Каждому по наклонностям

Режиссеры и их фирменные напитки

К числу людей, между которыми устанавливаются самые прочные связи,— наряду с друзьями и любовниками — относятся собутыльники. Часто собутыльники в итоге совместных выпивок становятся и друзьями, и любовниками. Вот почему так прочна и еще одна связь — между кинематографом и алкоголем. Сценаристы охотно хватаются за бутылку, когда им нужно свести или развести персонажей, придать кому-то смелости, развязать язык. Выпивка на экране дает зрителю в зале повод посмеяться, или поплакать, или повздыхать о собственных косяках — и отпустить их с доброй улыбкой. Алкогольные напитки — кинозвезды в своем роде. Нет такого, что не засветился бы на экране, а за большинством — такой шлейф шедевров, что кинокритикам впору писать их творческие портреты. Иные же, как Моника Витти у Антониони, как Анна Карина у Годара, как Роберт Редфорд у Поллака, стали символами режиссерских вселенных и неотъемлемым элементом режиссерского почерка.

Текст: Алексей Васильев


водка / Цзя Чжанкэ

«Гедонисты», 2016

Фото: Jia Zhangke

«Монгольская высококачественная водка — на пользу вашему здоровью!» — слоган, рефреном раздающийся из всех матюгальников в фильме «китайского Антониони» Цзя Чжанкэ «Неизведанные радости» (2002). Танцами на рекламных представлениях Монгольского спиртового завода зарабатывает себе на жизнь в этом фильме героиня Чжао Тао, музы и жены Цзя. Она и сама частенько опрокидывает ее — здесь и во всех прочих фильмах мужа — в компании чумазых работяг, бродячих артистов и местечковых гангстеров, обычных героев этого режиссера. Самый дистиллированный образ водочного братства Цзя создал в короткометражке «Гедонисты» — его «Самогонщиках», его «Псе Барбосе». Трое собутыльников — один не расстается с сигаретой, другой спит на ходу, а третий ржет над первыми двумя — после закрытия шахты развлекаются тем, что, практически не трезвея, откликаются на самые нелепые объявления о работе. То идут наниматься в охрану, то в театрализованное шествие о династии Мин. Везде их гонят в шею — и это дает им повод посмеяться и посудачить о дурацких людях и делах вечером за новой початой бутылкой.


вино / Отар Иоселиани

«Истина в вине», 1999

Фото: Alia Film, Carac Films, Canal+ [fr]

Интригой и нервом первого полнометражного фильма Иоселиани, «Листопад» (1966), были нарушения заводской технологии розлива саперави. Не прошло и 20 лет, как режиссерская тропа логично привела его во Францию, где к вину относятся щепетильнее, чем к анализам собственной крови,— потому что кровь французов, как и грузин, из него наполовину и состоит. Вино, которое начинаешь пить в гастрономических целях, а в итоге оно отменяет планы и переводит стрелки дня, стало у Иоселиани символом и поводом освобождения от масок — социальных и национальных. В «Утре понедельника» (2002) вино — язык, благодаря которому сбежавший в Италию французский селянин обретает кучу друзей и познает сам дух Венеции. В фильме с говорящим названием «Истина в вине» — топливо, на котором князь в исполнении самого Иоселиани перекрестится в клошары и со своим новым немытым другом уйдет из родового замка на вольные хлеба.


виски / Гуру Датт

«Жажда», 1957

Фото: Guru Dutt Films Pvt. Ltd.

Индийский актер, режиссер и продюсер Гуру Датт так любил виски, что когда в веселом автобусном кондукторе открыл талант будущего великого комика и решил снять его в своем фильме, то выпустил дебютанта на экран под псевдонимом Джонни Уокер. В списки лучших фильмов всех времен и народов входит алкотрилогия Датта, после создания которой он сам помер от виски. «Жажда» — хроника запоя поэта, переселившего его из зажиточного дома в бордель. «Бумажные цветы» (1959) — широкоэкранная, снятая с непрерывно движущейся камеры (для создания искомого тошнотворного эффекта) хроника запоя режиссера, экранизирующего основополагающий индийский роман «Девдас» (1917) Саратчандры о феодале-алкоголике. Третий фильм — «Господин, госпожа и слуга» (1962) — хроника запоя супружеской пары землевладельцев, вся из сверхкрупных планов полусонной парочки. Исполнительница роли жены, Мина Кумари, так пила в жизни еще десять лет, пока не скончалась от цирроза. А Джонни Уокер, разбавлявший эти алкотрипы шутками и песнями, продурачился на экранах до самой середины 1990-х.


соджу / Ким Ки Дук

«Ариран», 2011

Фото: Kim Ki-Duk Film

После серии полуудач середины нулевых и в канун собственного 50-летия великий корейский режиссер Ким Ки Дук на три года исчез с радаров, чтобы всплыть в каннском конкурсе «Особый взгляд» со снятым на дешевую цифровую камеру автоотчетом на тему «Как я встретил 50». Фильм назывался «Ариран», как песня о холме, которую в фильме пьяный Ким то и дело принимается выть, захлебываясь слезами. На 50 он подарил себе зачетный свинарник, заперся с батареей соджу в неотапливаемом сельском доме, посреди которого для сугреву разбил еще и палатку. Соджу он закусывал собачьим кормом, вспоминал обиды и канючил, что хотел бы стать... ну хотя бы первым корейцем, получившим главный приз на каком-нибудь важном международном кинофестивале. Его мальчишеское простодушие пробило жюри «Особого взгляда» отдать главный приз ему, а годом позже его просьба была удовлетворена целиком: в Венеции ему выдали «Золотого льва» за «Пьету».


сакэ / Ясудзиро Одзу

«Вкус сайры», 1962

Фото: Shochiku

На могилу Одзу многочисленные поклонники, среди которых полно видных киношников (своими фильмами с великим японцем вели диалог Вендерс и Киаростами, Пол Шрёдер и Цзя Чжанкэ), неизменно приносят бутылку сакэ: могила ими буквально заставлена. Режиссер не только сам любил погреться рисовой водкой. Типичный образ его картин — старик, которого после работы под белы рученьки приводят домой более молодые сослуживцы, пока вокруг колготятся женщины в фартуках, незлобиво упрекая: «Папк, ну че ж ты?..» Не раз звучит эта фраза и в его фильме-завещании «Вкус сайры». Но Япония уже подсела на американскую иглу, звучат твисты, исконно японское название любимого бара — «Тории» — светит неоном уже на латинице, невестки помешаны на покупке холодильников и пылесосов, дочь пора выдавать замуж и учиться ухаживать за собой самому. В мире, где мужчина до старости не знает, где шкаф с его брюками, это трагедия. По ходу фильма в неспешные посиделки за сакэ подмешиваются порции пива «Саппоро», и к концу его окончательно вытесняет виски, знаменуя конец света.


текила / Альфонсо Куарон

«И твою маму тоже», 2001

Фото: Anhelo Producciones, Besame Mucho Pictures

Если во «Вкусе сайры» японское сакэ с середины фильма начнет вытесняться заморскими напитками, пока в финале память о нем не сотрут заполонившие кадр бутылки виски, то в фильме мексиканца Куарона все наоборот: народный напиток, текила, единственный в мире крепкий алкоголь, гарантирующий веселье и хорошее настроение, как бы сильно вы ни накидались, возникнет лишь за 20 минут до финала. Вначале будет ром с колой: герой Диего Луны, 17-летний оболтус — сын заместителя госсекретаря, временно бесхозный: подружка отчалила в Италию вместе с девушкой его лучшего друга. Потом будет дорога с этим самым другом (Гаэль Гарсиа Берналь), пиво Sol, вскрывшаяся правда, что каждый пялил девушку другого, и разрыв. А текила ночью в прибрежной таверне приведет их к осознанию, что коли их девчонки брали у них в рот по очереди — так это только делает их молочными братьями. И к сексу втроем, и к братскому поцелую в губы. «Жизнь — это прибой. Так будьте же подобны морю» — слова завещания в фильме, которым пацанам не позволили внять юный возраст, незрелость и похмелье. Текила — это все-таки для опытных.


коньяк / Рената Литвинова

«Богиня: Как я полюбила», 2004

Фото: Богвуд Кино

«Текила — любовь моя!» — с этой присказкой раскрасневшаяся Рената Литвинова всякий раз подносила к алым губам подсоленную рюмку на вечеринке по случаю окончания съемок ее режиссерского игрового дебюта «Богиня». В фильме же догулявшаяся в итоге до состояния бомжихи следователь Фаина пила исключительно коньяк. Бутылки коньяка так и перекатывались под ее кроватью, пока в пьяных галлюцинациях с ней разговаривала мать, а завалив очередное дело, Фаина утешала себя, бубня под нос: «У меня дома бутылка коньяка под стулом. Дома лягу — чистое белье, засну, если небесные силы меня не обломают». Тем самым Литвинова продолжила традицию советских цариц киногламура: Любови Орловой, начинавшей всякое утро с рюмки коньяку и прогулки, Фаины Раневской, озвучившей фрекен Бок, которую Карлсон спросил напрямую: «Ты перестала пить коньяк по утрам?», и Людмилы Гурченко, сыгравшей монофильм «Послушай, Феллини!» (1993), в котором неподражаемо разложила по стадиям опьянение актрисы, прослаивающей порциями коньяка кинопробу для великого итальянца.


коктейль «водка с мартини» / Вуди Аллен

«Жасмин», 2013

Фото: Perdido Productions

«Мартини с водкой, взболтать, но не смешивать» — в каждом фильме Джеймс Бонд произносит эту фразу с приказной интонацией как минимум раз пять. Помножьте это на 27 фильмов — да к нему давно пора вызывать санитаров из наркодиспансера. Примерно так рассудил великий американский пересмешник Вуди Аллен, вручив в «Жасмин» бондовский коктейль героине Кейт Бланшетт, которую он также снарядил по-бондовски крикливыми аксессуарами: жакетом Lagerfeld, поясом Chanel, сумочкой Hermes и туфлями Vivier. Она много лет отводила глаза, когда ей пытались намекнуть на интрижки мужа. Но не выдержала, когда тот заговорил о «настоящей любви» с какой-то гувернанткой. За побегом к малоимущей сестре крах последует незамедлительно: первый же день на курсах стенографии завершится криком: «Ну хорошо, с кем я тут должна переспать, чтобы получить свою водку с мартини?». Вскоре она поплетется за толпой работяг только потому, что в руках одного заметит бутылку «Русского стандарта»,— и вот уже Lagerfeld трется о скамейку, на которой Жасмин бормочет обрывки воспоминаний о своей былой жизни, где водка с мартини лилась рекой.


портвейн / Ален Рене

«Только не в губы», 2003

Фото: Arcade, Arena Films, Canal+ [fr]

Совсем другое дело, когда к Lagerfeld’у идет благородный портвейн. В шедевре испанца Луиса Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии» (1972) о группе господ, которым хронически не удается поужинать — то террористы ворвутся, то полиция,— героине Стефан Одран, музе и модной креатуре Карла Лагерфельда, единственной за весь фильм удастся урвать колбаску после того, как на приеме у полковника она попросит «капельку портвейна». Оперетта француза Алена Рене «Только не в губы» даже начинается с плана пригласительной открытки «на портвейн» к героине Сабины Азема, актрисы того же селедочного типа, что и Одран, правда, блещущей в этом фильме разноцветьем Christian Lacroix. В этой очаровательно спетой многоголосице о даме с двумя мужьями и последовавшей любовной неразберихе портвейну будет выпито немерено, и именно бутылка этого напитка, за которой одновременно выскочат из спален в гостиную персонажи Азема и Жалиля Леспера, восстановит искомый статус-кво в высоком собранье.


шампанское / Питер Богданович

«Наконец-то любовь», 1975

Фото: 20th Century Fox Film Corporation, Copa del Oro

Шампанское правит балом в еще одной картине о любовной неразберихе, где много поют разодетые миллионерами довоенной эпохи актеры, к пению не предрасположенные, зато являющиеся постояльцами киновселенной режиссера, на этот раз — американского киномана Богдановича. На нить эксцентричного сюжета своей комедии «Наконец-то любовь» он нанизал жемчужины песен Коула Портера. