С гробом по жизни
«Джанго»: один из самых жестоких вестернов в истории
За два года до шестидесятилетнего юбилея в российский прокат впервые выходит «Джанго» Серджо Корбуччи, один из величайших спагетти-вестернов всех времен.
Граница Техаса и Мексики, семидесятые годы позапрошлого уже века. Грязью чавкая жирной да ржавою, по дороге бредет человек (Франко Неро) в шляпе и потрепанной форме армии северян. За собой на веревке он тянет видавший виды гроб. Путь человека в шляпе лежит в маленький приграничный городок, притихший между молотом мексиканских бандитов и наковальней головорезов-расистов во главе с бывшим майором-южанином Джексоном (Эдуардо Фахардо). Совсем недавно в похожих обстоятельствах уже оказывался один немногословный Человек без имени — и справился со всеми неминуемыми при таком раскладе проблемами всего-то за пригоршню долларов. Но на этот раз все не так. У этого человека есть имя, его зовут Джанго. И доллары, пусть даже их будет на несколько больше, его совершенно не интересуют. К майору Джексону у него давние счеты, да и с мексиканцами тоже как-то сразу не сложилось. Так что неизбежно настанет момент, когда Джанго придется откинуть крышку своего гроба и продемонстрировать всем заинтересованным сторонам, что же там в конце концов хранится. Для многих ответ на этот вопрос окажется последним, что они узнают, прежде чем отправиться к праотцам.
В документальном эссе Люка Ри «Джанго и Джанго» (2021), посвященном творческому наследию Серджо Корбуччи — того самого «другого Серджо», которого Рок Далтон в тарантиновском «Однажды… в Голливуде» на голубом глазу перепутал с Серджо Леоне,— можно увидеть фрагменты кинохроники с задворок «Чинечитты» второй половины 1960-х: съемочная группа общается с компанией мальчишек, пришедших поглазеть на площадку какого-то очередного фильма про войну, но в один голос заявляющих, что гораздо больше им нравятся вестерны. «А что вам там нравится больше всего? — интересуется корреспондент.— Наверное, лошади?» — «Кровь. Мне нравится кровь»,— отвечает один из нахалят. «Все мы немного садисты,— философски замечает мальчик постарше.— В вестернах нам больше всего по душе кровь, убийства и потасовки. И еще сцены вроде той, когда вилкой руку протыкают».
Нет ни малейших сомнений, что среди любимейших фильмов кровожадных малолеток (четверть века спустя их дети будут точно так же терять голову при виде подвигов «Слая» и «Шварца») «Джанго» Серджо Корбуччи займет — а скорее всего уже занял — одно из самых почетных мест. Даже по меркам и без того не самого гуманного жанра порция спагетти от Корбуччи оказалась приготовлена из муки самого грубого помола. Вилкой в «Джанго» никому ничего не протыкали, зато благодарная публика во всех подробностях могла насладиться, к примеру, сценой, в которой злодеи отрезали, а потом с утробным гоготом заставляли одного из персонажей съесть собственное ухо. И неудивительно, что «Джанго» находился в некоторых странах под запретом, как будто это не просто чрезмерно брутальный ковбойский фильм, а заскорузлый хоррор из категории video nasties (в Великобритании ограничения в отношении «Джанго» были отменены лишь в 1993-м). Руджеро Деодато, работавший на «Джанго» ассистентом режиссера, а позже прославившийся как создатель вошедших во все возможные черные списки «Дома на краю парка» и «Ада каннибалов», утверждал, что экранной жестокости он учился именно у Корбуччи. При этом «другой Серджо» прекрасно отдавал себе отчет в том, что творил. «Единственная оригинальность наших фильмов — это то, что мы освободили жанр от его психологической, сентиментальной и патриотической надстройки»,— цитирует Корбуччи в своей книге «Массовая культура» Богомил Райнов, крестный отец болгарского Бонда Эмиля Боева — «Наши руки залиты кровью». А в интервью создателям прекрасного телефильма «Вестерн по-итальянски» (1968) Патрика Морина, детально и с юмором препарировавшим жанр на самом пике его расцвета, режиссер выражается еще более торжественно: «Видите ли, я все-таки римлянин. И в своих фильмах убил больше народу, чем Нерон и Калигула, вместе взятые».
