очень невысокого уровня эрудиции — восходит ко временам гораздо более отдаленным: церковно-приходские школы были ликвидированы большевиками сразу после их прихода к власти в 1917 году, просуществовав формально 30 лет и 3 года и сыграв недооцененную роль в деле народного просвещения.

Приходские и цифирные

На самом деле история церковных школ в России, конечно, более продолжительная. Первые школы в Москве были открыты в середине XVII века, и они, конечно же, были церковными. Одна из них функционировала при Чудове монастыре, вторая — при Спасском (обе находились на территории Кремля и после революции были разрушены).

В монастырских школах учили грамоте, счету и закону Божиему. Там заучивали наизусть фрагменты Священного писания и секли розгами за провинности. Обучались, разумеется, только мальчики, причем главным образом те, которым предстоял путь духовного лица или приказного чиновника. «Пропускная способность» этих школ оставалась мизерной не только относительно страны, но даже относительно Москвы, где к середине XVII века жило уже около 200 тыс. человек.

Сеть школ существенно расширилась после воссоединения с Украиной: в Киеве первые школы при православных храмах и монастырях появились в начале XVII столетия, когда город еще входил в состав Речи Посполитой.

В 1631 году в результате объединения двух киевских школ — Братской и Киево-Печерской — была создана Киево-Могилянская академия, которая, впрочем, быстро оказалась под влиянием иезуитов, использовала латынь как язык преподавания и ориентировалась на образцы западноевропейских университетов. В академии изучались греческий и церковнославянский языки; русский к ним добавился только в 1751 году, когда Киев уже был одним из главных городов Российской империи. Статус академии был подтвержден указами русских царей Ивана V в 1694 году и Петра I в 1701-м.

В академии было восемь классов, и на рубеже XVII–XVIII веков она была одним из двух на всю страну учебных заведений такого уровня: второе открыли в 1680-х годах в Москве выпускники «Могилянки» Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев. Славяно-греко-латинская академия в Москве, как и ее киевская «старшая сестра», была образована в результате слияния двух школ — Типографской при Московском печатном дворе (печатать книги не могли необученные грамоте люди) и Богоявленской (при Богоявленском монастыре в Китай-городе). Первыми преподавателями академии стали греческие иеромонахи Иоанникий и Софроний Лихуды; за основу они приняли программу Падуанского университета и строили свое учебное заведение скорее как университет, чем как школу. В 1701 году Петр I сделал академию государственной; в принципе ее можно считать первым российским университетом.

Что касается школ, их постепенно становилось больше, но все равно не хватало. Петр, которому нужны были кадры для его начинаний в области военного и корабельного дела, геологии и промышленности, начал создавать соответствующие светские школы — Математических и навигационных наук в Сухаревой башне в Москве, Артиллерийскую, Инженерную, медицинское училище. Но все они мыслились скорее как специальные, профессиональные учебные заведения, чем как основные общеобразовательные.

Ближе к основным оказались цифирные школы — первую такую создали в 1703 году в Воронеже при корабельных верфях для экспресс-обучения катехизису, чтению, письму и счету. В 1714 году Петр распорядился открыть 42 цифирные школы, в которых проходили обучение 2000 учеников.

В 1715 году обязанность направлять детей-мальчиков в цифирную школу распространили на людей всех состояний; дворянским недорослям, не окончившим курс, воспрещалось жениться.

Церковные школы, однако, превосходили цифирные и числом (46 в 1727 году), и количеством учеников (3056 в том же 1727 году). К 1740 годам часть цифирных школ передали в ведение Святейшего Синода Русской православной церкви, а другие попросту закрыли.

Малые и главные

При Елизавете Петровне (императрица с 1741 по 1762 год) российская корона вновь начинает интересоваться делами просвещения и расходовать на это казенные средства. В 1744 году Елизавета предписывает расширить сеть начальных школ, позже создает первые гимназии в Петербурге, Москве и Казани. В 1755 году в Москве открывается университет, в 1757-м — Академия художеств. Но все это учебные заведения для элиты, а основная общеобразовательная нагрузка ложится по-прежнему на епархиальные школы.

При Екатерине II (1762–1796) к ним добавляются народные училища: малые — с двумя классами, главные — с четырьмя. Поступить в училище могли лица любого состояния кроме крепостных крестьян. Малые училища в большинстве случаев были организованы на базе приходов, главные помещались в крупных городах и были прототипом гимназий. Хотя значительную часть учебного плана занимал катехизис, училища подчинялись светским властям. Они находились в ведении Приказа общественного призрения — своего рода департамента социального развития, ведавшего школами, больницами и тюрьмами, и Комиссии народных училищ, которая в 1802 году была преобразована в Министерство народного просвещения.

Сеть школ в течение XVIII века существенно расширилась, но результат трудно было назвать впечатляющим: по подсчетам некоторых исследователей, например экономиста Григория Ханина, грамотными под конец царствования Екатерины были всего 4–8% мужского населения империи.

Среди женщин грамотных было 2–6%. Эти показатели значительно уступали европейским и даже китайским. Российская империя тратила на народное просвещение менее 2% своего бюджета.

Школа не для всех

C началом следующего столетия народное просвещение систематизировалось. Теперь нижний уровень образовали одноклассные приходские училища, созданные вместо малых народных. Собственно, это была все та же приходская школа: приход располагал материальной базой, позволявшей организовать начальное обучение.

Желающие продолжить обучение могли сделать это в трехклассном уездном училище (в каждом уездном городе), а затем в четырехлетнем губернском училище (гимназии). Окончание гимназии открывало возможность поступления в университет — таковых теперь в России было семь: в Москве, Петербурге, Казани, Киеве, Харькове, Дерпте (ныне Тарту, Эстония) и Вильно (ныне Вильнюс, Литва).

Реформа Александра I подразумевала бессословный характер образования, но на практике мальчики низших социальных классов редко продвигались дальше уездного училища. Учиться дальше было дорого (приходские училища были бесплатными), и многие родители считали траты нецелесообразными после того, как отпрыск обучался чтению, письму, счету и закону Божиему.

Сословный подход был закреплен в 1827–1828 годах: в частности, было прямо запрещено принимать детей крепостных в гимназии и университеты без гарантий обеспечения соответствующего образа жизни.

Школьный устав 1828 года оставил за крестьянами только приходские училища, в единственном классе которых изучались все те же арифметика, чтение, письмо и закон Божий. Мещане и купцы могли отдавать детей в трехклассные училища с более обширной программой (с историей и географией), семилетний гимназический курс оставался привилегией детей дворян и чиновников.

«Зачем школы?»

Отходить от сословного принципа вновь стали в годы Великих реформ Александра II: Устав гимназий и Положение о народных училищах 1864 года подразумевали, что учиться в них могут мальчики всех сословий. В реальных (позже они будут преобразованы в реальные училища) и классических гимназиях за обучение необходимо было платить; на более низких ступенях были возможны варианты: теперь существовали не только государственные, но также земские, частные, воскресные и церковно-приходские школы.

Эпоха реформ породила волну интереса к народному образованию среди высших классов, и в губерниях подчас развернулись настоящие гонки престижа между дворянами, считавшими своим общественным долгом создавать новые или поддерживать существующие социальные учреждения, прежде всего школы и больницы.

Это, впрочем, сопровождалось мировоззренческими спорами, отраженными в том числе и в литературе. Вот Константин Левин спорит со старшим братом Сергеем в «Анне Карениной» (1878 год):

«— Зачем школы?

— Что ты говоришь? Разве может быть сомнение в пользе образования? Если оно хорошо для тебя, то и для всякого.

Константин Левин чувствовал себя нравственно припертым к стене и потому разгорячился и высказал невольно главную причину своего равнодушия к общему делу.

— Может быть, все это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда не пользуюсь, и школ, куда я своих детей не буду посылать, куда и крестьяне не хотят посылать детей, и я еще не твердо верю, что нужно их посылать? — сказал он».

Тем не менее число школ росло. Многие землевладельцы вкладывали свои средства в частные или земские школы, но широкое распространение получила и поддержка школ приходских.

«Первая из практических потребностей русского народа»

Одним из энтузиастов поощрения церковно-приходских школ стал смоленский дворянин польского происхождения Сергей Рачинский. Окончив Московский университет в 1853 году, прослужив два года в архивах Министерства иностранных дел и защитив диссертацию по ботанике после «стажировки» в ряде университетов Германии, Сергей Рачинский вернулся в alma mater и оказался среди энтузиастов просвещения. Вместе с братом Константином они, в частности, финансировали заграничное обучение талантливых студентов и преподавателей физико-математического факультета.

