Матье Кассовиц и Иван Атталь в фильме Оливье Казаса

В российский прокат выходит фильм Оливье Казаса «Братья», дуэт первостатейных звезд французского кино, актеров и режиссеров Ивана Атталя и Матье Кассовица. Красивое, хотя и пустое зрелище, основанное на реальных, пусть и неправдоподобных событиях восьмидесятилетней давности, посмотрел Михаил Трофименков.

Замечательный литературный критик Никита Елисеев некогда недобро написал о прозаике Юрии Мамлееве, что для выражения сильных чувств героев своих романов он использует лишь два глагола: «взвизгнул» и «подпрыгнул». Оливье Казас еще более скуп в эмоциональной сфере. Выражение чувств его героев сводится к «обнялись и заплакали».

Финальные титры бьют на коллективную жалость. В Западной Европе — или в отдельно взятой Франции, это не уточняется,— после окончания Второй мировой войны насчитывалось около миллиона потерянных детей, то есть беспризорников. Даже через 15 лет 340 тысяч из них так и не воссоединились со своими семьями, скитаясь по детским домам, приемным семьям и прочим неуютным местам. Одни из них и стали героями фильма.

Историю братьев Мишеля (Иван Атталь) и Патриса (Матье Кассовиц) вроде бы рассказал под стаканчик виски режиссеру сам семидесятивосьмилетний Мишель де Робер, до сих пор практикующий парижский архитектор. Расчувствовавшиеся актеры не смогли противиться гуманистическому пафосу истории и подписались на съемки в «Братьях».

Строго говоря, к жертвам военного лихолетья героев фильма отнести сложно. Мама, попрыгунья-стрекоза, имеющая какое-то отношение к шоу-бизнесу, свалила в Аргентину, оставив рожденных вне брака сыновей на попечение бабушки. Так или иначе, пятилетний Мишель и семилетний Патрис оказались в детском доме, откуда сбежали в 1948 году при достаточно гротескных обстоятельствах.

Бородатый и симпатичный начальник приюта почему-то повесился. Детишки первыми обнаружили его и умело перерезали петлю. Папаша грохнулся на пол и разбил себе голову. Ангелочки испугались, что их обвинят в убийстве и посадят в тюрьму, и пустились в бега.

Тут-то и началась разлюли малина утопия. Целых семь лет два кудрявых херувима провели, что твои Маугли, на просторах цветущих полей то ли Нормандии, то ли Бретани. Не замерзли, не сдохли от голода. Строили шалаши из веток и хижины из индустриальных отходов. Плескались в ручьях и в море. Дружили с добрыми ловцами устриц. Стреляли кроликов из рогаток и чего-то там подворовывали. Дружили с цыганами. И обнимались, обнимались, обнимались. Пока не явилась ведьма-мамаша и не попыталась их социализировать, что наши херувимы восприняли как злобное посягательство на их жизненное пространство.

Короче говоря, после того как братья покалечили полдюжины одноклассников, жестокая ювенальная юстиция решила их разлучить. И встретились они уже состоявшимися мужиками.

Мишель стал модным архитектором, Патрис — врачом: все бы хорошо, но надо же нагнать страстей в жанре «взвизгнул и подпрыгнул». И вот уже Патрис, не оповестив семью, куда-то исчезает. А Мишель, не иначе как шестым чувством почуяв, куда делся брат, летит за ним в канадскую глубинку. Где в первом же попавшемся баре достаточно спросить, не видел ли кто-нибудь из суровых трапперов «француза», и получить координаты недавно купленной тем самым французом хижины.

Братья встретятся, растопят печку и пойдут на охоту. Но прежде всего будут снова обниматься, обниматься, обниматься. И плакать: в голос и беззвучно. И нести высокопарную чушь.

Патрис, очевидно, покончивший с собой, сообщит Мишелю, что должен уйти, дабы тот жил, чтобы унести в вечность все их общие страдания. Мишель всплакнет: брат хотел спасти его, их обоих, их общую тайну.

Это тот самый случай, когда автора сценария хочется допросить с пристрастием. Какую такую общую тайну? В чем, собственно говоря, заключается травма — а без «травмы» в современном кинематографе никак нельзя обойтись — братьев? Чем невыносимо их бытие в нормальном человеческом общежитии? Чему мы должны сопереживать и над чем плакать? Ведь любые самые крепкие обнимашки, что кудрявых ангелочков, что морщинистых мужиков, не могут подменить внятные человеческие чувства.