Этим Владимир Путин занимался целый день в Петербурге

12 сентября президент России Владимир Путин, как и специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, побывал в Константиновском дворце, а также на Культурном форуме и в госпитале. Но не это вызвало журналистскую и человеческую тревогу, а ответ на один-единственный вопрос: про дальнобойное оружие стран НАТО.

Культурный форум в этом году ничем, кажется, не отличался от прошлогоднего. Действие происходило в здании Главного штаба Эрмитажа. Площадь помещения большая, несколько десятков тысяч метров, но выглядит узковато, что ли. Организаторы, то есть худрук Михайловского театра и гендиректор МХАТа имени Горького (вот почему ПЦР-тесты участники форума сдавали на этот раз в здании, не побоюсь этого слова, театра на Тверском бульваре) Владимир Кехман, пытались, следует признать, из этого пространства выжать возможное (невозможное даже и не пытались, а стоило, как потом выяснилось, попробовать). В этом году был построен кинозал, не большой, но точно и не маленький. Появилось также пространство, где властвовали искусственный интеллект и в какой-то момент, конечно, прильнувшая к нему Надежда Бабкина с песней «Родина моя» (ей подпевал, к общему удовлетворению, робот, бравший ноты верно).

В остальном все было точно так же, как раньше. Я даже заставал тех же людей, которых встретил и оставил тут в прошлом году, и было полное впечатление, что они никуда и не уходили. Федор Бондарчук, Евгений Миронов, Милош Бикович и много, много других... Конечно, форум-то культурный.

Все были на местах и ждали своего часа, то есть дискуссии на форуме. И стоило ждать, ибо культуре отводится, в конце концов, один день в году, чтобы поговорить с президентом непосредственно о себе, Любимовой... ой, то есть любимой.

В кулуарах обсуждали исключительно две новости. Первая — действительно ли заболел патриарх. Об этом стали говорить около часа назад, когда поступили сведения из Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, куда должен был доехать и Владимир Путин, чтобы прикоснуться к мощам. Патриарху вроде бы стало там нехорошо, и многие Telegram-каналы начали разносить тревожащие вести. Но и опровергалось тоже.

Вторая новость — возможное увольнение из Пушкинского музея его директора Елизаветы Лихачевой. Говорили, что она вроде даже уже попрощалась с коллективом. Кто-то с опаской (а вдруг не сбудется?), кто-то — с надеждой.

Обе новости будоражили сознание, но, кажется, не задевали его.

Была еще третья новость, которая не то что не радовала решительно никого, а ввергала в уныние: заболел директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Этой новости лучше бы не было. Без Михаила Пиотровского и форум уже не казался таким культурным.

Тем временем Владимир Путин приехал в лавру, и его встретил патриарх (дела то есть, если и были не очень, шли на поправку). В этот день 300 лет назад из Владимира в Санкт-Петербург перевезли мощи Александра Невского. Петр I, как известно, лично участвовал в переносе мощей небесного покровителя Петербурга. Владимир Путин через 300 лет тоже принял участие в церемонии в Благовещенском храме лавры. В чем еще, как не в этом, отражается преемственность власти, а также сама ее суть?

Земной покровитель Петербурга поговорил с патриархом Кириллом. Патриарх подарил президенту образ святого угодника Александра Невского.

— Чтобы он хранил вас, как воин (воинов и сейчас вокруг президента было немало, но так еще надежней, конечно.— А. К.), особенно в тех случаях, когда силой нужно оберегать Россию, и от всякого зла нашего Отечества,— пояснил патриарх.

— Любопытно, что первый монастырь, который Петр I заложил на новом месте, на месте будущей столицы, был посвящен именно Александру Невскому,— подчеркнул президент.— Не случайно!

— Не случайно,— горячо согласился и патриарх.

— Так что он хранитель российской государственности и, по сути, спаситель русского этноса без всяких преувеличений,— констатировал Владимир Путин, и это тоже было не случайно, а выстраданно и продуманно, и продумано было, без сомнения, не раз.

Ведь миссия спасения этноса никуда не делась. Как и 300 лет назад, он нуждается в спасении, ибо сам все время оказывается в ситуации, когда его приходится спасать. Просто это такой этнос, который не может без Спасителя.

— Да, совершенно верно,— дополнил президента патриарх.— И удивительно: не ссорился с ханами!

Я сразу вспомнил недавний дружеский визит Владимира Путина в Монголию. А также не мог не подумать о предстоящем саммите БРИКС в Казани.

— И дал мощный отпор тевтонцам,— кивнул патриарх,— потому что им нужны были наши души! Разобрался очень тонко в этих врагах и противниках!

Ну вот это сегодня еще только предстояло, как потом оказалось, сделать Владимиру Путину.

— И такие отношения, которые он с Ордой выстроил, создавали условия для сохранения русской идентичности,— намекнул Владимир Путин.— Вот что самое главное!

— Для накопления сил,— многозначительно подчеркнул патриарх главное для себя.

Между тем в зале, где должна была пройти дискуссия Владимира Путина с участниками форума (они ждали ее уже больше двух часов), шли последние приготовления. Вести ее должен был Михаил Швыдкой, спецпредставитель президента России по международному культурному сотрудничеству. Его уже усадили в одно из белых кресел на сцене, чтобы проверить, как он и вообще все будет выглядеть в кадре.

Здесь же была стойка с микрофоном, за которой Владимир Путин должен был выступить с приветственным словом. Тут был смущающий момент. Справа, почти во всю правую половину всего экрана, должны были транслировать самого Владимира Путина. То есть именно сейчас транслировали, конечно, Владимира Кехмана. При желании можно было считать это его звездным часом. Но у него их и без этого хватает.

От двух Владимиров Путиных на одной сцене могли разбежаться глаза. (Два Владимира Кехмана никого не смущали. Да хоть три.) Так не должно быть. Владимир Путин у нас один.

Заминка состояла в том, что задним рядам могло быть не видно президента там, на переднем крае сцены. Что же делать? (Хотя, с другой стороны, что они, Владимира Путина не видели?) Все недоумевали, пока не пришел гендиректор «Первого канала» Константин Эрнст; и все вздохнули с облегчением. Если уже человек ежегодно справляется с беспрецедентным военно-морским парадом на Неве, то управиться с этой загвоздкой — да это просто ни о чем.

Господин Эрнст с сомнением посмотрел на господина Кехмана, до сих пор стоявшего у стойки с микрофоном (кажется, прикипел), и сказал, что надо же просто уменьшить изображение на заднике, чтобы все тут не казалось непомерным. Надо же, а в голову не приходило. Какая простая вещь.

Через минуту даже и час Владимира Кехмана, если посмотреть на экран, не казался таким уж звездным. Все выглядело пристойно.

— Вы готовы? — спросил я у Михаила Швыдкого.

— Нет, что вы,— рассудительно произнес он.— Разве можно быть к такому готовым? Все слишком непредсказуемо. Ведь кто участвует, сами понимаете. Нет, я не готов.

Слова его между тем оказались провидческими. Через несколько минут стало известно, что переговоры в Константиновском дворце (см. “Ъ” от 13 сентября.— А. К.) затянулись (в этом был повинен прежде всего представитель Ирана в БРИКС, с которым Владимиру Путину стало вдруг, очевидно, интересно), причем просто непоправимо, а впереди еще был визит в госпиталь, и решено было наверстать упущенное за счет дискуссии на Культурном форуме. Все, под нож.

В зале пали духом. Готовились долго, собирали иностранных гостей (свои-то ладно), а ждали сегодня уже сколько...

И когда еще поговорить теперь о культуре в полный голос? Хотя, с другой стороны, а зачем?.. Ведь можно и сорвать, а тоже не хотелось бы...

