Воронежский бизнесмен Максим Романов — о необходимости двигать экономику

Развивать бизнес без кредитования практически невозможно. Однако в нынешней ситуации банковское финансирование настолько дорого, что предпринимателям проще закрыть свое дело, положить средства на депозит и зарабатывать на процентах. Однако в этом случае вся экономика России встанет, отмечает воронежский бизнесмен Максим Романов. Разговор с ним открывает серию интервью с предпринимателями из самых разных сфер.

— Вы в предпринимательстве уже полтора десятка лет. На кого учились и помогло ли образование в построении бизнеса?

— Первое образование я получил на юридическом факультете Воронежского госуниверситета. Это наиболее классическое академическое образование, которое позволяет по большому счету работать кем угодно в гуманитарной и даже не только гуманитарной сфере. Но по специальности я не проработал ни дня — понял, что не хочу быть юристом уже на втором курсе после прохождения практики.

Поэтому сразу после окончания вуза я отучился на экономиста в заочном институте советской торговли (сейчас — воронежский филиал Российского государственного торгово-экономического университета). А в прошлом году еще окончил магистратуру Воронежского технического университета по специальности «инженер-строитель».

— Какое из этих образований оказалось наиболее полезным?

— Юридическое. Так получилось, что я руководил компанией, которая попала под процедуру банкротства — причем я сам ее инициировал. Юридическое образование помогло мне наиболее четко в тот момент понимать, как выкручиваться из сложившейся ситуации и как «чисто» провести банкротство.

— Как дошли до банкротства?

— Вообще своей рабочей альма-матер я считаю Сбербанк, а бывший председатель Центрально-Черноземного банка Александр Соловьев для меня — гуру в экономике и большой пример управленца.

Уже на последних курсах юрфака я работал в банке именно в экономической отрасли, занимался кредитованием. Постепенно дорос до достаточно высоких должностей, но был вынужден уволиться и перешел в «Галерею Чижова». Там был финансовым директором всей группы компаний, а затем возглавил компанию — торговый дом «Графская слобода», — в которой и случилось банкротство. Вызванное причинами еще до моего прихода.

— Насколько болезненным и полезным оказался опыт банкротства?

— Очень болезненным и очень полезным.

Ты сразу становишься изгоем. Если раньше был среди топ-менеджеров, с которыми ты брат и сват, то в банкротстве от тебя отворачиваются. Более того, начинают нападать коршуны, пытаются инициировать ведение и контролирование банкротства, угрожают уголовными делами. Особенно тяжело было мне потому, что волею судеб основным кредитором был Сбербанк. Представьте: ты выходец из банка, там была успешная карьера — а следом ты руководитель компании, которая должна этому банку больше 150 млн руб. Тебя все знают как классного парня, и вдруг для этих же людей ты жуткий должник. Но это в большей степени моральные сложности.

Вместе с тем это и большой опыт. Это как когда птица выталкивает птенца из гнезда, чтобы тот отправился в самостоятельный полет. Для меня банкротство стало таким же пинком.

— Пинком в бизнес?

— Да.

По завершении банкротства какое-то время ты не можешь занимать руководящие должности, также нельзя владеть имуществом (чтобы не думали, будто ты его украл при банкротстве). Да и кому нужен директор обанкротившейся компании? Репутация такая, что никто никуда не возьмет. Все очевидно считают, что если ты руководитель, то ты и виноват в банкротстве, никто не думает о предпосылках.

А у меня семья, ребенок. Я был вынужден думать, что мне делать. Так потихоньку и начался бизнес.

— С чего?

— Я пробовал разные направления. Стартового капитала не было, родители помогли какими-то деньгами. Поэтому начинал с того, что не требовало особых вложений. Какие-то направления закрылись, а стабилизировались и продолжают двигаться со мной вместе по сегодняшний день строительство, полиграфия и медиа.

— Как пришли именно в эти направления?

— Больше десяти лет назад было легко войти в каждое. Медиа в принципе не требуют больших инвестиций, основные фонды там не нужны, главное — это зарплаты сотрудников. Для развития типографии можно было взять бывшее в употреблении хорошее оборудование у компаний, у которых этот бизнес не пошел. Заход в строительство начинался с небольших текущих ремонтов, тогда контракт на 500 тыс. руб. был как манна небесная. И так постепенно росли в каждом направлении. Не было большого куша, который можно было вложить и сразу получить большие дивиденды. И нельзя сказать, что сейчас мой путь реализуем: ситуация сложная, а рынки достаточно плотные.

— Почему такие разные направления?

— Они приносят разные удовольствия. В стройке радуешься результатам труда, потому что сам процесс очень тяжелый. А в медиа, наоборот, нравится процесс — от узнавания какой-либо информации до реакции на публикацию.

— А деньги они приносят?

— Сейчас ситуация очень сложная.

Полиграфия в большей степени нужна для собственных нужд, также есть пул клиентов, с которыми работаем на постоянной основе — а масштабироваться смысла нет: есть серьезные игроки.

В медиа активно идут блогеры, которые пытаются делать новостной контент, но при этом не ограничены законодательством и ответственностью. Они оттягивают часть рекламы, а частные СМИ живут за счет рекламы, и «Коммерсантъ-Черноземье», который мы развиваем,— не исключение. И чтобы она постоянно была, нужно, чтобы тебя читали: наработать свою аудиторию дорого, удержать ее — еще дороже. Кроме того, как и в любой кризис многие ошибочно режут рекламные бюджеты. А это то время, когда медиаактивность еще больше нужна, чем в спокойное время, так как сейчас крайне важно все время быть на слуху.

