Комар косу не подточит
В Нижнем Новгороде вывели Горького на балетную сцену
На сцене Пакгаузов в Нижнем Новгороде состоялась премьера «Горький. Балет» — совместного проекта Нижегородского театра оперы и балета и фестиваля современной хореографии «Context. Diana Vishneva». Одноактные балеты по пьесе «На дне» и поэме «Девушка и смерть» поставили соответственно Павел Глухов и Кирилл Радев. Многоликости балетного Максима Горького удивлялась Татьяна Кузнецова.
«Горький. Балет» считается единым спектаклем, хотя ничего общего между «первым» и «вторым» актами нет. Разве что огромные макеты валунов, которые художник Анастасия Нефедова раскидала по сцене и развесила над первыми рядами партера. Ну и общая фигура Рассказчика. Впрочем, в спектакле «На дне» он почти не заметен — скромно прячется в тени у задника. Во «втором акте» — «Девушке и смерти», сочиненной хореографом Кириллом Радевым на музыку шубертовской «Смерти и девушки» (Струнный квартет №14) — Рассказчик чуть ли не главный герой. И хотя артист Евгений Коршунов одет в современные брюки и рубашку, его рост, усы и прическа недвусмысленно намекают на портретное сходство с молодым Горьким. И это единственный мужчина в балете: тут нет ни горьковского царя-тирана, приговорившего девушку к смерти, ни парня, любовь к которому привела ее на грань гибели. Мужчины остались невостребованными, потому что две женщины, Любовь и Смерть, не просто самодостаточны, они едины. Поскольку по концепции хореографа олицетворяют «единство и борьбу противоположностей».
При такой интерпретации поэмы хореографа подстерегала опасность в виде неизбежного гендерно-однородного дуэта Девушки и Смерти, весьма рискованного при нынешних законах. Однако хореавтор ее избежал. Выручил «Горький»: он вклинился в дуэт Девушки и Смерти после первых же — без прикосновений — совместных пассов балерин. Впрочем, равным вниманием Рассказчика героини не пользовались. Цветущую Девушку в красно-белых «спартаковских» плавках и стилизованной вышиванке он явно предпочитал сухощавой красной Смерти в седом косматом парике. Так что, несмотря на зазывное латексное мини с супрематическими полосками и длинной бахромой, той оставалось только завистливо застыть за валуном в позе паука.
Главной неожиданностью балета оказалась четверка солистов, изображающих Комаров. Идейное значение этих вертлявых созданий в красных гольфах и щетинистых очках-масках осталось непроясненным. Не исключено, что явлению насекомых мы обязаны скрипичной партии квартета Шуберта: чрезвычайно виртуозная и высокая по тембру, она вполне могла вызвать у хореографа ассоциации с жужжанием комара. Смерти с Любовью так егозить невместно, поэтому в темповых частях квартета резвятся диковинно одетые Комары, коряво выделывая всякие антраша и па-де-ша вкупе с двойными рондами в воздухе и смазанными от возбуждения пируэтами. В одном из лирических эпизодов они, гримасничая, надувают красные шарики над головами музыкантов, сидящих на уровне партера (прекрасный женский квартет из ныне прописанного в Нижнем оркестра La Voce Strumentale при этом сохраняет полнейшее самообладание), и вполне возможно, что вся эта клоунада насекомых призвана снизить романтическую патетику поэмы, хотя ниже того плинтуса, куда опустила персонажей и «Горького» художница Нефедова, упасть, казалось бы, невозможно. Однако контрасты финала превосходят всякие ожидания: панель задника, скрывающая стеклянную стену Пакгауза, отодвигается — мы видим набережную Волги с Кремлем на другом берегу, у самой стены на гигантском искусственном валуне сидит и смотрит вдаль некая девушка в парике, а на сцене «Горький» взрывает хлопушку с золотыми блестками под единодушное ликование Девушки, Смерти и Комаров.
Догадаться, почему эти детские радости числятся «вторым актом» балета, а не первым, нелегко, но версия есть: чтобы зрители не разбежались, не оценив «современности» произведения.
Что было бы прискорбно, поскольку открывающий вечер спектакль «На дне», поставленный Павлом Глуховым на музыку Первого струнного квартета Николая Мясковского,— явление иного порядка. Правда, и здесь постаралась Анастасия Нефедова, одевшая обитателей ночлежки с провинциальной гламурностью — в малоподвижные, сложно скроенные брючные костюмы, пиджаки и платья («50 оттенков серого» плюс малиновые вставки для «страсти»). Ей вторил художник по свету Стас Свистунович, щедро заливавший сцену вместе с валунами то кроваво-красными пятнами, то ядовитой трупной зеленью, то порочным фиолетовым, хотя темпераментная хореография Павла Глухова в эстрадных эффектах вовсе не нуждалась.
Постановщик «пересказал» Горького с максимально возможной обстоятельностью. Разве что изъял из балета Луку вместе с темами христианства, убрал полицейского и еще несколько непринципиальных персонажей и объединил боевитую проститутку Настю с кроткой Наташей в один сложносочиненный персонаж. Не убоявшись нарративности, но с легкостью избежав иллюстративной пантомимы, балетмейстер Глухов сочинил каждому ночлежнику личную пластическую характеристику, особо выразительную для Актера (в этой роли блистателен экспрессивный, изумительно точный японец Сюго Каваками). Бесчисленные диалоги-дуэты отличаются не только по тональности и взаимоотношениям партнеров — они контрастны по типу движений, подбору поддержек и технике танца. В квартетах и трио каждый персонаж также наделен собственным языком и преследует собственные цели, а многофигурные ансамбли, взрываясь агрессивной непредсказуемостью, поставлены с той расчетливой хаотичностью, которая позволяет разглядеть их во всех деталях.
Хореограф Глухов, в балетных гимназиях не обучавшийся и до недавних пор ставящий преимущественно в современных компаниях, в трех своих последних работах, сделанных для стационарных театров с балетными труппами, демонстрирует удивительное умение работать с «классиками». Он не пытается обратить их в «современников», навязав им технику, которой они не обучены, но открывает возможности, неведомые им самим. При этом совершенствуется и собственный язык балетмейстера, использующего козыри профессионалов в виде красивых ног и тел, большой растяжки и гибкости, а также знания академических законов движения и приемов танца.
Именно так — с приходом постановщиков-варягов на балетные сцены — уже три десятилетия развивается современный балет в Европе: не знающий классических па «дикарь» Анжелен Прельжокаж своим «Парком» совершил революцию в Парижской опере, «инопланетянин» Уэйн Макгрегор и вовсе стал главным хореографом лондонского Королевского балета. Оптимизм по поводу аналогичной работы Павла Глухова с разными труппами проявлять пока рано: хореограф завален заказами и рискует, что называется, заштамповаться. Однако свет в конце тоннеля все-таки блеснул — как в щели на заднике, приоткрывшей вид на набережную Волги в финале спектакля. Вот в эту щель и выбросился самоубийца Актер.