Что из эффективного нового — хорошо забытое старое

85 лет назад, в 1939 году, по предложению наркома обороны СССР маршала К. Е. Ворошилова было принято решение по изобретению, совершенствовавшемуся на протяжении почти десяти лет и долгое время считавшемуся одним из самых перспективных видов вооружения РККА,— планирующим бомбам; у этих аппаратов имелся тяговый винт, позволявший увеличить дальность полета бомбы в заданном направлении, но двигатель заменяло оригинальное устройство накопления энергии.

«Этому надо положить конец»

В ходе любой войны наблюдается рост не только затрат и потерь. Возникает эффект, о котором в 1919 году управляющий военным министерством в правительстве адмирала А. В. Колчака генерал-лейтенант А. П. Будберг писал в дневнике:

«Как и полагается всегда в такое время, появились изобретатели особоистребительных пушек, чудодейственных аэропланов, бомб и пр. и пр.,— неизбежное явление — спутник случайного нервного подъема толпы».

Ничем не отличалась ситуация и на территории, контролируемой большевиками. Многочисленные изобретатели чудо-оружия и иных приспособлений для приближения победы в Гражданской войне рвались в Кремль на прием к высшим руководителям РСФСР, а также заваливали партийные и государственные органы своими строго секретными предложениями и докладами.

Чтобы хоть как-то защитить властные органы от этого бумажного вала и попытаться найти в нем что-либо действительно ценное, в 1918 году по образу и подобию дореволюционного Комитета по техническим делам Министерства торговли и промышленности был создан Комитет по делам изобретений. Главой нового органа назначили Ф. В. Ленгника — одного из самых давних соратников В. И. Ленина, старого большевика, имевшего не только законченное высшее техническое образование, но и занимавшего в канун Первой мировой войны должность приват-доцента в Донском политехническом институте.

Председатель комитета и его сотрудники должны были как-то структурировать поступающий к ним поток новаторских и не очень предложений.

И потому они начали выделять из него более или менее грамотно составленные заявки. Предложения А. Е. Майзеля, учившегося в 1914–1916 годах в Петроградском политехническом институте императора Петра Великого, в полной мере соответствовали этому требованию. Поэтому он достаточно скоро после подачи первой заявки попал в число изобретателей, к которым благоволил комитет. Не исключено и то, что значительную роль в этом сыграла и его способность обзаводиться нужными знакомствами, о чем летчик-испытатель И. И. Шелест писал:

«Анатолий Ефимович Майзель… толстый, крупный, милейший человек, веселый и обаятельный, и уже через пять минут мы чувствовали себя его друзьями».

К тому же заявки этого новатора отличались простотой и рациональностью. Он, к примеру, предложил элементарное, но эффективное «Устройство для автоматического подсчета голосов при голосованиях», идеально подходившее для принятия решений на съездах, пленумах и совещаниях. А в 1921 году он подал заявку, называвшуюся «Приспособление для превращения автомобиля в сельскохозяйственный трактор», что после окончания Гражданской войны в европейской части России считалось актуальной проблемой.

Вот только особое отношение Комитета по делам изобретений не особенно помогало в преодолении преград, непременно возникавших тогда перед изобретателями. Даже после одобрения комитетом заявок ведомства, в которых должно было проводиться внедрение изобретений, как правило, не спешили с выполнением этой задачи.

Причем проволочки возникали отнюдь не всегда из-за бюрократизма.

У народных комиссариатов, как именовались тогда министерства, элементарно не было средств на изготовление опытных образцов и проведение испытаний новаторской техники. Если же изобретение все-таки внедрялось, у его авторов начинались хождения по мукам за получением вознаграждения.

Единственным способом преодоления всех препятствий считалось обращение в вышестоящие инстанции, но далеко не всем изобретателям удавалось обратить внимание правительственных органов на свои разработки. А обаятельный А. Е. Майзель добился того, что его делами в 1921 году занялся Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), а в 1922 году — Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции (НК РКИ).

В том же 1922 году в отношениях органов власти и изобретателей начались изменения. В ведающих промышленностью ведомствах осознали, что необходимые для многих производств компоненты и оборудование, в довоенные времена закупавшиеся за границей, получить теперь невозможно, прежде всего из-за отсутствия валюты. Так что изобретателям начали давать правительственные задания на разработку крайне необходимых устройств и способов изготовления дефицитных компонентов. К примеру, ВСНХ предложил новаторам создать технологию выпуска бумаги из отходов льняного производства.

Вскоре были опубликованы данные о том, что в приоритетном порядке в Комитете по изобретениям рассматриваются «предложения военного характера».

А затем началась общегосударственная кампания по усилению поддержки изобретателей, достигшая апогея, когда финансовое положение советского государства изменилось к лучшему. И Ф. В. Ленгник, ставший к тому времени членом президиума Центральной контрольной комиссии (ЦКК) ВКП(б) и членом коллегии НК РКИ, в 1926 году писал:

«Опыт убедил меня в двух вещах: во-первых, мы практически и фактически не уделяем советскому изобретательскому делу того внимания, какого оно заслуживает по своему огромному хозяйственному значению; во-вторых, это важное, нужное дело до сих пор является у нас крайне неорганизованным и нездоровым… Этому надо положить конец».

Президиум НК РКИ решил провести внеплановое обследование изобретательского дела в СССР, одним из направлений которого стало принятие мер по улучшению материального положения изобретателей. Вслед за тем для разработчиков перспективных проектов новейших вооружений начали выделять отдельное и достаточно крупное финансирование. Среди тех изобретателей, которые быстро сориентировались в новой ситуации, оказался и А. Е. Майзель, предложивший в том же 1926 году «Проект аэродинамического снаряда Майзеля».

«Оправдал свое назначение на все 100%»

К тому времени уже существовало немало проектов разнообразных средств поражения воздушных, наземных и морских целей, запускаемых с летательных аппаратов. Самым известным из них была планирующая торпеда, которую во время Первой мировой войны разрабатывала германская фирма «Сименс». К обычной торпеде присоединялись деревянные крылья, превращавшие ее в планер, и эту конструкцию сбрасывали с дирижабля в направлении вражеского корабля. Управление направлением движения аппарата осуществлялось по длинному — до 8 км — проводу. При приближении к цели крылья складывались и отделялись, а торпеда, пройдя последний участок пути в воде, поражала неприятельский объект.

Такой способ нападения на вражеский флот позволял командам дирижаблей запускать планирующие торпеды, находясь за пределами досягаемости корабельных средств ПВО, и считался весьма перспективным. Дальнейшим развитием этой идеи в различных вариантах занимались многие исследователи за рубежом и в СССР. Так что у А. Е. Майзеля было не слишком много шансов получить значительное финансирование для своей разработки. Но он смог добиться того, что его проект попал на рассмотрение управляющего делами Совета народных комиссаров (Совнаркома, СНК) СССР Н. П. Горбунова.

И вскоре Мастерская по разработке заградительных авиационных мин Артиллерийского управления РККА под его идейным руководством начала свою работу.

Принципиальным отличием проекта А. Е. Майзеля от других планирующих бомб и торпед было наличие у его аппаратов тягового винта. Но ввиду отсутствия компактных и мощных двигателей внутреннего сгорания и слабости имевшихся тогда в наличии электродвигателей и аккумуляторов он предложил вращать винт с помощью ротора, предварительно раскрученного до 15–20 тыс. оборотов в минуту от ветряка на крыле самолета-носителя. Это позволяло планирующей бомбе-мине (ПБМ), как назвал ее изобретатель, преодолевать, по его расчетам, значительное расстояние, превышающее радиус действия зенитных орудий того времени. Но главное, его конструкция теоретически могла лететь горизонтально и потому применяться против вражеских летательных аппаратов. Этот вариант своего изобретения А. Е. Майзель назвал защитной авиационной миной (ЗАМ).

К работе над конструкцией аппаратов, по внешнему виду напоминавших миниатюрные самолеты, привлекли ученых различных профилей. Так, над их аэродинамикой работал известный в то время специалист П. М. Ширманов. Проблемой оказалось отсутствие в СССР подшипников, которые в наименьшей степени замедляли бы вращение стального ротора. Но проект сочли очень перспективным, и была выделена валюта для закупки считавшихся тогда лучшими в мире шведских подшипников.

К осени 1930 года опытные образцы ПБМ и ЗАМ были готовы к проведению испытаний, для наблюдения за которыми была сформирована комиссия во главе с заместителем начальника вооружений РККА Н. А. Ефимовым.

В ноябре 1930 года в Крыму на полигоне в районе Евпатории состоялись пробные пуски аппаратов.

Без накладок не обошлось, но в итоге пилотировавший самолет-носитель Р-1 командир эскадрильи Научно-испытательного института ВВС РККА А. И. Залевский докладывал о пусках защитных мин:

«Аппарат "ЗАМ" оправдал свое назначение на все 100%, стрельба в воздухе аппаратом по крупным и мелким авиосоединениям, а также по отдельным самолетам вполне возможна, причем, учитывая то огромное количество взрывчатого вещества, которое может нести аппарат, кроме своего осколочного действия, огромный эффект будет проводить взрывная волна по крупным авиосоединениям».

ПБМ показали себя хуже, дальность их полета оказалась меньше расчетной, да и направление движения они выдерживали нечетко. Но сформулировав ряд предложений по улучшению аппаратов, в число которых входило добавление в конструкцию дистанционного управления, комиссия пришла к заключению:

«На основании произведенных опытов и полученных положительных результатов, комиссия считает, что воздушные мины системы инженера Майзеля имеют большое практическое значение для РККА».

Сам изобретатель соглашался с тем, что его детища следует делать металлическими, и со своей стороны предлагал сделать их больше, увеличить скорость вращения ротора, а следовательно, дальность полета и нагрузку взрывчатыми веществами. У Управления Военно-воздушных сил (УВВС) РККА вскоре появились обширнейшие планы использования аппаратов А. Е. Майзеля, а также предложения и пожелания по их конструкции и усовершенствованиям, и начальник УВВС П. И. Баранов докладывал в СНК СССР:

«Изобретение тов. Майзеля имеет выдающееся значение для Воздушного флота».

Появились постановления Революционного военного совета (Реввоенсовета) СССР о максимально срочной доработке аппаратов, выпуске опытных серий для заводских и войсковых испытаний. Изобретатель мог чувствовать себя триумфатором. Его наградили орденом Красной Звезды, пресса называла его заслуженным изобретателем-орденоносцем, а на собраниях новаторов науки и производства он неизменно занимал место в президиуме.

Но с доведением аппаратов А. Е. Майзеля до боевого применения возникли серьезные проблемы. В. Котельников, подробно исследовавший этот период работы изобретателя, констатировал:

«Отсутствие хорошей производственной базы серьезно тормозило процесс. Заводы были перегружены выпуском самолетов по заказам ВВС и, невзирая на постановления, упорно отказывались от выпуска "приборов".

Увеличение оборотов уперлось в качество подшипников того времени.

Опытные образцы ЗАМ и ПБМ оснащались импортными, шведскими, подшипниками. Отечественные имели гораздо более низкое качество. Для закупки по импорту требовалась валюта, которой постоянно не хватало. Нужно было исписать множество бумаг, чтобы "выбить" фонд на валюту. Поэтому даже для демонстрации членам Реввоенсовета в апреле 1933 г. (она проходила на Центральном аэродроме) использовали старые ЗАМы, оставшиеся от испытаний в Евпатории».

Но этим дело не ограничилось. Лучшее, как известно, враг хорошего. И требования УВВС, а также идеи самого А. Е. Майзеля по дополнению его детищ различными поражающими элементами и стреляющими устройствами приводили к утяжелению аппаратов и ухудшению их летных характеристик. Первые признаки неблагополучия проявились во время очередных испытаний в январе 1935 года, и почуявшие приближение неприятностей руководители Артиллерийского управления РККА вскоре передали мастерскую А. Е. Майзеля во Всесоюзное объединение точной индустрии (ВОТИ) Наркомата тяжелой промышленности.

Ко всему прочему при снаряжении на заводе зажигательного варианта изделий взрывчатыми веществами произошло два взрыва, сопровождавшихся человеческими жертвами. Кроме того, изобретатель отказывался оснащать свои аппараты устройствами радиоуправления, считая их излишними и полагая, что вращающийся ротор сам по себе обеспечит движение по прямой к выбранной цели. Хотя испытания показывали, что при неизбежном замедлении вращения ЗАМ и ПБМ начинали рыскать и уклоняться от заданного направления.

Момент истины наступил в октябре 1935 года во время очередных испытаний.

В ходе наземных проб роторов с увеличенной массой подшипники не выдержали перегрева и некоторые роторы заклинило. А во время стрельб в воздухе произошел полный конфуз, о чем В. Котельников писал:

«Четырежды самолеты Р-5 давали залп шестью минами одновременно. Но ни одного аэростата, выставленного в качестве целей, поразить не удалось».

В следующие дни А. Е. Майзель демонстрировал последние усовершенствования своих аппаратов, но изменить мнение командования ВВС ничто уже не могло. ЗАМ и ПБМ во всех модификациях отказались принимать на вооружение. В начале 1936 года опытное производство аппаратов на московском заводе «Авиаприбор» было прекращено. Этому же предприятию были переданы основные кадры сотрудников А. Е. Майзеля, и он фактически остался не у дел. Однако сдаваться не собирался.

«Взять на свое попечение т. Майзеля»

Изобретатель с помощью обращений в Комитет партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б) добивался от руководства ВОТИ разрешения на продолжение работы над своими аппаратами. А затем 7 апреля 1937 года изложил свою позицию аж на заседании высшего политического органа страны — Политбюро ЦК ВКП(б), о чем 13 сентября 1937 года писал наркому внутренних дел СССР генеральному комиссару госбезопасности Н. И. Ежову:

«Уже прошло 5 месяцев после заседания Политбюро, на котором обсуждались вопросы изобретательства и вопрос о задержке работ по воздушным минам.

Я бы не тревожил Вас, если бы не знал, что воздушные мины являются на данное время единственным оружием дальнего воздушного боя, которое решит участь воздушных сражений ближайшей войны, то что в области воздушных вооружений и по сей час продолжается наглый обман.

Мое утверждение на Политбюро о вредительстве и злостной задержке важнейших изобретений подтвердилось.

Почти все, кто решал и от кого зависела реализация изобретения, за это время выявлены как враги народа».

Не забыл А. Е. Майзель упомянуть среди врагов ни зарубившего его проект начальника УВВС РККА Я. И. Алксниса, ни своего давнего конкурента арестованного к тому времени изобретателя Л. В. Курчевского:

«Еще 5 лет назад я писал, что пушки Курчевского не могут решить задачи дальнего воздушного боя. Однако ссылаясь на пушки, работу по минам всячески тормозили. Недавно УВВС "открыло", что для поражения одного самолета врага надо 200! своих самолетов, вооруженных пушками. Сейчас продолжается эта же вредительская линия. Даже не потрудились придумать что-либо новое. Тов. Алкснис, оправдываясь в разгроме моих работ, докладывал товарищу Сталину, что реактивные снаряды решают проблему дальнего воздушного боя, приводя в доказательство, что 24 снаряда сбивают аэростат заграждения, что якобы очень хорошо. На самом же деле (о чем тов. Алкснис умолчал) оказывается, что если для сбития аэростата надо 24 снаряда, то для сбития самолета надо от 1 200 до 1 600 снарядов или другими словами те же сотни самолетов, что и при пушках Курчевского».

Писал А. Е. Майзель и о том, что его работы, несмотря ни на что, продолжают тормозить:

«В течение 2 лет, несмотря на 2 решения КПК и прямые указания тов. Сталина на Политбюро 7 апреля 1937 года о возобновлении работ в последний момент каждый раз начало работ кем-то срывалось.

Все мои новые изобретения, как правило, попадают к тем же вредителям из отд. вооружений УВВС, где и погибают.

Мой новый проект "воздушная завеса", дающий возможность одному истребителю уничтожить целую эскадрилью врага, так и не удосужились рассмотреть.

Я прошу Вас помочь, ведь время уходит, а угроза войны увеличивается. За это время мины могли быть уже закончены».

Изобретатель тут же конкретизировал свои просьбы к главе НКВД:

«Я очень прошу: 1) Посодействовать, чтобы вопрос о возобновлении работы из области письменных решений претворили бы в жизнь; 2) приказать соответственному работнику УНКВД выслушать меня об имеющихся у меня доказательствах о вредительстве, имеющемся в отд. вооружений УВВС.

Работая дома, я закончил новый технический проект мины.

Учтя в нем возросшие за это время скорость авиации, сделал ряд существенных улучшений.

Я прошу временно до полного разрешения вопроса дать мне пристанище в каком-либо конструкторском бюро НКВД, чтобы иметь место для хранения вновь сделанных мною чертежей и расчетов, и дать 2–3 конструктора для деталировки проекта мин и воздушной завесы».

Но брать ответственность на себя и на НКВД СССР Н. И. Ежов не стал, а переслал письмо И. В. Сталину, который написал:

«Важно, т. Ежову. Надо попробовать взять на свое попечение т. Майзеля».

В итоге 16 ноября 1937 года был подписал приказ Народного комиссариата оборонной промышленности с грифом «Совершенно секретно» о передаче всего оборудования ликвидированного ОКБ-3 ВОТИ на московский завод "Парострой", который помимо изготовления паровых котлов занимался производством морских мин. Туда же были переведены и бывшие соратники А. Е. Майзеля, и работа над его изобретениями началась вновь. Вот только отношение к ним в Наркомате обороны ничуть не изменилось. А изменение положения самого изобретателя началось после смещения его попечителя.

«Совершенно нецелесообразно»

9 декабря 1938 года было объявлено, что Н. И. Ежов отныне является наркомом водного транспорта СССР, а 10 апреля 1939 года бывшего главу НКВД арестовали. И А. Е. Майзель, видимо, во избежание обвинений в связи с врагом народа, решил вновь напомнить о важности своих разработок И. В. Сталину. Вот только на этот раз его письмо было передано на рассмотрение наркому обороны СССР маршалу К. Е. Ворошилову, который отнюдь не был расположен к изобретателю. Заключение, подписанное маршалом 19 апреля 1939 года, больше походило на обвинительное заключение. Так, о заградительных авиационных минах в докладе говорилось:

«Мина имеет малую скорость (30–50 метров сверх скорости самолета, с которого она пускается) и непостоянство полета (постепенное сворачивание в какую-либо сторону), что позволяет противнику легко уйти от атаки.

При встречных атаках — атакующий самолет сам может попасть под действие своей мины.

Возможностей для увеличения скорости мин не имеется, и упорядочить полет очень трудно».

Описывались в документе и другие недостатки ЗАМ:

«Самолет с этой миной, благодаря большим оборотам ротора и наличия взрывчатого вещества возле ротора, все время сам находится в опасности, даже без обстрела со стороны противника.

По своей конструкции заградительная мина МАЙЗЕЛЯ сложна, дорога в производстве и очень громоздка в эксплуатации».

Не лучшего мнения маршал был и о планирующей бомбе:

«Эта мина в своем полете на такие расстояния как 30–50 клм. по причине невозможности учета горизонтальных и вертикальных перемещений воздуха, обладает ничтожной прицельностью, даже при условии технической отработки постоянства пути ее полета. Таким образом, ее можно применить только по большим площадям (большие города)».

Подвергся критике и последний вариант бомбы, предложенный изобретателем,— с комбинацией взрывчатых веществ (ВВ) и отравляющих веществ (ОВ):

«Снаряжение бомбы крайне незначительно — 200 кгр. иприта плюс 5 кгр. взрывчатого вещества».

Упоминалась и сложность производства и эксплуатации. И в результате был сделан однозначный вывод:

«Применение планирующих мин МАЙЗЕЛЯ совершенно нецелесообразно».

Однако одновременно говорилось о том, что этот вид вооружения крайне необходим:

«Авиации нужна планирующая мина, мощная по своему снаряжению (большое количество ВВ и ОВ), дешевая, простая, допускающая массовое применение или обладающая высокой прицельностью для применения по отдельным сооружениям (электростанциям, фабричным корпусам, мостам и проч.), что могло бы компенсировать ее сложность и ограниченность в производстве».

Давалась в докладе и общая оценка работы А. Е. Майзеля:

«Разработка мин МАЙЗЕЛЯ ведется уже более 10-ти лет.

Затрачено более 10-ти миллионов рублей; в процессе разработки имело место несколько человеческих жертв.

Проводившиеся испытания неизменно показывали сложность, громоздкость, хрупкость конструкции, отсутствие прицельности, большую опасность в применении и нереальность боевого применения».

Приводилась в документе и характеристика самого изобретателя:

«Сам МАЙЗЕЛЬ недостаточно организованный, очень разбрасывающийся изобретатель; он предлагал ряд изобретений, за все легко брался, но не доводил ни одного изобретения до конца и за десять лет ничего реального не дал. В то же время он с безрассудной легкостью относится к бесплодной трате колоссальнейших государственных средств. Свои изобретения он сильно переоценивает и приписывает им фантастические возможности».

Окончательное заключение наркома обороны гласило:

«Работы по минам МАЙЗЕЛЯ необходимо прекратить».

А. Е. Майзель пытался бороться излюбленным способом — с помощью обращений к различным высокопоставленным руководителям с просьбами пересмотреть это решение. Но все его попытки оказались безрезультатными. К тому времени стало очевидным, что масштабные технические проблемы, какой бы гениальной ни была первоначальная задумка, должны решать коллективы серьезных специалистов под руководством трезвомыслящих управленцев, а не талантливых и очень ценных генераторов идей, зачастую упорствующих в своих заблуждениях.

В последующие годы А. Е. Майзель подавал заявки на новые изобретения, но они напоминали, скорее, его первые опыты — простые и ни на что грандиозное не претендующие. Но начиная с 1940 года о нем уже практически никто и ничего не писал.

О нем и его работах вспомнили только в постсоветское время, когда началось рассекречивание архивных документов. И нередко об этом изобретателе-орденоносце (как правило, в кавычках) упоминали с большой долей иронии. При этом приводился список его нереализованных оборонных изобретений, помимо планирующих бомб:

«А.  Майзель по собственной инициативе разрабатывал сразу несколько новых видов оружия… многопушечный истребитель, "двойную бомбу" (перед основной бомбой на телескопической штанге помещалась малая, которая должна была как бы "разрыхлить" броню, бетон и проч., повышая таким образом эффективность взрыва основной бомбы), "бомбу с рикошетом" (она должна была рикошетировать от поверхности воды, попадая в неприятельские корабли)».

Все эти идеи в той или иной форме уже воплощены в жизнь.

Евгений Жирнов