Но все-таки было жаль. Дискуссия, то есть ответы на вопросы, предполагалась часа на полтора, а то и на два. Балерина Михайловского театра из кордебалета, предупредив, что волнуется, должна была, например, прочитать вопрос про трудную жизнь мигрантов. Она очень хотела представиться трудовым мигрантом из Японии (так и было), рассказать, что «не все мигранты ужасные» (да кто бы говорил: перед Владимиром Путиным мог оказаться настолько прекрасный экземпляр мигранта, что дух захватывало), и попросить облегчить правила работы в России. И попробуй откажи, если у тебя не железное сердце (впрочем, случай мог оказаться именно таким). «И еще,— хотела сказать она,— я приглашаю всех на наши спектакли (в Михайловский театр.— А. К.). У нас много мигрантов». Кому-то, впрочем, сразу и расхотелось бы, а зря.

Ну что ж, один такой вопрос трудового мигранта мог сделать этот вечер (а начинался уже именно вечер) или хотя бы помочь скоротать его. Так что и правда жаль.

Свою неиссякаемую радость по случаю происшедшего демонстрировал лишь Владимир Кехман.

— Господь уберег,— повторял он.— Слава богу!

И я, кажется, понимал, о чем он (не Господь, конечно, а Владимир Кехман, что тоже немаловажно).

Дело в том, что в зале было душно. Не работали кондиционеры. Потому что их тут просто не было. В этом состояла проблема здания Главного штаба Эрмитажа. Кое-где проветривалось все же, но только не в зале, где предполагалась дискуссия не на один час.

Да, скорее всего, нехорошо было бы всем. Так что радость, возможно, была и непритворной. Да точно непритворной.

— А вы не радуетесь, кажется? — спросил я у Михаила Швыдкого.

— Я в порядке. Понимаете, раньше гордились ненапечатанными книгами, а теперь — ненаписанными,— пояснил он.— Я будут гордиться ненаписанной.

Владимир Путин все-таки приехал и прочел за стойкой свою речь. И что же, все нужное было и так сказано:

— Значимость гуманизма и диалога, взаимного уважения и доверия в мире разделяется мировым большинством, но, к сожалению, находится под постоянным давлением и угрозой размывания, прежде всего из-за беспрецедентной политизации сферы культуры, превращения ее в оружие геополитических интриг, из-за постоянных попыток вытеснить на обочину жизни, принизить важность национальных систем ценностей — всего, что не совпадает с повесткой, которую продвигают так называемые глобалистские элиты и правящие круги некоторых государств!

У нас-то не так, слава небесным и не в последнюю очередь земным покровителям:

— Мы в России с главными для нас ценностями определились, закрепили их в основном законе страны, в Конституции. Защищаем эти ценности и всех, кто их разделяет, кто, так же как и мы, считает священным право людей говорить на родном языке и хранить веру отцов, жить в гармонии с природой, по ее естественным законам.

И защитим, если надо, это право в результате накопления сил.

— Результат этих усилий,— предупреждал Владимир Путин,— безо всякого преувеличения определит и будущее мирового устройство, и перспективы культуры. Мы убеждены, что она должна и может существовать без грубого вмешательства, без так называемой культуры отмены, то есть отмены самой культуры.

А вот сейчас стало спокойно как никогда.

Но не рано ли.

— Культура всегда была для мира своего рода предохранителем,— объяснил президент.— В ряде стран он, похоже, перегорел. Немало современных политиков высокого ранга утратили нравственные границы, нарушают табу, которые сохранялись даже в самые напряженные моменты холодной войны. В странах, где правят такого рода элиты, граждане постепенно принимают как должное сначала ксенофобию, а затем и крайние формы дискриминации, преследования то по национальному, то по этническому, то по религиозному признаку. Все мы знаем, как быстро в такой ситуации наступает расчеловечивание правящих режимов и к каким приводит последствиям для конкретных семей, людей, причем самых разных возрастов. Мы это видим.

Но про кого он сейчас говорил? Я старался понять.

— Именно поэтому,— подчеркнул президент России,— недавно подписал указ президента России об оказании гуманитарной поддержки людям, разделяющим традиционные российские духовно-нравственные ценности. Мы не боремся против каких-то других ценностей — мы поддерживаем свои. Вот в этом, между прочим, различие в подходах между нами и нашими оппонентами. И это решение принято в ответ на растущий поток обращений из стран, где людей, по сути, лишают свободы выбора.

По просьбам трудящихся, как известно.

— Немало обращений и от деятелей культуры, кстати говоря, не желающих вмещать свое творчество в прокрустово ложе квот и критериев, созидать с оглядкой на соответствие чуждым им неолиберальным стандартам,— констатировал президент.

Я первый раз и сам подумал о том, что, может, и хорошо, что не будет никакой дискуссии. А то наговорили бы, а потом жалели. Причем наговорили бы некоторые, а жалели бы все.

Да, Владимир Путин уже торопился, но не настолько, чтобы, выйдя из Главного штаба, не ответить на журналистский вопрос. Похоже, предполагалось, что вопрос прозвучит в ходе непринужденной дискуссии, но поскольку произошла ее отмена, а на вопрос хотелось ответить (или, скорее, не очень-то и хотелось, но надо было), то он и прозвучал уже на выходе, где Владимира Путина ждали камеры «Первого канала» и ВГТРК.

Речь шла о готовящемся, по некоторым признакам, решении США разрешить Киеву использовать дальнобойное оружие по целям в России. Более серьезной проблемы сейчас, надо признать, просто нет. Владимир Путин долго и демонстративно, казалось, не замечал продвижение оружия НАТО на восток. Это было не так просто, ибо слова, очевидно, рвались с языка. Но не хотелось эскалации. И вот теперь опять не хочется, а отступать некуда, позади в буквальном смысле слова Москва (не говоря уже о Белгороде и Курске).

— Происходит попытка подмены понятий,— сказал господин Путин.— Потому что речь не идет о разрешении или запрете киевскому режиму наносить удары по российской территории. Он и так наносит с помощью беспилотных летательных аппаратов и другими средствами. (По Первому корпусу Кремля, как известно, уже били — и ничего. Ни корпусу, ни самолюбию тех, кто в корпусе. «Всего-то четыреста граммов тротила...» — А. К.) Но когда речь идет об использовании высокоточного оружия большой дальности западного производства, это совершенно другая история.

Он пояснял, и чего-то становилось совсем тревожно:

— Дело в том, что — я уже об этом говорил, и любые эксперты это подтвердят и у нас, и на Западе — наносить удары современными высокоточными системами большой дальности западного производства украинская армия не в состоянии. Она не может этого делать. Это возможно только с использованием разведданных со спутников, которыми Украина не располагает, это данные только со спутников или Евросоюза, либо Соединенных Штатов. В общем, с натовских спутников. Это первое. Второе и очень важное, может быть ключевое, заключается в том, что полетные задания в эти ракетные системы могут, по сути, вносить только военнослужащие стран НАТО. Украинские военнослужащие делать этого не могут.

Сейчас на глазах отрезались пути к отступлению. Этих слов было уже не вернуть. И, видимо, не было возможности их не произнести. Если и есть то, что называется «эскалация», то именно она сейчас происходила на наших глазах.

— Поэтому речь идет не о том, чтобы разрешать украинскому режиму наносить удары по России этим оружием или не разрешать. Речь идет о том, чтобы принять решение о том, что страны НАТО напрямую участвуют в военном конфликте или нет,— добавил Верховный главнокомандующий.

Как-то померкла, что ли, история с отменой дискуссии на Культурном форуме.

— Если это решение будет принято,— продолжил господин Путин,— это будет означать не что иное, как прямое участие стран НАТО, Соединенных Штатов, европейских стран в войне на Украине. Это их прямое участие, и это уже, конечно, существенным образом меняет саму суть, саму природу конфликта. Это будет означать, что страны НАТО, США, европейские страны воюют с Россией. А если это так, то, имея в виду изменение самой сути этого конфликта, мы будем принимать соответствующие решения, исходя из тех угроз, которые нам будут создаваться.

Что ж, теперь придется отвечать за сказанные слова. Другого выхода больше нет. Это Владимир Путин, конечно, понимал, произнося их.

