Как Игры 1924 года в Париже описывали мировые СМИ

26 июля в Париже откроются XXXIII Олимпийские игры. Французы, с одной стороны, находятся в предвкушении спортивного праздника, а с другой — беспокоятся, удастся ли достойно его провести. Также было 100 лет назад, когда во Франции проходили VIII Игры. Какой Олимпиаду-1924 запечатлели СМИ того времени — в материале «Ъ».

Деревня в океане грязи

Решение о том, что восьмая Олимпиада пройдет в Париже, было принято в 1921 году. На подготовку к ней оставалось три года, а во французской столице не было ни одного подходящего стадиона. Все предстояло делать с нуля.

За проект нового стадиона взялся столичный спортивный клуб Racing Club de France. Арену было решено возвести в Коломбе — пригороде Парижа. На все было выделено 4 млн франков, что эквивалентно сегодняшним €4,2 млн. Сумма более чем скромная. Тем не менее на эти деньги был возведен не только олимпийский стадион, но и первая в истории олимпийская деревня. И незадолго до старта соревнований (часть из них началась еще в мае, за пределами основной сетки расписания Игр) посетивший Коломб корреспондент газеты Paris-Soir восхищался увиденным.

«Совсем неподалеку от Олимпийского стадиона, рядом со стадионом Racing Club в Коломбе, выросла деревня. Яркая, состоящая из маленьких вилл, каждая из которых рассчитана на четыре комнаты или две. Покрытые черепицей, хорошо освещаемые через широкие оконные проемы, покрашенные в белый, красный или светло-зеленый цвета… Целая деревня появилась на голой земле, 61 вилла той или иной степени готовности. Плотники и маляры активно работают, а ближе к Сене строительные леса тонкими линиями под угрюмым небом, формируют модели, которые хотел видеть Олимпийский комитет».

И, конечно, Олимпийский комитет Франции не мог не увековечить в истории имя человека, без которого ни этих, ни других Олимпийских игр современности не было бы. Тем более что он был французом. «Деревню пересекает одна широкая улица. Это улица барона Пьера де Кубертена, названная в честь создателя игр на открытом воздухе, во Франции, во времена, требующих отваги человека, истинно верующего в успех, чтобы в итоге все получилось»,— подытожила Paris-Soir. (Paris-Soir, 5 апреля 1924 года)

Впрочем, когда наступил май, не всем казалось, что Париж действительно готов к проведению соревнований столь высокого уровня. Многие обозреватели были настроены даже панически, предрекая стране позор на весь мир. Так, например, корреспондент Le Petit Journal, посетил олимпийский стадион 2 мая и остался в ужасе от увиденного:

«Мы посетили Коломб и должны констатировать: если со стадионом Олимпийский комитет справился, то сказать то же самое про подъездные дороги к нему нельзя. Шел дождь, мы вязли в грязи, колеса — по самые ступицы. Да и будь тогда солнце, добраться до стадиона сейчас все равно сродни подвигу.

Нет, конечно, они (рабочие.— “Ъ”) работают в поте лица (по восемь часов в день!), пытаются нагнать упущенное время, торопятся уложить щебень, но дорога, ведущая к аллее стадиона, уже вся изрыта: проклятый дождь!»

Не впечатлила гостя из Le Petit Journal и Олимпийская деревня: «Забавная на вид. Напоминает бараки времен войны. Она неудачно располагается в низменности, а бараки установлены на голой земле. Ни тротуаров, ни мощения. Остерегайтесь рытвин. Единственное возвышающееся здание — хижина. Наверняка охранников,— ехидно заметил корреспондент.— Один из них величественно прогуливается в летней кепке, на которой красуются слова "Олимпийская деревня". Браво, об этом позаботились заблаговременно! В остальном же пока этот маленький городок больше похож на океан грязи».

Единственное, что казалось полностью готовым к приему гостей — торговые палатки и кафешки. «И справа, и слева все заполонили "бистро". Они готовы и уже работают. О, да! Иногда кажется, что здесь готовятся к гастрономическому фестивалю, а не к спортивному событию». (Le Petit Journal, 2 мая 1924 года)

Тайна исчезновения регби

Часть олимпийских соревнований проходила еще до официального открытия Олимпиады. Так, турнир по регби успел завершиться за полтора месяца до того, как на стадионе в Коломбе был зажжен олимпийский огонь. И это был последний в истории регбийный турнир, проведенный в рамках Олимпиады.

На турнире в Париже было всего три регбийных сборных — Франции, США и Румынии. Столько же было на Играх 1900 года. А на Олимпиады 1908 и 1920 годов заявились и вовсе по две команды.

Румыны проиграли свои два матча с общим счетом 3:98 и получили бронзовые награды. Комичность этой ситуация была очевидна всем. «По-видимому, лишь легкая атлетика, плавание и, может быть, футбол и бокс дадут зрелище серьезных спортивных выступлений. Не то с остальными видами спорта и, в частности, с "первым блином" — регби, где команды Франции и Калифорнии на потеху зрителям "разделывают под орех" несчастную Румынию с легендарным счетом во многие десятки неотквитанных очков»,— не скрывая сарказма, писал советский «Красный спорт».

СССР в этих Играх участия не принимал, что не мешало советским журналистам красочно описывать гражданам происходящее в Париже.

«Любопытны и сами по себе американские регбисты, о которых в Париже уже сложился анекдот, что некий шофер отказался везти их втроем на одной машине, опасаясь за целость рессор. Действительно, средний вес всех 20 с лишним американцев составляет ни более ни менее как 85 кг, т. е. около 5 с половиной пудов на человека,— продолжал "Красный спорт".— Почти все эти молодцы числятся студентами высших учебных заведений, но, как предусмотрительно сообщали в свое время французские журналы, многие из таких студентов едва-едва умеют подписать свое имя». («Красный спорт», 1 июня 1924 года)

Последняя в расписании турнира игра между Францией и США стала решающей в борьбе за золотые медали.

«Это лучшее, что можно сделать без ножа или револьвера». Эту фразу игрок регбийной сборной Франции Алан Мюр якобы произнес после кровавого побоища, которое устроили французы и американцы в финальном матче турнира на Олимпиаде 1924 года. И после этого, опять же якобы, было принято решение об исключении регби из программы Олимпийских игр, как слишком жестокого вида спорта. Во всяком случае, в этом уверено подавляющее большинство французов и вообще тех, кто следит за этим видом спорта.

Игра действительно выдалась очень жесткой. Французы заканчивали игру в меньшинстве, недосчитавшись двух игроков из-за травм (замены по ходу игры в ту пору еще никто не делал). Жесткие столкновения были не только на поле, но и на трибунах. Но истинная причина отмены регби была совсем в другом.

Этот вид спорта стал жертвой отнюдь не громкого скандала, а банального отсутствия желающих принимать участие в этих соревнованиях.

Вот что писала по этому поводу La Depeche: «К сожалению, англичане, шотландцы, валлийцы, ирландцы, новозеландцы, австралийцы, африканцы (южноафриканцы.— “Ъ”) воздержались от участия. Они приводят в качестве причины тот факт, что май слишком жаркий, чтобы позволить спортсменам серьезно заниматься регби, и что, кроме того, все игроки в Великобритании давно отказались от овального мяча, чтобы посвятить себя летним видам спорта». (La Depeche, 15 мая 1924 года)

Кроме того, отправить более 20 спортсменов, а также тренеров на другой конец света — удовольствие не из дешевых по тем временам. Именно из-за проблем логистики, например, на Олимпиаде-1904 в американском Сент-Луисе не было почти никого из зарубежных атлетов.

Что же до той фразы Алана Мюра, то ее он действительно произнес после игры против сборной США. Только за пять лет до Олимпиады в Париже — во время союзнических соревнований.

За чей счет банкет?

Несмотря на все сложности со стройкой и скомканный регбийный турнир, первые в истории летние Олимпийские игры (необходимость указывать сезон Игр возникла впервые, так как в начале 1924 года во французском Шамони прошли первые зимние Олимпийские игры) открылись по расписанию. Торжественно, громко, с размахом.

«Официальная церемония открытия Олимпийских игр сполна оправдала ожидания,— описывала церемонию спортивная газета Le Miroir des sports.— Хорошая погода была кстати, военные оркестры играли завлекающие марши, а зрелище было по-настоящему впечатляющим, когда представители 45 стран с торжественным и важным видом прошагали с флагами своих стран. Зрители были очарованы пестротой этой дисциплинированной молодежи, прошедшей по стадиону. У спортсменов же сжималось сердце от вида величайших атлетов Земли, от самого цвета молодежи со всего мира, прибывшей со всех уголков света в Париж, чтобы принять участие в мирных соревнованиях». (Le Miroir des sports, 9 июля 1924 года)

Величие парижских Игр отмечали и зарубежные обозреватели. «Мы в самом сердце VIII Олимпийских игр, которые собрали в Париже атлетическую мощь не менее 45 наций. Когда Игры проводились в последний раз, в 1920 году в Антверпене, на них было представлено всего 17 стран,— писала канадская The Montreal Daily Star.— Здесь ежедневно будут противостоять друг другу лучшие в мире бегуны, ходоки, прыгуны, толкатели гири, метатели молота, копья и диска. Главный приз — честь страны, а единственные осязаемые награды — незамысловатые медали, в лучшем случае из позолоченного серебра, и дипломы». (The Montreal Daily Star, 5 июля 1924 года)

Французские власти не поскупились на проведение Олимпиады, желая продемонстрировать всему миру величие нации. Даже несмотря на нелучшие для экономики страны времена. «Финансовое состояние Франции как будто не совсем благополучно. Франция входит в полосу финансового кризиса. Тем не менее она, не задумываясь, бросает десятки миллионов франков на "спортивные забавы"», — отмечали «Известия». («Известия», 20 мая 1924 года)

«На нынешнюю Парижскую олимпиаду ассигновано: правительством Франции — 10 млн франков, городом Парижем — 1 млн франков. Вместе же с поступлениями от всякого рода концессий в кассе олимпийского комитета для организации олимпиады уже имеется около 18 млн франков… Правительственные и частные учреждения и организации считают своим долгом, конкурируя друг с другом, субсидировать Олимпиаду»,— писала «Вечерняя Москва». («Вечерняя Москва», 18 июня 1924 года)

Но затраты бюджета с лихвой компенсировались частными спонсорами и зрителями. «Это было знаменательное представление от Олимпийского комитета Франции, который сумел привлечь на стадион Коломба 20 тыс. зрителей и пополнить казну на 300 тыс. франков»,— подсчитала в первый же день Олимпиады Le Miroir des sports.

Куда красочнее рассказ корреспондента La Patrie о своем зажиточном друге, которого, если верить заметке, Олимпиада буквально разоряла. Тот рассказывал, что получил письмо от комитета, в котором у него просили денег «для успешной организации грандиозных международных соревнований». «И хотя у меня уже просили денег несколько месяцев назад на подготовку наших атлетов, я внес свой взнос и на этот раз. А на следующий день пожалел об этом. Потому что на следующий день мне прислали цены на билеты, и я рухнул от ужаса.

Не говоря уже о регби, велоспорте или многих других видах спорта, если я захочу посмотреть, например, всего лишь соревнования по легкой атлетике, теннису, боксу и плаванию, мне это обойдется не меньше чем в 1100 франков. У меня, конечно, будут хорошие места, но все же не на первых рядах»,— рассказывал меценат своему приятелю из газеты. Абонемент же на все соревнования Игр, по его словам, слишком дорогое удовольствие: «Пойду лишь на финальные соревнования. Думаю, многие поступят так же». (La Patrie, 4 апреля 1924 года)

Об этом же рапортовал задолго до начала Олимпиады и корреспондент Le Figaro: «Считаем важным привлечь внимание Олимпийского комитета к его абонементам. Цены на них в некоторых случаях слишком высоки, когда в соревнованиях принимают участие не так много спортсменов, как предполагалось. Например, за место в почетной ложе на поло требуют 1400 франков. Однако будет всего три-четыре матча. Что скажут те, кто заплатит такие деньги? То же самое с заявленным международным турниром по регби, в котором примут участие всего три сборные». (Le Figaro, 16 апреля 1924 года)

Золотая молодежь Америки и быстрый финский парень

Спортивные итоги Олимпиады в Париже оказались в целом скучны и предсказуемы. С огромным отрывом Игры выиграли американские спортсмены, которым не хватило всего одной медали до сотни наград.

«На втором месте поместилась Финляндия, тогда как на третье невдалеке от нее пробралась втихомолку Франция, наверстывая упущенное в легкой атлетике, плавании, гребле, футболе и боксе благодаря успехам в велосипедных гонках и фехтовании». По общему количеству наград Франция опередила Финляндию на одну медаль. Но наград высшего достоинства на одну больше оказалось у финнов.

«Далее в этом списке следуют еще 37 участников, перечислять которых у нас нет, конечно, ни времени, ни места»,— подытожил почти месяц соревнований «Красный спорт».

(«Красный спорт», 31 августа 1924 года)

Но был на этих соревнованиях человек, который затмил собой даже подвиги американских атлетов — финский бегун Пааво Нурми. На Олимпиаде в Антверпене он завоевал три золотых и одну серебряную медаль. В Париже его было не остановить. И это несмотря на травму колена, полученную незадолго до Игр: пять золотых медалей, четыре олимпийских рекорда и звание лучшего спортсмена Олимпиады.

