Почему главные выходы звезд выглядят так старомодно

Самые красивые люди в самых красивых платьях — эта некогда безотказная формула красных дорожек давно перестала работать. Последний Венецианский кинофестиваль заставил в очередной раз задуматься о том, когда же возникнет новая формула и возникнет ли вообще.

Текст: Елена Стафьева

Платья

За последние 10 лет мода разрушила и переработала все нормы и стандарты, она работала с гиперобъемами, с нарушением пропорций, с нарочитой неправильностью — и сформировала новое представление о модном облике. Он оказался бесконечно (раньше и представить такого себе было невозможно) многовариантен, совсем не нормативен (от этого трудно описываем) и требует от человека очень немногого, прежде всего незаметности усилий, потраченных на его создание. Лоск, безупречность, нарочитость автоматически делают образ старомодным, современной красоте необходимы несовершенства.

Это нынешнее представление вступает в почти антагонистическое противоречие с самой идеей больших выходов — и больших платьев: их всегда отличала подчеркнутая, экзальтированная красота, к которой традиционно принято возводить нарядность. Это противоречие стало прежде всего проблемой для кутюра, а, собственно, именно кутюр мы чаще всего на красных дорожках и видим. Кутюру исторически свойственны пышность и изукрашенность, вокруг него всегда была особая культура исключительных тканей и исключительных декоративных техник: вышивки, аппликации, перья, цветы — все это должно было зримо обозначать переход от обычного к необычному, от ординарного к неординарному, от просто платьев к самым красивым платьям. И когда мода решительно двинулась в противоположную от всего традиционно и нормативно красивого в сторону, эта бескомпромиссная красота оказалась в абсолютном диссонансе со всем современным и модным.

Кутюр долго пытался найти новый язык для исключительности — и отчасти нашел. Мы отчетливо видим по крайней мере два принципиально разных, но равно успешных подхода. Первый состоит в том, чтобы, не отказываясь вовсе от вычурности и пышности, выстроить для них некий новый контекст, поместить кутюрное наследие в совершенно несвойственные ему формы, создать ироническую дистанцию. Самым убедительным в этой игре с клише стал Демна Гвасалия в своем кутюре для Balenciaga, превращавшем красный махровый халат в оперное манто, а гору старых джинсов в вечернее платье.

Другой подход продемонстрировал Хайдер Аккерман в своей блестящей, одной из лучших последнего времени кутюрной коллекции для Jean Paul Gaultier. Оставаясь верным великой традиции — без всякой иронии, без травестирования, но с глубочайшим пониманием, даже почтением,— он создал на ее основе очень изысканную и сложную в исполнении совершенно лишенную вычурности одежду — и она выглядит абсолютно современно.

Оба эти подхода, пусть с умеренной степенью успешности, но усваиваются и реализуются индустрией. Во всяком случае, если 10 лет назад казалось, что единственная судьба, уготованная кутюру, — одевать восточных принцесс и быть драйвером сумок и духов, то сейчас он начинает обретать ценность именно как часть моды. Между тем по красным дорожкам по-прежнему маршируют в основном русалочьи хвосты, шлейфы и кринолины — и объяснить эту азартную старомодность практически нечем. Разве что тем, что у кутюра нет обременения в виде селебрити.

Система

Система моды красных дорожек устроена особым образом: бренды и звезды находятся в более или менее постоянных отношениях, равно как и бренды и главные стилисты, работающие со звездами. И в том и в другом случае платья для выходов предоставляются — и представить себе сегодня звезду, которая вышла на красную дорожку в платье, которое она просто выбрала и купила себе сама, практически невозможно.

По сложившемуся мнению, практика эта была начата Armani в 1990-м, когда Джорджо Армани выдал наряды на «Оскаре-90» целому списку главных звезд. Так фактически возник еще один маркетинговый инструмент — селебрити-дрессинг, с тех пор он превратился в отдельную отрасль. Причем в случае красных дорожек бренды часто идут, так сказать, экстенсивным путем и стараются показать на звездах все, на что они способны, то есть буквально все самое лучшее, самое безумное, самое пышное и самое изукрашенное.

В результате вся эта конструкция из брендов, дизайнеров, стилистов, самих звезд, а еще и социальных сетей чаще всего выдает нечто привычное, то есть нечто с корсетом или со шлейфом,— и одновременно максимально эффектное и накрученное, то есть и с корсетом, и со шлейфом, и как-то еще расшитое. Это необязательно бывает провально: например, Амаль Клуни вышла в Венеции в кутюрном платье Versace — главный цвет сезона (желтый оттенка сливочного масла), открытые плечи, корсет вверху, шлейф внизу, трудоемкая отделка кружевом — и выглядела в нем совсем не плохо. Но очень старомодно.

Люди

То есть актеры и модели. И тут помимо соображений моды/старомодности, уместности/нелепости, иронии/буквальности возникает множество дополнительных факторов. И ни один из приемов осовременивания больших платьев не является гарантией успеха сам по себе. Важно то, как выстроена дистанция между контекстом и высказыванием, между традицией и конкретным платьем на конкретном теле, между конкретным луком и конкретной личностью.

Вот, например, Prada одевает председателя каннского жюри этого года Грету Гервиг в прямое серое платье без всякой деконструкции и какого-то специального отстраивания от опостылевшей идеи вечной женственности — и это был ее лучший выход. А иронический псевдоисторизм Гальяно — пасторальное кутюрное платье Maison Margiela с фижмами — на той же Грете Гервиг в тех же Каннах выглядел ужасно.

