Владимира Путина встретили так, что мало не показалось никому

3 сентября президент России Владимир Путин прилетел в столицу Монголии Улан-Батор и его, отмечает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, ничто и никто не остановил. И снова, как накануне в Кызыле, Владимира Путина обступали дети. Но на этот раз и взрослые тоже.

Крайне удобно устроено все, такое впечатление, в Улан-Баторе. В одном неброском здании — все, что в случае чего нужно не дать в обиду и сохранить на будущее: и Великий хурал (парламент), и премьер, и президент. Впрочем, тут никто ни на кого, кажется, не собирается нападать, ничем никому не угрожает, и этим хороша Монголия. Ее власти потворствуют всем.

Здесь демонстративно дружат с США и чтят Россию. Здесь уважают правила Международного уголовного суда (МУС) и не исполняют их. Главное для Монголии — что чрезвычайная редкость — зона национальных интересов Монголии.

И никак не привыкнуть к тому, что столько людей здесь так хорошо говорят по-русски. Монгольский язык располагает к минимальному акценту. Мы уж не говорим про русский алфавит, который тут властвует. Плюс какое-то ненатужное гостеприимство. В общем, придраться совершенно не к чему.

На площади Сухэ-Батора перед входом в Государственный дворец Владимиру Путину устроили положенную торжественную встречу (МУС не одобрил бы такие слова. Он сам хочет устроить положенную торжественную встречу, да все никак). И здесь опять не к чему было придраться. По периметру (впрочем, не замкнутому) расположилась кавалерия. Конники в тяжелой броне времен Чингисхана вселяли уверенность и в завтрашнем дне тоже. К тому же площадь была усеяна монгольскими гвардейцами в остроконечных золоченых шлемах. Меж них слонялась девочка, украшенная розовыми и голубыми ленточками. Ей предстояло вручить Владимиру Путину цветы. Уже и члены делегаций были на площади, и уже поступило известие, что российский президент выехал из отеля «Шангри-Ла», уже и дождь начался, а кортежа еще не было. Нет, не было и напряжения в связи с этим: российские коллеги доверяли монгольским, имея в виду, что пауза — техническая.

Членов делегации завели под крышу на крыльце, девочка добежала сама. Затем всех сразу вернули, и опять никто не удивился: всем им не привыкать.

Интересно, что площадь, окруженную отелями и торговыми центрами, перекрыли лишь буквально за минуту до появления кортежа с президентом России на борту. Такое сложно себе представить на площади Тяньаньмэнь, к примеру, да и на любой другой площади. Но монголы умеют удивлять. И эта Монголия мне решительно нравилась.

Все сделали свое дело. Девочка вручила Владимиру Путину цветы, он ее поцеловал. Хотел идти дальше, но президент Монголии Ухнаагийн Хурэлсух остановил его: а фото с девочкой? Все тут было как-то по-семейному. Это потом выяснилось, что только пока.

Переговоры президентов Монголии и России проходили в юрте. Да, поставили во дворе квазиюрту и провели в ней переговоры. Юрта была стационарной и чрезвычайно живописной.

Монгольская переводчица переводила, доверительно высунув голову из-за плеча своего президента и обратив взор на Владимира Путина. Выглядело немного вычурно, но в целом приемлемо.

Переговоры продолжаются не так уж долго, и начинается другая церемония — подписание документов и чтение заявлений для прессы, которая сама по себе выглядит в высшей степени странно.

То есть первые ряды в небольшом зале, как всегда во время таких заявлений, занимают чиновники. На этот раз они занимают все четыре ряда. Журналистов здесь нет вообще. Три чиновника позже понадобятся для того, чтобы выйти к столу, за которым сидят президенты России и Монголии, показать всем папки с документами и зафиксировать таким образом свое присутствие.

Присутствие прессы во время чтения заявлений для прессы по всем признакам нежелательно (оно вообще-то предназначено для членов делегаций, которые, по признанию одного из моих собеседников в этих рядах, устали чувствовать себя мебелью на таких мероприятиях).

На этот раз в зале и вовсе оставляют лишь фотографов, а пишущих журналистов поднимают на балкон, откуда можно понаблюдать, как президенты читают заявления для членов делегаций и фотографов, которые, возможно, чувствуют свою благодарность за такое внимание к себе, но не могут, если они честные люди, не признать его избыточным, ибо в таком объеме оно им совершенно не нужно: фотографы все, что им нужно, сняли в первые несколько минут.

Тем временем пишущие журналисты на балконе, когда заявление для прессы читает президент Монголии, в буквальном смысле слова не понимают, о чем речь, ибо наушники с синхронным переводом предусмотрены только для членов делегаций, которые сидят внизу, а также для фотографов (по желанию).

Монгольские журналисты на балконе, таким образом, не понимают, о чем говорит президент России. Правда, многие из них знают русский, похоже, как родной, справедливости ради.

Причем, стоит отдельно сказать, министр энергетики Сергей Цивилев и его монгольский коллега трижды выходят к столу (подписаны соглашения о разработке базового проекта реконструкции тепловой электростанции ТЭЦ-3 в Улан-Баторе; о сотрудничестве в области поставок нефтепродуктов; об обеспечении Монголии авиационным топливом). Обмениваются друг с другом папками — и не уходят. Опять обмениваются — и снова делают шаг назад за новыми папками. И еще раз. Выглядит все это в высшей степени ненатурально и является, видимо, неизбежной частью международного протокола, но от этого не становится менее картинным.

В этот день у Владимира Путина еще была программа в филиале Российского экономического университета имени Плеханова, где монгольским детям дают начальное, среднее и высшее российское образование.

Все это было похоже на школу, которую Владимир Путин посетил накануне в Кызыле: беглый осмотр классов, встреча со старшеклассниками, которые тоже долго ждали своего часа, но скучающими, впрочем, не выглядели. Терпеливые монголы, что ты хочешь.

Я обратил внимание на то, что на школьной доске мелом написано: «ЕГЭ-2025». Я поинтересовался у учителя русского языка и литературы Сергея Залданова, все ли понятно ему уже про ЕГЭ-2025. Каким он будет? А то в последнее время оживились его преобразователи.

Оживился и Сергей Залданов:

— Что вы говорите! ЕГЭ — выстраданная, продуманная, глубокая, четкая система! Она заставляет учеников думать! Принимать решения!

— Ее противники считают, что, наоборот, в ней заложен механистический подход, позволяющий угадывать, что ли, ответы…

— Нет и еще раз нет,— качал головой учитель.— Недочеты, о которых вы говорите, были устранены еще в 2014 году! Сейчас это то, чем следует дорожить! Но важно и другое. Я двадцать два года проработал в школе на БАМе, и я говорил своим ученикам: «Ребятки, у вас единственный шанс выбраться из этого медвежьего угла — только с помощью ЕГЭ!» Так и было. У меня в школе один год были два стобалльника. И на всю Новосибирскую область и Новосибирск — еще только два. Мои дети сделали себя сами. Без ЕГЭ этого не вышло бы!

Через полчаса учитель Залданов рассказывал президентам России и Монголии:

— Наша школа работает по российским образовательным стандартам. Это дает возможность детям поступать в российские вузы…

В российские вузы хотели поступать, как выяснилось, все. Вернее, все хотели учиться в Москве. Один монгольский юноша, перешедший в 11-й класс, грезил Медицинским институтом имени Сеченова.

— У нас в семье восемь детей,— рассказывал он.— Мама работает в медицине.

— А папа? — интересовался господин Путин.

— Папа помогает маме,— объяснял смышленый школьник.

Президентам рассказывали в меру интересные истории (один школьник побывал, благодарение Богу и российским образовательным стандартам, на Северном полюсе; школьница выпустила песенный диск). Но к вечеру все это звучало уже как-то натужно. Владимиру Путину пора было на прием в отель «Шангри-Ла». В общем, пора было заканчивать.

На прощание президентам России и Монголии (Ухнаагийн Хурэлсух все это время благодарно промолчал) показали танцующих монгольских первоклассниц. Что ж, можно и так. Девочки размялись после четырех часов ожидания.

Я потом спросил учителя русского языка и литературы Сергея Залданова:

— И как вам?

Он выглядел воодушевленным:

— В нем (во Владимире Путине.— А. К.) что-то есть. Что-то такое… Надо думать… Я потрясен… Столько информации о нем отовсюду идет! Информационная атака в разгаре… И вот личное впечатление…

— В том числе и здесь информационная атака чувствуется? — уточнил я.

— Конечно,— кивнул учитель.— До 2014 года у нас в филиале работали граждане Украины. Мы были в одном коллективе. И после 2014 года пошли трения, трудности… Многие ушли… Почти все… И с обидой, в том числе к простым людям… Они почему-то ожидали, что мы должны как-то отношения с ними поставить выше, чем любовь к Родине. У меня девочка училась с Украины. Она в 2014 году полностью углубилась в эту проблему…

— Российско-украинскую? — на всякий случай уточнил я.

— Именно. И вот на ее странице в социальной сети появились неуважительные посты. Да, говорю я ей, какие-то люди могут ошибаться, могут делать шаги, которые ты не принимаешь… Понимаете меня?

— Очень хорошо,— признался я.

— Но есть какая-то грань, которую ты переходить не должен! — объяснил учитель.— И самое главное — когда ты учишься в российском образовательном учреждении! Я понимаю: и дома слышишь, и в соцсетях читаешь… Но уважать страну, которая дает тебе образование, ты обязана! Можно по-разному относиться к президенту, но допускать такие выражения!..

— И что же?

— И она поняла! — воскликнул учитель.— И удалила свои посты! Я ей говорил: я не могу тебе в угоду, рассказывая о Чехове, пройти мимо того, что он построил в Крыму, там, где он чувствовал себя хорошо, свой дом! Он получил там пространство, где его любили, ценили! Где была почти вся его семья! И это была российская территория, которая потом на какое-то время перешла к Украине… Весь «Серебряный век» там!.. Коктебель, Волошин… Мы не можем сказать, что это все неправильно!

— А как надо сказать? — спрашивал я.

— Надо выдавать всю информацию, вот в чем суть! — воскликнул Сергей Залданов.

Учитель горько покачал головой. Он намерен был выдать всю информацию.

— Ведь Чехов-то,— вздохнул он,— называл себя «хохол». Он так и писал: «хохол»! Он государственную награду не получил после того, как выступил в защиту украинского языка! И я не могу не сказать и об этом!

— И все это вы рассказывали той девушке?

— Да! — подтвердил он.

— И она не запуталась в таком объеме разнообразной информации? — недоумевал я.

— Нет! Она поняла! И удалила все комментарии и посты. Я ей потом говорил: нам очень трудно разобраться в том, как так все получилось. Но нельзя сразу занимать одну сторону. И она согласилась. И окончила 11-й класс, уехала в Прагу, поступила в 2015 году в университет там… Я думал, она ушла с обидой… А через два года приезжает с парнем, приходит и приносит мне пражские сувениры. А парень-то — москвич! Я прощался с ней с чувством выполненного долга тоже.

Андрей Колесников, Улан-Батор