В 1867 году Рачинскому пришлось уволиться из университета из-за конфликта с консервативным руководством, а затем уехать в свое смоленское имение Татево, где вплотную, как некоторые толстовские герои (Сергей Рачинский был лично знаком с Львом Толстым), занялся организацией и поддержкой школ. Он учредил первую в Российской империи школу с общежитием для крестьянских детей, а в одном из писем писал, что всего число основанных им школ дошло до 18, а учащихся в них — до 1000 человек.

Рачинский публично отстаивал преимущества церковно-приходской школы перед земской. Земские школы казались ему явлением секулярного просвещения, к которому он относился скептически. С его точки зрения, «общение с Божеством» является «первой из практических потребностей русского народа», а крестьянин тянется «не к газете, а к Божественной книге». Сергей Рачинский не видел в этом никакого противоречия ни с передовой наукой, которой занимался в университете, ни с идеей широкого народного просвещения. Он был большим энтузиастом изучения церковнославянского языка и церковного пения, полагая, что они вместе открывают путь к пониманию мировой литературы и музыки.

«Инструмент идеологического воздействия»

Эти идеи как нельзя лучше отвечали идеям нового царствования — Александр III взошел на престол после гибели своего отца от рук террористов народников и начал с политического подтверждения незыблемости самодержавия. В 1883 году идейный лидер консерваторов, обер-прокурор Синода, действительный тайный советник Константин Победоносцев (1827–1907) писал о Рачинском Александру III: «Несколько лет тому назад я докладывал Вам о Сергее Рачинском, почтенном человеке, который, оставив профессорство в Московском университете, уехал на житье в свое имение, в самой отдаленной лесной глуши Бельского уезда Смоленской губернии, и живет там безвыездно вот уже более 14 лет, работая с утра до ночи для пользы народной. Он вдохнул совсем новую жизнь в целое поколение крестьян… стал поистине благодетелем местности, основал и ведет с помощью 4 священников 5 народных школ, которые представляют теперь образец для всей земли. Это человек замечательный. Все, что у него есть, и все средства своего имения он отдает до копейки на это дело, ограничив свои потребности до последней степени».

В том числе и пример Рачинского вдохновлял Победоносцева, когда он задумал реформу церковно-приходских школ. Речь шла прежде всего о том, чтобы возвратить их в полное ведение Синода, из которого они постепенно изымались в течение XIX века, образуя базовый уровень системы, подчиненной Министерству просвещения. В 1870-е годы министр граф Дмитрий Толстой, сам 15 лет проведший в кресле обер-прокурора Синода, многое сделал для того, чтобы установить над приходскими школами государственный контроль. Победоносцев не призывал ослабить хватку государства в лице Министерства просвещения — он предлагал восстановить влияние церкви. Цели церковно-приходских школ Победоносцев видел в «усвоении начал веры и нравственности», верности царю и отечеству и получении первоначальных полезных знаний.

Это не то чтобы разительно отличалось от целей народных училищ, но Победоносцеву казалось важным усилить именно воспитательную роль церкви на этом начальном этапе обучения. Как и полагается охранителю, Победоносцев в школе «видел инструмент не только национальной и конфессиональной политики, но и идеологического воздействия на низшие слои населения, прежде всего сельского», пишет один из исследователей ЦПШ Ил Квон Бан (диссертация 2000 года «Победоносцев и распространение церковно-приходских школ в 1894–1904 годах»). Исходя из представлений о традиционной приверженности крестьян православию и сохранении церковью авторитета в их среде, Победоносцев видел цель распространения ЦПШ в формировании «новых людей». Они должны были получить подробные знания о церковных службах, иметь учителей из своей среды, подготовленных при ближайшем участии церкви и в подведомственных ей учебных заведениях.

Таким образом, церковная школа должна была приобрести закрытый, почти сословный характер. Влияние на учебный процесс в ней педагогических кадров из среды уже сформировавшейся интеллигенции оказалось бы сведенным к минимуму.

Вероятно, в этой части Победоносцев поспорил бы с Рачинским, который, будучи консерватором, оставался при это прогрессистом. Впрочем, внутреннее противоречие было присуще всему процессу распространения народного просвещения: с одной стороны, хотелось, чтобы крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения страны, «разумели грамоте», а с другой — требовалось обеспечить их лояльность.

«Училище труда, трезвости и добрых нравов»

Итак, Константин Победоносцев выступал против передачи приходских школ земствам и против дальнейшего усиления контроля за ними со стороны Министерства просвещения — последнее, по его мнению, подменяло патриархальный смысл ЦПШ. Кроме всего прочего в России существовали территории, где просто не было земств, и помимо православных приходов ни у кого не было материальной базы для первоначального обучения детей крестьян и поселян.

Все эти идеи были отражены в «Правилах о церковно-приходских школах», утвержденных указом Александра III 13 (26) июня 1884 года. Школы этого типа согласно правилам делились на одноклассные (в таких обучение длилось два года) и двухклассные (рассчитанные сначала на четыре, а позже — на три года обучения). Собственно, выражение «три класса ЦПШ» не вполне точно — правильнее было бы говорить «три года».

В одноклассных школах преподавались закон Божий, церковное пение, письмо, арифметика и чтение. В двухклассных к этому перечню предметов добавлялись история и церковнославянский язык.

Указ породил настоящий бум церковно-приходских школ: в 1902-м, через 18 лет после подписания и обнародования «Правил», в России насчитывалось 43 696 школ этого типа; в них проходили обучение 1 млн 782 тыс. учеников. Для сравнения, в современной России насчитывается 38,6 тыс. школ, в которых учится 17,6 млн учеников (данные на 2023 год).

Как показывают примеры школ, открытых Сергеем Рачинским, церковно-приходской статус отнюдь не означал отсталости, косности или неполноты программы. Обучение в школе в Татево, изначально четырехгодичное, в 1898 году было продлено до шести лет. В школе работали выдающиеся преподаватели, которых Рачинский приглашал из обеих столиц — со школьным хором, например, периодически занимался руководитель Придворной певческой капеллы Степан Смоленский.

Сам Сергей Рачинский преподавал в Татевской школе арифметику, живопись, рисование и черчение. На картине Николая Богданова-Бельского «Устный счет» (1895), известной каждому по школьным учебникам, изображено занятие, которое ведет как раз Рачинский: ученики находятся в просторном, светлом и отапливаемом классе с картинами на стенах, причем методику работы учителя и сейчас можно назвать передовой: дети не сидят за партами, а свободно перемещаются по комнате, обращаясь к учителю за разъяснениями и пользуясь грифельной доской.

«Школы, вами основанные и руководимые, состоят в числе церковно-приходских, стали питомником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений,— писал Рачинскому в 1899 году император Николай II.— Близкая сердцу моему забота о народном образовании, коему вы достойно служите, побуждает меня изъявить вам искреннюю мою признательность». Сергей Рачинский умер в 1902 году, в день своего рождения 15 мая, не дожив года до 70-летия. Школа в Татево в 1917 году перестала быть церковно-приходской и стала общеобразовательной, но до 1924 года носила имя основателя — и в 1998 году оно было ей возвращено.

«Отсутствие оживления на уроках»

Школа в Татево, как и другие школы, созданные Рачинским и другими энтузиастами, конечно, были своего рода флагманами. В подавляющем большинстве ЦПШ не было уроков живописи и туда не приезжали придворные капельмейстеры.

Церковно-приходские школы находились в ведении Училищного совета при Святейшем Синоде; в каждой епархии был также создан свой училищный совет с отделениями по уездам. В 1895 году были учреждены должности наблюдателей ЦПШ в епархиях и уездах; годом позже с принятием «Положения об управлении школами церковно-приходскими и грамоты» финансирование всей этой системы полностью приняла на себя государственная казна. До этого расширение сети ЦПШ давалось Победоносцеву и его единомышленникам не без труда: при отсутствии твердых гарантий финансирования открывать такие учреждения иногда приходилось, подключая «административный ресурс».

В 1896 году церковно-приходские школы обошлись Российской империи в 3 млн 279 тыс. 205 руб. Учитель ЦПШ получал 120 руб. в год. Собственно, учителями, как правило, были приходские священники и диаконы, иногда — выпускники и выпускницы церковно-учительских школ и епархиальных училищ. В попечительские советы школ входили попечители — чаще всего местные купцы, которые брали на себя значительную часть расходов на содержание учреждения, а также учителя, представители города или земства и выборные от жителей, пользующихся школой,— прототип родительского комитета. Все члены попечительского совета должны были быть православными.

В общественном мнении складывался при этом не самый благополучный образ церковно-приходской школы. «Сама школа, точнее уровень преподавания в ней приспосабливался к имеющимся условиям,— пишет Ил Квон Бан.— Кадры священников стремились в дальнейшем не улучшать, а наоборот, уровень образования сделать для них приемлемым, обязанности же в сфере обучения — исполнимыми. В результате объем знаний, который предполагалось давать учащимся в ЦПШ, ненамного превосходил тот, который устанавливался по программам времен Екатерины II и Александра I, притом что и само образование в ЦПШ имело ярко выраженный уклон к изучению церковной жизни и ее правил.