Прессе оставалось только восхищаться этим парнем. «Этот феноменальный бегун никогда не производил впечатления, что он старается изо всех сил — настолько легко он одерживал победы над своими соперниками, а разрыв на финише между ним и его последователями является ярким доказательством этого,— писала La Presse.— Нурми — это олицетворение бега, человек, непроизвольно живущий только ради этого вида спорта, но без увлеченности им». (La Presse, 15 июля 1924 года)

Газеты гадали, как ему это удается. Возможно, такой талант и способности были дарованы Нурми богом. «Помогает ли молитва спортсменам побеждать? Спросите Пааво Нурми, он точно знает,— писала американская The New York Herald.— Близкий друг Нурми пришел вчера на тренировку сборной Финляндии, чтобы увидеться с Нурми. Но того не оказалось. Великий бегун был в своей комнате совсем один, молясь о том, чтобы господь дал ему сил для победы в двух вчерашних забегах… Мне рассказали, что он молился больше двух часов, прося сил и скорости, чтобы подарить мировой рекорд для своей любимой страны. Да, если вы спросите Нурми, он ответит, что молитва и просьба о помощи очень полезны для побед в забегах и установлении рекордов».

А может, рекорды — результат бесконечных тренировок и правильной диеты. Как отмечает американская газета, диета эта почти исключительно рыбная. Впрочем, во время Игр их рацион претерпел существенные изменения: «Финны, которые живут преимущественно на рыбной диете во время тренировок, в ближайшие дни Олимпиады получат много курицы. Когда я был вчера в Коломбе, я видел, как туда привозили шесть ящиков курицы. Так что финские спортсмены будут есть цыплят теперь каждый вечер». (The New York Herald, 11 июля 1924 года)

Все прошло, и слава богу

Любая Олимпиада преподносится организаторами как праздник спорта и мира. Спорта в Париже в 1924 году было действительно предостаточно. Примирения, кажется, не было вовсе.

«Игры показали, что мир еще не созрел для идеала, который был главной целью их возрождения. Попытка создать братство спорта, что должно было улучшить международные отношения, пишет он, бесполезна до тех пор, пока этим отношениям дозволено отравлять и разлагать спорт. К несчастью, нынешняя Олимпиада подтвердила "с ужасающей ясностью" давнее дурное предчувствие, что эти Игры только разжигают международную вражду, вместо того чтобы сглаживать ее»,— делилась впечатлениями своего корреспондента о прошедшей Олимпиаде лондонская The Times. (The Times, 22 июля 1924 года)

Бесконечные потасовки как зрителей, так и спортсменов, судейские скандалы. Вот чем запомнилась Олимпиада в Париже.

«На футбольном состязании открывшихся Олимпийских игр американцы одержали полную победу. Возбужденные толпы французов, собравшихся в количестве 20 тыс., освистали победителей. Гул и свист стояли все время, пока победители шли к трибуне. В тот момент, когда на верхушке столба взвился американский флаг и оркестр заиграл "знамена, унизанные звездами", свист и улюлюканье покрыли звуки оркестра. Власти назначили расследование для выяснения подкладки демонстрации»,— передавала издававшаяся в Нью-Йорке русскоязычная газета. («Новое русское слово», 20 мая 1924 года)

«Во время боксерских поединков произошла потасовка, причиной которой стало не совсем справедливое судейство. Последовали свист, крики, попытка прорваться в судейскую и, наконец, массовая драка. Кажется, что на соревнованиях, которые не имеют ничего общего с финансовыми вопросами, а значит, и с возможными махинациями, такого происходить не должно»,—удивлялась происходящему латышская Darba Balss. (Darba Balss, 1 августа 1924 года)

А вот советских корреспондентов происходившее во Франции нисколько не удивляло. «Парижская Олимпиада — олицетворение национально-шовинистической политики буржуазии (Германия от участия в Олимпиаде устранена), она (Олимпиада) — мобилизация и смотр резервов капитализма, подготовляемых для атаки пролетариата. И все же ведь есть шутники, которые стараются доказать, что спорт должен быть вне политики, вне классовой борьбы, и делают далее соответствующие выводы в отношении рабочих спортивных организаций»,— писал «Красный спорт». («Красный спорт», 1 июня 1924 года)

Ему вторила «Красная звезда»: «Необходимо лишь одно отметить, что в Олимпиаде принимали участие исключительно буржуазные спортивные организации и что главную массу зрителей составлял "веселящийся Париж" и знатные иностранцы всяких национальностей. Гниль буржуазной культуры и человеконенавистничество сказалось и в Олимпиаде, превратив великое дело физической культуры в позорное зрелище. "Таймс" пишет, что "над олимпийскими состязаниями уже прозвучал погребальный звон". Это верно, поскольку Олимпиады были делом бесящихся с жиру буржуазных спортсменов».

Что ж, «мир во всем мире слишком дорог, чтобы можно было оправдать малейший риск того, что он будет принесен в жертву мировому спорту,— подвела итоги Олимпиады в Париже 1924 года The Times.— Даже некоторые французские газеты признают, что Олимпийские игры приносят больше вреда, чем пользы».

Кирилл Сарханянц, Анастасия Винницкая