Старые песни о травме
«Как мы жили в СССР»: терапия в форме ностальгии
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга экономиста и публициста Дмитрия Травина «Как мы жили в СССР» — попытка описать весь позднесоветский мир, от тонкостей плановой экономики и национальной политики до приключений молочных бидонов и туалетной бумаги.
Фото: НЛО
Дмитрий Травин — журналист и ученый, автор пары десятков книг и сотен статей об экономике, социологии, политике и культуре. В самом начале 1990-х он принимал участие в либеральных реформах. Похоже, этот факт во многом определяет ту точку, откуда написана его книга: пишет человек, верящий в преобразующую, оздоровляющую силу свободного рынка, в капитализм как единственно разумное устройство, но сам происходящий из социализма, ощущающий себя частью позднесоветского мира. В начале книги звучит отчетливо исповедальная нота: безукоризненный либерал Травин замечает, что вездесущий вирус ностальгии по Советскому Союзу с надежной зарплатой, добрым кино и вкусным пломбиром вдруг проник и в него. Чтобы разобраться с этим чувством, победить вирус, нужно вернуться в исчезнувшую страну, вспомнить, как там было на самом деле.
«Как мы жили в СССР» вышла в научно-популярной серии «Что такое Россия?», но на исторический ликбез она вообще-то мало похожа. Местами это краткое описание устройства советского государства и общества (иногда — действительно толковое; прежде всего там, где дело касается профессии автора — экономики и экономической науки). Местами — что-то вроде домашней социологии, исследующей «советских людей» на примере друзей и знакомых автора. Местами — лирические мемуары, где много о пубертатных метаниях, девочках, горных походах, поездках на картошку и алкогольных пристрастиях автора (выделяется панегирик грузинской чаче). Помимо того, основной текст перемежает серия маленьких очерков о кинематографе 1960–1980-х — фильмах Хуциева, Тарковского, Данелии, Рязанова. Особенную нежность Травин питает к кинопритчам Марка Захарова. Отчасти он, кажется, пытается перенять их интонацию — меланхолически-лукавую, заигрывающую с культурным читателем. Эти небольшие заметки в общем не претендуют на киноведческий или культурологический анализ. Их функция в другом: кинематограф становится для Травина емкостью для столь беспокоящей его ностальгии по советскому. Сама жизнь должна быть отделена от того чудесного искусства, что она породила, и допрошена со всем возможным пристрастием.
Короткий ответ на заглавный вопрос книги будет звучать: «плохо». Все плохо в телах и в душах, в частном быту и общественных отношениях. Советские трусы натирают промежность, за приличной иностранной одеждой надо охотиться, тратя на это драгоценное время, типографии печатают никому не нужного Энгельса, а интересные книги в дефиците, молочные пакеты протекают, в котлетах нет мяса, туалетной бумаги просто нет, вожди впадают в маразм и теряют контроль над происходящим, циничные комсомольцы строят карьеры, ходя по головам своих более вялых товарищей, в университетах преподают лженаучный научный коммунизм, армия изнывает от бессмысленной и беспощадной дедовщины, теоретики плановой экономики все больше путаются в своих выкладках, а практики ищут, как бы половчее что-нибудь своровать и поменьше работать. И так далее. Бывают, конечно, хорошие вещи — песни Высоцкого или все то же мороженое за 19 копеек,— но они возникают либо назло системе, либо ненароком — в рамках едва ли не сбоя в ее слаженной дисфункции.
Все это, разумеется, правда, с ней нет никакого смысла спорить. Если хотеть усложнить картину можно сказать: в Советском Союзе было много не таких уж плохих вещей — некоторые социальные гарантии или, например, система государственного финансирования культуры, благодаря которому и сложился советский кинематограф, о котором Травин пишет с такой любовью (цензура будет, разумеется, обратной стороной этой системы). Можно сказать: социализм был хорошей идеей, плохо реализованной на практике, а у рыночного устройства тоже много всяких проблем. Но споры такого рода здесь неуместны. Книга Травина написана не для полемики, прежде всего потому, что он не ставит себе задачу объяснения — поиска ответов на вопросы, почему позднесоветское государство было настолько несуразным, а общество — апатичным.
Со времен распада СССР про это написано множество книг, но Травин историческую литературу почти игнорирует. В той гротескной картине, что он рисует, действует нелепое зло, идиотический рок, определяющий все устройство советской жизни,— проклятие, видимо, постигшее Россию, когда та пустилась в революционные эксперименты и отреклась от нормального течения истории. Проблема в том, что сам автор, Дмитрий Травин, чувствует себя детищем этой анормальности. Он — плоть от плоти ненавистного совка, несет на себе его следы, и они его мучают. Несмотря на документальный материал, «Как мы жили в СССР» — не совсем историческое исследование и даже не политическая публицистика. Скорее это — терапевтический документ, попытка самолечения от прошлого. Так вся та желчь, что питает травинскую книгу, получает объяснение, а его эксперимент начинает вызывать некоторое сочувствие.
цитата
Знакомиться с одеждой советский человек 1960–1970-х начинал, естественно, в детстве, облачившись в не допускавшую разнообразия школьную форму. Поначалу она была серенькой и чрезвычайно унылой. Хотя обладала одним важным достоинством: на ней не видна была грязь, активно собираемая мальчишками, елозившими по полу на переменах. За время моей учебы форму реформировали, и нас облачили в синие костюмы, выглядевшие наряднее, но не скрывавшие собранной за учебный день пыли. Только количество пыли на одежде и оставалось признаком мальчишеской индивидуальности. Иного разнообразия учителя не допускали. Мы, впрочем, от этого не слишком страдали, поскольку о том, чтобы хорошо выглядеть, думали не мы, а в основном девочки, наряженные в однообразные коричневые платьица. Возможно, на их взгляд, убогость школьной формы была ужасающей, но мне казалось, что это не самая страшная черта уравнительного общества, поскольку в 1970-е советское ханжество понемногу отступало и длина платья моими одноклассницами активно варьировалась. А когда взгляду мальчишек открывались вдруг красивые ножки, все недостатки расцветки и покроя одежды отходили на задний план.
Дмитрий Травин. Как мы жили в СССР. М.: НЛО, 2024