В целом у общества о ЦПШ складывалось мнение как о школах с тесными и грязными помещениями, с переполненными классами, с низким уровнем заканчивающих курс обучения, с отсутствием оживления на уроках».

Эта картина, безусловно, расходилась с консервативной утопией, предпосылки для которой хотел создать визионер Победоносцев. Тем не менее ситуация медленно, но верно менялась к лучшему. Росло число профессиональных учителей, печатались учебники, появлялись и пополнялись библиотеки. В 1911 году, например, выпускники ЦПШ ни в чем не уступали выпускникам земских школ. Этот результат, впрочем, был показан уже «на излете» истории ЦПШ.

«Малопригодны для детского понимания»

С первыми заметными сложностями церковно-приходские школы столкнулись после начала Русско-японской войны, которая привела к перераспределению бюджетных средств. Кроме того, очередной виток политических реформ вновь вызвал полемику о роли церкви в народном просвещении: с 1906 года этот вопрос активно обсуждался в Государственной думе. Депутаты не сомневались в пользе народного просвещения, но многие из них были не уверены, что стоит продолжать финансировать его через Синод.

Здесь трудно не отметить, что взлет ЦПШ в значительной степени оказался результатом персональных усилий Константина Победоносцева — его личные отношения с Сергеем Витте (с 1892 по 1903 год министр финансов Российской империи, а после 1903 года — дважды глава Комитета правительства) позволяли, в частности, успешно решать наиболее сложные вопросы финансирования.

Но в марте 1907 года Победоносцева не стало. В том же году стало увеличиваться финансирование земских школ в ущерб ЦПШ. Для многих приходов уменьшение казенного финансирования было не фатальным, но чувствительным: далеко не всем везло с состоятельными попечителями, готовыми жертвовать во имя общего блага. Некоторые церковно-приходские школы вновь оказались на грани убожества, что не могло не отразиться на их восприятии обществом.

Синод предпринимал попытки вернуть свою школьную сеть в фокус благосклонного внимания государства. В 1910-х годах Издательская комиссия Училищного совета при Святейшем Синоде распорядилась учредить при церковно-приходских школах 1500 библиотек, в которых были бы доступны для внеклассного чтения не только книги религиозного и нравственного содержания, но и сочинения по медицине, пособия по гигиене, материалы о вреде алкоголя, книги по гражданской и церковной истории, по сельскому хозяйству и ремеслам и даже художественная литература. Это могло бы стать основой крупнейшей национальной библиотечной сети, однако больших успехов достичь не удалось: на полках открытых библиотек оказались книги, «малопригодные для детского понимания». В 1914 году началась Первая мировая война, и правительству, попечителям, да и родителям учащихся стало не до школьных библиотек — а подчас и не до школ.

Тем не менее в 1914 году из 123 745 учреждений начального школьного образования в Российской империи 40 530 учреждений подчинялись Синоду (а 80 801 — Министерству просвещения). Охват начальной школой детей в возрасте от 8 до 11 лет в среднем по империи чуть превышал 30%, достигая в городах 46,6%. По мнению части исследователей, практически 100% мальчиков в великорусских и малороссийских губерниях к 1915 году учились в школе, для девочек в этих регионах показатель мог достигать 50%. Роль церковно-приходских школ в достижении этих результатов невозможно переоценить.

После свержения монархии Россия двинулась к отделению церкви от государства и школы от церкви, и одной из вех на этом пути стало определение Временного правительства от 20 июня 1917 года, согласно которому 37 тыс. школ были выведены из ведения Святейшего Синода и подчинены Министерству просвещения. У Синода осталась только тысяча школ. Большевики довершили дело: 24 декабря 1924 года Совет народных комиссаров РСФСР принял постановление «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение народного комиссариата по просвещению».

***

Интерес к учреждениям православного образования вновь возник в 1990-е годы: в 1994 году Архиерейский собор Русской православной церкви вменил в обязанность приходам устраивать «приходские воскресные школы, катехизические кружки и другие приходские структуры». Предприняты были и попытки создания при приходах полноценных общеобразовательных школ — такая, например, была открыта в 1995 году при храме Всех Святых во 2-м Красносельском переулке в Москве: она носит имя Константина Победоносцева. Но в подавляющем большинстве нынешние приходские учебные заведения являются учреждениями дополнительного образования.

Иван Тяжлов