Теперь можно было ехать в клинику Минобороны при Военно-медицинской академии. Там его ждал подполковник Александр Данилов, которому Верховный главнокомандующий сообщил о вручении звезды Героя России.

В справке пресс-службе Кремля содержалось следующее:

— «В ходе оборонительных действий 8–24 августа батальон А. А. Данилова уничтожил до восьми разведывательных групп противника, до восьми боевых машин пехоты и до 15 автомобилей "Хаммер", был пленен один военнослужащий ВСУ. Кроме того, по координатам, передаваемым подполковником Даниловым А. А., уничтожались реактивные системы залпового огня... Попав в окружение, А. А. Данилов для нанесения максимальных потерь противнику принял решение вызвать огонь на себя. В ходе ракетного и артиллерийского обстрела в результате воздействия взрывной волны получил травму при ударе о бетонное сооружение».

Перед приездом Верховного главнокомандующего подполковник скупо рассказывал о том, как их сначала атаковали «хаймарсами» и как, слава богу, не попали, а попали в соседнее помещение, но взрывная волна была такой силы, что у них в помещении выворачивало наружу бетонный фундамент укрытий. Дело-то было на территории исправительной колонии №11, откуда, как он потом рассказывал уже мне, за день до нападения из Сумской области на Курскую эвакуировали всех заключенных (то есть что-то уже знали). Заключенными, попав в окружение, по сути, стали они.

— Знаю о том, как вы воевали в Курской области,— говорил ему Владимир Путин.— Вы там с 8-го числа, да?

— С 8 по 24 августа, — пояснял подполковник.

Он хорошо держался.

— То есть практически сразу же после того, как боевики с Украины зашли на территорию Курской области, так?

— Так точно,— никто не говорил, что ему надо быть многословным.

— И вы командовали батальоном,— подсказывал президент.

— Я командовал батальоном в населенном пункте Малая Локня.

— Насколько мне известно, подразделение, которым вы командовали, фактически оказалось в окружении и дело дошло до того, что вы вынуждены были вызвать огонь нашей артиллерии на себя, так?

— Так точно, так и было,— пожимал плечами подполковник.

— Потом часть людей вывели из этой зоны окружения,— продолжал за него Владимир Путин,— оставили их, а сами вернулись опять к своим военнослужащим в зону боевых действий.

— Я зону боевых действий не покидал,— поправил его Александр Данилов,— выводил проводник, который знал маршрут движения, вывел раненых, вывел гражданских жителей порядка 30 человек и военнослужащих по призыву, которые в течение дней нашего пребывания, отступая из своего населенного пункта, просто попали на нас, вышли к нам, поэтому их эвакуировал вместе с гражданскими жителями населенного пункта.

— А в связи с чем пришлось вызывать огонь артиллерии на себя?

— Противник плотно взял в кольцо, и у нас оставались только боеприпасы к стрелковому оружию и гранаты в наличии, поэтому, чтобы нанести максимальные потери противнику, был вынужден вызвать огонь на себя.

То есть помирать — так с музыкой. Подполковник и производил впечатление человека, способного принимать такие решения.

— А потом все-таки сами вышли, вывели людей из окружения и даже в плен кого-то взяли?

— Да, так и получилось,— на этот раз подтвердил Александр Данилов.— Принял решение, отправил группу из двух человек в темное время суток, потому что с рассвета вооруженные силы Украины приступили бы к штурму колонии, завязался бы тяжелый бой, неравный бой.

То есть атаковали их будь здоров каким силами. А у них не было или не осталось боеприпасов.

— Оценив свои силы, принял решение,— закончил подполковник.— Отправил группу, вырезали проход в тыльной части исправительной колонии, и в 2:15 по моей команде 31 человек общей колонной двинули на соседний опорный пункт на удаление один километр 200 метров.

— Вывели людей с минимальными потерями? — уточнил Верховный главнокомандующий.

— Вывел людей без потерь, снова поправил его подполковник.

— Молодец,— похвалил его Владимир Путин.

В этот день Владимир Путин еще заехал в библиотеку.

Андрей Колесников, Санкт-Петербург