А вот, скажем, исключительно удачный иронический лук Prada Скарлетт Йоханссон, один из лучших на Каннском фестивале,— поросячье-розовое узкое платье, из-под которого как бы вылезал плотный белый лифчик винтажного вида, так удачно обыгрывавший pin-up-вайб, присущий Йоханссон. Ирония тут очень важна, но не менее важны чистота кроя и простота силуэта, плотность ткани, ясность всего замысла с одним этим винтажно-бельевым акцентом (не самым оригинальным, но присущим Prada исторически, с которым они умеют обращаться как мало кто). Розовое же платье Prada в Венеции, надетое на Фелисити Джонс, казалось слишком сложным для ее образа и ее параметров, утяжелило ее и, мягко говоря, не украсило.

Или. Председателя венецианского жюри этого года Изабель Юппер Balenciaga одевают в красное платье с треном, которое выглядит так, будто бы большого исторического «баленсиагу» из шелка-газара как-то смяли, сжали, пропитали, зафиксировали все складки и сборки, лишили пластичности и текучести. Это будет не только лучший выход Юппер, но и вообще один из лучших в Венеции.

Тот же Демна Гвасалия на MET Gala сделал наряд из мятой серебряной ткани для Серены Уильямс. Казалось бы, тот же прием иронического отстраивания от традиции — мощное атлетическое тело Серены оказалось завернуто в это платье, как огромный подарок в серебряную фольгу. Но соотношение нелепости и иронии, на котором всегда балансирует эстетика Гвасалии, тут было очевидно нарушено, и нелепость поглотила иронию.

А вот на Винус Уильямс тот же образ большой сильной черной женщины, наряженной как новогодняя елка — платье Marc Jacobs в металлизированных гигантских пайетках,— прекрасно сработал и оказался для нее органичным.

В поисках современности красные дорожки массово обратились к винтажным платьям — винтаж не может быть старомодным по определению. Но и этот метод не приносит стопроцентных удач. Главные стилисты работают с архивами больших домов моды и с крупными винтажными дилерами, которые, в свою очередь, тоже поддерживают тесные отношения с теми же самыми архивами. То есть выбор винтажного платья для звезды, как правило, осуществляется тем же составом и по тем же принципам, что и описанный выше выбор нового платья. И необходимый резонанс между нарядом и обликом того, на кого его надевают, возникает тут далеко не всегда.

Например, в Венеции винтажное белое кутюрное платье Chanel 1993 года, сложного и даже спорного силуэта, на молодой и прелестной Тейлор Расселл стало контрапунктом к ее свежей витальности. А в виртуозно скроенном винтажном костюме Гальяно она выглядела тяжело и неловко.

Неудачными обычно оказываются и попытки создать псевдовинтажный образ. Например, Анджелину Джоли, представлявшую в Венеции фильм, где она сыграла Каллас, одели более или менее «под Каллас», в абстрактном «стиле эпохи» — то есть в драпированный шелк с меховой горжеткой и брошкой на плече. Получилась костюмерная period drama, а не красная дорожка.

Но все это примеры редких удач и чем-то примечательных неудач, в основной же массе краснодорожечные платья уныло безнадежны.

Феномен

Пытаясь понять, почему же все так сложно складывается с одеванием звезд для выхода, никак нельзя забывать о важнейшем феномене красных дорожек.

Тильда Суинтон: после 40 лет она не знала провалов в выходах. Да, особенно прекрасна она в платьях ее друга Хайдера Аккермана, но ими она не ограничивалась. В чьих только нарядах она не выходила на красную дорожку — и в Schiaparelli, и в Chanel, и даже с последней практически всегда справлялась. Именно Chanel составила большинство ее выходов сейчас в Венеции — и жемчужно-серый костюм с большим наглухо закрытым квадратным пиджаком с воротником-стойкой, и неожиданно романтическое летящее платье с мягким отложным воротником, напоминающим матросский,— они были красивыми и современными. А лучшими венецианскими нарядами стали вполне классический темно-синий костюм из брюк-сигарет и простого прямого топа до талии, почти уже забытого испанского бренда Delpozo, и асимметричное белое платье, напротив, очень сейчас популярного Alaia.

Как это получается, в чем тут дело? В том, что она выбрала хорошего стилиста? Вроде бы он у нее есть, но точно мы ничего не знаем. В ее собственном вкусе и стиле? Очевидно. В неординарности ее внешности? Безусловно. В силе и независимости ее личности? Вне всякого сомнения. Но на самом деле в том, что все эти качества и свойства проявлены в ней одновременно и постоянно, что и обеспечивает цельный образ.

Для всех прочих ситуация выглядит так. Современная мода пережила слом и совершила переход, а в моде нарядной, в моде красных дорожек его не произошло. Разные паттерны женственности, разные представления о красоте, разные контексты наползают друг на друга и иногда создают какие-то новые единства, а иногда — просто сумбур и какофонию. На сегодня все зависит от ума и таланта дизайнера, глаза и понимания стилиста, наличия разума у самой модели. И пока переход, произошедший в обычной жизни с обычной одеждой, не произойдет и в моде красных дорожек, все удачи тут будут скорее случайностью, чем закономерностью.

---

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram