«Это настоящий Эдем для гурманов»
Петр Воронков — о сахалинских деликатесах
Обозреватель “Ъ FM” Петр Воронков рассказывает о том, какие дары моря предлагает остров.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
На остров Сахалин отправляемся сегодня за устрицами и не только. Как раз самое время — август и сентябрь называют здесь золотыми месяцами. Дальше начинаются заморозки, дожди, ветер, в общем, деликатесной погоду никак не назовешь. А ведь это важно, когда и глазу приятно, и желудку уютно.
Жюль Верн утверждал, что от устриц не бывает несварения. На мой взгляд, зависит от количества съеденного, имеется в виду, конечно, исключительно свежий продукт. Но француз не бывал на Сахалине и не видал размеров тамошней устрицы. Поэтому лучше обратиться к Чехову, вот послушайте: «Выход в море сторожат три острова или, вернее, рифа, придающие бухте своеобразную красоту; один из них назван Устричным: очень крупные и жирные устрицы водятся на его подводной части». Это было написано в 1895 году.
Сегодня за устрицами туриста везут в лагуну Буссе, названную так в честь первого начальника острова — генерал-майора Николая Васильевича Буссе. Узкой протокой лагуна соединяется с морем. Это настоящий Эдем для гурманов. Гребешки, ежи, трубачи, креветки и огромные «тарелки», то есть створки устриц. Мяса в такой раковине раз в десять больше, чем в бедной европейской родственнице.
Знаете, как ест ее хитрый краб? Аккуратно кладет камешек между створок, так, чтобы клешня внутрь пролезала. У человека все гораздо сложнее. На тему того, как правильно употреблять устриц, написаны целые трактаты. «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа»,— это Н. В. Гоголь «Мертвые души». А вот вам еще немного Чехова: «Я морщусь, но… зачем же зубы мои начинают жевать? Животное мерзко, отвратительно, страшно, но я ем его, ем с жадностью, боясь разгадать его вкус и запах». Что здесь скажешь? Антон Павлович устриц не любил поначалу, а потом вдруг распробовал и восторгался не единожды.
Удивительно, но эти моллюски преследовали его всю жизнь — от рассказа «Устрицы» до последних дней. И даже после смерти тело его из немецкого Баденвайлера отправили в Россию в вагоне для перевозки живых устриц.