В строительстве, особенно на подрядных работах, сейчас большие деньги. И до сих пор считается, что войти в стройку легче всего, потому что можно получить аванс и, не имея ничего, что-то делать. Есть компании, суть которых — стол, стул и один думающий, что он умеет строить. Однако этого мало, нужны инженеры, технический отдел.

Кроме того, все деньги съедают кредиты. Чтобы получить государственный контракт, нужная банковская гарантия. Авансы сейчас мало кто выдает, а потому нужно кредитоваться. Ключевая ставка постоянно растет, и банковские деньги сейчас очень дорогие. Ставка по последнему кредиту, который у нас есть — 24% годовых, то есть маржинальности нет никакой. И когда я слышу о падениях на торгах на 20–30%, я искренне не понимаю, как такие компании будут работать по контракту.

И это не говоря уже о том, что сейчас исполнение каждого подряда на госстройках пристально проверяют контрольно-надзорные и правоохранительные органы. Которым зачастую с помощью килограммов бумаг необходимо доказывать, что ты не верблюд.

— Такой контроль сильно осложняет работу?

— На то и щука, чтобы карась не дремал. Наличие такого большого числа проверок позволяет стать более ответственными и качественными. Ошибки могут быть у всех, а проверки это минимизируют. Но из проверок не надо делать культ. Сейчас есть ощущение, что все нацелено именно на проверки и выявление хоть каких-то недостатков.

Впрочем, нередко проверки инициированы заказчиками, до которых зачастую не достучатся. Со многими заказчиками есть проблема коммуникации. Например, что-то во время исполнения идет не по плану, заказчик на обращения не реагирует, поэтому подрядчик начинает закрывать дыры тем способом, который ему кажется оптимальным. А заказчик может думать по-другому — но этого не узнать, потому что с ним нет общения. В итоге начинаются проблемы, так как заказчик тоже не хочет брать на себя ответственность за результат.

Сейчас это в принципе беда многих как в государственных, так и в частных структурах — никто не хочет брать ответственность.

— Если все так сложно, особенно в строительстве, то зачем продолжать эти бизнесы?

— Акула дышит, пока двигается. Так и бизнес. Компании стабильны, и в них работает много людей, которые мне доверились и хотят со мной работать. Я не могу просто дернуть за стоп-кран и сказать: «Все». Когда я банкротил компанию, в один день мы уволили около 500 человек в день — и это было крайне тяжело. Повторять и нельзя, и не хочется, да и ситуация не требует таких кардинальных мер.

Вообще, сегодня с учетом ставок по депозитам, большинству предпринимателей проще все продать, положить деньги на депозит и зарабатывать на процентах больше, чем от экономики своих предприятий. Но тогда вообще все встанет, а стране и нам нужно развитие.

Сейчас вообще не стоит вопроса прибыли, стоит вопрос исполнения контрактов, потому что наше реноме стоит дороже, чем выгода, которую мы можем получить в итоге.

— И это все еще в ситуации кадрового дефицита.

— Кадровый голод сейчас колоссальный. Рынок пришел к тому, что человек труда может зарабатывать больше, чем управленец, который его нанял. Умелый монтажник, который владеет многими видами работ, получает больше, чем директор, который делает весь объект. И в этой ситуации работники диктуют условия — а ты не можешь не согласиться, потому что просто не выполнишь контракты. Обязательства, которые перед нами ставятся, мы выполняем вопреки всему.

— А нужно ли в таком случае образование? Если с руками и так оторвут?

— Сейчас люди вообще без образования, но со жгучим желанием учиться и работать, в течение года научатся и займут очень хорошие должности в любой организации. Если человек умеет учиться, то добьется больших результатов.

— Зачем тогда вам было учиться на инженера?

— Для закрепления. Вуз дает отличную систематизацию знаний, которые получены в ходе практики. Ну и странно заниматься строительством и не иметь профильного образования — многим заказчикам это важно.

К тому же, образование — это все же и возможность зарабатывать еще больше.

— Вы активно занимаетесь спортом. Чем помогает?

— Держит в тонусе. Когда работает тело, отдыхает голова. Это помогает и в бизнесе, который требует умственных усилий.

— А можно ли быть выключенным из бизнеса полностью?

— Для меня — нет. В некоторых больших компаниях есть практика, когда топ-менеджмент становится акционером, чтобы быть еще больше замотированным на результат. Но даже в этом случае основные владельцы не выключаются из управления. В маленьких компаниях и поделиться-то нечем.

Топ-менеджер, какой бы высококлассный он ни был, — это все равно наемный работник. Он как воспитатель в детсаду: отлично работает с ребенком весь день, но на ночь забывает про него и не знает, что тот делает.

— Как тогда совмещать работу и личные дела?

— Родные постоянно ругают, что я все время на работе. Стремлюсь найти баланс между работой и другой жизнью, но пока не получается. Боюсь, у большинства собственников то же самое.

— Видимо, это следствие и кризиса, через который мы проходим.

— Верю, что он закончится, но пока постоянно придумываем, как адаптироваться к возникающим каждый раз новым реалиям.

— А планировать в долгосрочной перспективе есть смысл в этой ситуации? Или лучше плыть по течению?

— В Китае говорят, что любой кризис — это новые возможности. И сейчас наилучшее время, чтобы планировать и тут же воплощать эти планы. Те, кто ничего не делает и плывет по течению, умрут быстрее всего.