Владимир Путин сделал это в городе ангелов

20 августа президент России Владимир Путин приехал в Беслан, и побывал на кладбище «Город ангелов», где похоронены жертвы теракта двадцатилетней давности в школе №1, и встал на колени перед монументом «Древо скорби». Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников хотел понять.

«Город ангелов» — мемориальное кладбище. Здесь похоронены 266 человек, и большинство из них — дети.

Я хорошо помню, как их тогда хоронили. Шел дождь, и даже проливной, в тишине люди закапывали могилы, а рядом, на быстро возведенной деревянной трибуне, шел активный митинг, на который те, для кого он был предназначен, не обращали по понятным причинам никакого внимания. На трибуне стояли Дмитрий Медведев, Юрий Лужков, Валентина Матвиенко, и каждому из них была уготована участь выступить. Перед ними не было никого, кажется, кроме меня, я добрел до них по грязи от могил детей и взрослых, чтобы все-таки послушать, что митингующие говорят и что хотят этим сказать,— и нет, никто из тех, кто хоронил своих, так и не поднял голову в их сторону.

Теперь здесь город ангелов. Десятки могил выглядят совершенно одинаково, они в светло-коричневом граните и в яркой зеленой траве. Даты рождения у всех разные, дата смерти одна: 3 сентября 2004 года.

С обратной стороны на многих памятниках выбиты не надписи даже, а тексты. Я шел, читал, читал и хочу, чтобы теперь прочли и вы:

«Самое дорогое у человека — это жизнь. И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно за бесцельно прожитые годы, за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, мог сказать: "Вся жизнь отдана самому прекрасному — борьбе за освобождение человечества". Эти слова стали принципом твоей жизни. Не дожила, не долюбила. Царствие тебе небесное».

Эпитафия посвящена Альбине Аликовой, учительнице русского языка и литературы, которая погибла в спортзале школы №1, скорее всего не успев понять, что вся ее жизнь была отдана борьбе за освобождение человечества. Но она точно хотела, чтобы были освобождены все эти дети, которые уже 20 лет лежат вокруг нее, сколько хватает глаз.

«Одним цветком земля беднее стала, одной звездой богаче небеса...»

«Как горько нам, наш мальчик, в бессилье утирать скупые слезы! Твои мечты, мальчишеские грезы в небытие отторгнуты судьбой».

Где-то родители находили эти стихи, которые, наверное, отвечали тому, что они тогда чувствовали, и просили высечь их на могильных плитах.

Здесь, кажется, невозможно долго находиться, немыслимо. Но и не быть здесь нельзя.

«Уж не тронешь тишь ты зовом "Мам!", не уронишь: "Папочка!", любя».

Не говорите, что это наивные, полудетские стихи. Они просто детские, про их детей.

Мемориал «Древо скорби» — это ствол дерева, состоящий из четырех женских фигур, а крона дерева — их руки, на которых они держат ангелов. Сюда и приехал Владимир Путин из Нальчика, такое ощущение, что на машине. Сейчас он был на «Аурусе». Над ним кружили два вертолета, отвлекая внимание и путая какие-то следы, если они еще оставались, да и то это были не его следы. Президент положил цветы на подножие монумента, и я думал, что он, как обычно в таких случаях, встанет на одно колено, и он даже согнул ногу в колене, но потом — и другую. То есть он встал на колени и поклонился женщинам и ангелам так, что коснулся лицом гранитного подножия. Нет, он никогда так не делал. Он не делал так все 20 лет. От него ждали.

Рядом были полпред в Северо-Кавказском федеральном округе Юрий Чайка и глава Северной Осетии Сергей Меняйло. И пока они тоже возлагали цветы, Владимир Путин отвернулся от всех, и что ж: это выглядело демонстративно.

Я хотел спросить его, почему так, почему должны гибнуть дети и можно ли это пережить, но не спросил. Просто не было такой возможности.

И ведь это не риторический вопрос, вот в чем дело. Ведь если есть малейшая, просто любая крошечная возможность избежать такого, то надо избежать. Была ли она? Что прояснилось за 20 лет? Есть ли то, что не выяснить уже никогда? С чем он сам живет? Но не было возможности спросить. И сам Владимир Путин не хотел разговаривать, это же было видно.

Он поехал в школу №1, поставил свечку в том спортзале, потом доехал до Станции юных натуралистов и юных техников. Там он расспрашивал школьников, таких же детей из такой же школы, чем они увлекаются, а они увлекались авиамоделизмом и картингом.

— Ты ездишь на такой машине? — переспрашивал президент у одного, казалось, навсегда смутившегося мальчика по имени Георгий.— Аккуратней, они переворачиваются!

И он даже показал как.

Говорил Владимир Путин, надо сказать, очень негромко, почти шепотом, явно чтобы не испугать мальчика еще больше, чем мальчик был испуган сам.

Рядом стоял еще один мальчик, его звали Эльбрус. И Эльбрус, такое впечатление, хотел что-то вставить, но Владимир Путин сосредоточился на том, который был Георгий.

А потом в здании Станции юных натуралистов президент официально и наскоро встретился с главой Северной Осетии Сергеем Меняйло и что-то, по моим представлениям, запропал. Экскурсия по станции то есть затянулась. Оказалось, это была не экскурсия. Президент разговаривал с «Матерями Беслана», представительницами ассоциации жертв терактов и, собственно говоря, матерями Беслана. Но я тогда об этом не знал, встречу эту никак не анонсировали (хотя в какой-то момент тайное и стало явным для меня), и прошли полтора часа, пока Владимир Путин освободился и поехал дальше. А матери так не вышли со Станции юного натуралиста, хотя я вот их ждал. Но они не торопились. Говорили, что им, наверное, накрыли пообедать.

Между тем полтора часа — это очень много, за это время считай что все можно успеть сказать и получить ответ на все. И наверное, так ведь и было. Если, конечно, спрашивали.

А в открытой части, которая продолжалась четыре минуты, президент говорил, что «через несколько дней — 20 лет трагическим событиям здесь, в Беслане. Ужасный террористический акт, который унес жизни 334 человек, из них 186 детей. Трудно себе это даже представить».

Эти женщины, конечно, заслуживали того, чтобы он сказал им вот что:

— Конечно, эта трагедия останется незаживающей раной в исторической памяти всей России. А для тех, кто пострадал, для вас, для ваших семей, для тех, кто потерял самое дорогое, что есть у человека,— дети — это будет раной, кровоточащей всю жизнь.

Да, и 20 лет — никакой не срок.

Но и про сегодня Владимир Путин хотел сказать и сказал, это была обязательная часть его программы, тут можно было не сомневаться, что скажет:

— Что касается тех наших противников и врагов, о которых я вспоминал, то они продолжают эту работу с попыткой раскачать нашу страну. Это очевидно! И так, как мы боролись с террористами, нам сегодня приходится бороться с теми, кто творит преступления в Курской области, в Донбассе, Новороссии. Но так же, как в борьбе с терроризмом мы добились своих целей, мы добьемся этих целей и на этом направлении, в борьбе с неонацизмом и, безусловно, покараем преступников. В этом не может быть никаких сомнений.

А что касается матерей, то он, видимо, понимал, что они оценят особенно:

— Знаю, что есть некоторые вопросы, которые требуют дополнительного внимания. Это, в частности, касается санаторно-курортного лечения. Насколько я понял из тех документов, которые прочитал, когда ехал к вам на встречу, есть проблемы, связанные с тем, что женщины, у которых появились дети, маленькие дети еще, не могут воспользоваться бесплатным санаторно-курортным лечением в силу того, что их дети не пользуются таким же правом, а если оставить их не с кем, то тогда и сама женщина не едет. Мы это обязательно поправим.

Поправят, можно не сомневаться.

Но я бы читал те эпитафии.

Когда Владимир Путин был уже на пути в Грозный, я заехал в школу №1. Сейчас это еще один мемориальный комплекс.

При этом спортзал стоит как будто бы совсем не тронутый после того дня. В этом и есть, может быть, его настоящий смысл сегодня.

Так же много мягких игрушек на полу и в проемах окон. Горят свечи. Но вот к двум баскетбольным кольцам привязаны по несколько ангелочков, этого раньше не было.

И главное, тишина та же, что наступила и 20 лет назад, когда все закончилось. И я даже не понимал этого. Ведь здесь, в спортзале, было сейчас много людей, которые разговаривали друг с другом, отчаянно даже жестикулировали. И — полная тишина. Такая, какая и должна быть здесь, но ее же просто не могло быть.

Потом-то все выяснилось. Это группа глухонемых пришла сюда в этот день и стояла сейчас вокруг меня. Какая-то конференция у них, что ли, во Владикавказе.