120 лет хореографу Владимиру Бурмейстеру

Народному артисту СССР Владимиру Бурмейстеру, главному балетмейстеру Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, руководившему труппой три десятилетия, сегодня исполнилось бы 120 лет. О сыне статского советника, ставшем первым советским хореографом, признанным на Западе, рассказывает Татьяна Кузнецова.

Владимир Бурмейстер — личный классик «Стасика»: обожаемый руководитель и непререкаемый авторитет, он возглавлял балет Музтеатра с 1941-го по 1971-й с небольшим перерывом, фактически создав его репертуар. Музтеатр отмечает юбилей большой выставкой в Атриуме. Но куда важнее то, что балеты Бура, как называли в труппе своего лидера,— «Лебединое озеро», «Эсмеральда», «Снегурочка» — до сих пор не просто идут в репертуаре театра, а собирают полные залы. Дело в том, что спектакли Бурмейстера, оставшегося в истории единственным представителем московского «драмбалета», в это главное, официально санкционированное направление балетного театра 1930–1950-х годов не совсем вписываются. А потому до сих пор выглядят вполне живыми и увлекательными.

Еще более увлекательной кажется его биография. Выросший в провинции потомственный дворянин, сын статского советника Павла Бурмейстера и Натальи Чайковской, двоюродной племянницы композитора, Владимир Бурмейстер окончил обычную советскую школу уже в Москве, куда семья переехала после революции. Учился на драматических курсах, а танцами заинтересовался лишь в 20 лет: Алла Фин, его первая любовь, училась на балетном отделении Театрального техникума имени Луначарского и уговорила возлюбленного поступить туда же.

Бурмейстер за три года прошел ускоренный курс обучения и попал в коллектив под названием «Драмбалет», среди основателей которого в 1920 году был балетмейстер Александр Горский, пытавшийся реализовать то, что ему не удалось сделать в Большом театре.

Во времена Бурмейстера здесь ставил уже Касьян Голейзовский, антипод Горского, чьи номера юный артист танцевал и хореографией которого восхищался. Несмотря на программное название, «Драмбалет» был всеяден: ставить позволялось даже начинающим — что угодно, лишь бы не абстракции. В этой студии Бурмейстер и сочинял свои миниатюры, пока в 1933-м его не завербовала в свою новую труппу балерина Викторина Кригер. Шесть лет спустя ее Московский художественный балет, опекаемый Немировичем-Данченко, сольется с Музыкальной студией основателя МХАТа. А в 1941-м к этому оперно-балетному симбиозу присоединили осиротевшую Оперную студию Станиславского, и новый музыкальный театр получил имена обоих отцов-основателей Художественного театра. Руководителем балетной труппы назначили талантливого, креативного и деятельного Бурмейстера.

Всю войну юный театр проработал в Москве, готовя премьеры между бомбежками и выступлениями. Его главный балетмейстер буквально жил в здании на Пушкинской (ныне Большая Дмитровка) и каждый военный год выдавал по новому спектаклю. Нарративные балеты Бурмейстера того времени не сохранились, однако самую первую из военных постановок — бессюжетную «Штраусиану» на музыку Штрауса — 15 лет назад удалось восстановить (правда, на сцене она прожила недолго).

Первым из «выживших» спектаклей, идущих до сих пор, стала трехактная «Эсмеральда» (1950), которую от балетной слащавости пытался избавить еще Горский, сочинивший натуралистическую «мимодраму» под названием «Дочь Гудулы».

Подобных крайностей Бурмейстеру удалось избежать: свою «Эсмеральду» он поставил по лекалам спектаклей XIX века — с дивертисментом нищих и развернутым «придворным» Pas d’action. Зато впервые расставил нужные смысловые акценты: служитель церкви — исчадие ада, романтический любовник — светский хлыщ, нищий Квазимодо — чистая душа в искалеченном теле. В финале, вопреки старобалетной традиции, Эсмеральда погибает. Огромная патетическая пантомимная сцена ее казни оказалась лучшим экзаменом для балетной труппы, живущей по законам МХАТа.

Следующим подвигом Бурмейстера стала его собственная версия «Лебединого озера», максимально приближенная к авторской партитуре, благо хранители архива Чайковского в Клину с энтузиазмом помогали потомку композитора. Второй, «лебединый», акт балетмейстер тронуть не рискнул, оставив хореографию Льва Иванова, а все остальное сочинил сам, постаравшись добавить человеческой логики в смутные метафоры готической сказки. Третий акт ему особенно удался: характерный дивертисмент хореограф превратил в феерические пляски свиты Злого гения, сводящие Зигфрида с ума.

Победоносное «Лебединое озеро» Бурмейстера покатилось по гастролям; плененные им французы захотели иметь этот балет в репертуаре Парижской оперы.

И получили — в 1960 году, и охотно танцевали, пока Рудольф Нуреев в 1984 году не поставил собственную версию. Но ее приняли с таким неудовольствием, что худруку Нурееву пришлось на время вернуть балет Бурмейстера в афишу.

Успех «Лебединого» всколыхнул Европу: собственного, причем эксклюзивного Чайковского потребовал лондонский «Фестиваль-балле». Бурмейстер, устав доказывать, что у композитора всего три балета, сочинил им трехактную «Снегурочку» (1961), благо скрипач Леонид Фейгин ловко скомпоновал из инструментальных произведений Чайковского весьма «дансантную» партитуру. Парижане же захотели «белый» балет: одноактовку «в духе Лифаря» на музыку Бизе заказал Бурмейстеру тогдашний интендант Оперы композитор Жорж Орик. «Драмбалетчик» с заданием отлично справился, сочинив нечто не совсем абстрактное, однако вполне бессюжетное под названием «Вариации» (1962). И «Снегурочку», и «Вариации» Бурмейстер перенес в родной «Стасик» по возвращении из трехлетних заграничных странствий, и больше ничего выдающегося ему поставить не удалось: в 1971 году он умер в возрасте 66 лет.

Примечательно, что среди преемников Бурмейстера на посту худрука Музтеатра самым рьяным хранителем его наследия оказался Лоран Илер, в 1985 году успевший получить звание этуали Парижской оперы как раз за исполнение роли Зигфрида в его «Лебедином озере».

Француз вернул на московскую сцену «Вариации» Бизе, заботился о чистоте балетов Бурмейстера, мечтал о серьезной реставрации «Лебединого», за неполные 70 лет обросшего актерской отсебятиной. Но в 2022 году Лорану Илеру пришлось покинуть Москву. Остается надеяться, что три раритетных балета своего классика театр все же сохранит. Хотя бы до следующего юбилея.