Больше не больше, но статистика одного только «Джанго» по-настоящему впечатляет. За полтора часа зрители имеют возможность лицезреть 147 смертей — и это не считая прочих, нелетальных актов насилия вроде помянутой выше сцены с ухом. То есть на экране происходит 1,6 убийства в минуту, показатель, который не удалось переплюнуть даже Сэму Пекинпа в вышедшей три года спустя «Дикой банде», «ограничившейся» всего одним трупом в минуту (для сравнения: в «Робокопе-2» этот показатель равен 1,5, в «Коммандо» — 1,2, в «Кобре» — 0,6). И конечно, столько впечатляющих результатов вряд ли можно было добиться, окажись пресловутый гроб пустым. Монструозный пулемет Джанго, завирально, но эффектно сочетавший в себе элементы митральезы, картечницы Гатлинга и «Максима» с водяным охлаждением, стал объектом культовым, и сегодня очевидно, что без него в арсенале мирового кинематографа не появились бы не только скорострельно-бронебойные трансформеры из «Чужих» и «Хищника», но и, скажем, пулемет Павла Артемьевича Верещагина (изначально в «Белом солнце пустыни» имелся в виду «Льюис», но в некоторых сценах его успешно подменил замаскированный «Дегтярев»). Так что если бы во времена оны «Джанго» добрался до советского проката, не исключена вероятность, что на вступительных титрах звучал бы никакой не Рокки Робертс, а Георгий Виноградов: «Снова точно наводит наводчик, с максимальною силою бьет. "Так, так, так!" — говорит пулеметчик. "Так, так, так!" — говорит пулемет».
Несмотря на всепланетный ажиотаж, вызванный фильмом в том числе и среди не самых последних коллег по цеху (задолго до Тарантино фанатами «Джанго» называли себя Пол Ньюман, Стив Маккуин и Теренс Янг, а Джек Николсон даже купил права на прокат), официального сиквела пришлось дожидаться почти четверть века. «Джанго — 2: Возвращение» (в оригинале — «Великое возвращение») поставил в 1987-м Нелло Россати (следующей его режиссерский работой стал супербоевик под названием «Чужой терминатор»), а Корбуччи принял участие как продюсер и соавтор сценария. Впрочем, до этого момента немедленно возникший спрос на «гроб с музыкой» весьма небезуспешно удовлетворяли продолжения неофициальные. Сформировавшие в конце концов отдельный поджанр — «джангосплотейшен», вполне сравнимый с лихорадкой, охватившей киноиндустрию Юго-Восточной Азии после смерти Брюса Ли. Так что без малого еще целое десятилетие на заветное имя отзывались, сурово обернувшись через плечо, Энтони Штеффен и Франко Франки, Джордж Истман и Томас Милиан, Иван Рассимов и Теренс Хилл. А кое-где за пределами Апеннинского полуострова и вовсе дошло до того, что в соответствующем духе нарекали не только очередные работы Франко Неро (даже странно, что подобным образом не переименовали некогда «Мексику в огне», первую серию «Красных колоколов» Сергея Бондарчука), но и вообще практически любой спагетти-вестерн. Так что на европейские экраны, будто леденцы из прошитой крупнокалиберной очередью пиньяты, низвергались картины с названиями вроде «Джанго, эта пуля для тебя», «Если ты жив, Джанго, то стреляй!», «И у трупа Джанго есть своя цена», «Убей Джанго… Убей первым!» и «Смерть приходит вместе с Джанго».
Позднее отсылки к фильму Корбуччи обнаруживались в аниме и компьютерных играх, филиппинских боевиках и бразильских секс-комедиях; в 2007-м Такаси Миикэ снял свою «сукияки»-версию с Квентином Тарантино в одной из ролей, в 2012-м сам Тарантино прогремел с «Джанго освобожденным», а в 2019-м — с «Однажды… в Голливуде», в 2023-м стартовал соответствующий франко-итальянский телесериал с Маттиасом Схунартсом в заглавной роли. Но никакой «ребут», «оммаж» или «новое прочтение» не в состоянии заменить ощущения от полноценного знакомства с первоисточника. Те, кому посчастливилось поймать в отечественном прокате «Эннио. Маэстро» Джузеппе Торнаторе — грандиозный кинопортрет великого композитора Эннио Морриконе,— наверняка помнят, что ничуть не меньшее впечатление, нежели фильм в целом, производили на большом экране длящиеся буквально несколько секунд эпизоды картин, для которых Морриконе писал музыку, и в первую очередь — разумеется, спагетти-вестернов. Короткие фрагменты доводили иных особо впечатлительных киноманов до слез, тем более что к тому моменту большинство из них было уверено, что в обозримом будущем ничего и близко похожего на эти драгоценные крохотки в кинозале увидеть не придется. Что случится с ними в тот момент, когда по большому экрану (в отличие от большинства спагетти-вестернов того времени «Джанго» снят в традиционном европейском широкоэкранном формате) под музыку Луиса Бакалова начнет свой путь человек с гробом на привязи, можно только догадываться. Но как бы там ни было, пропускать подобную возможность нельзя ни под каким предлогом. Даже под прицелом пулемета.
В прокате с 26 сентября
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram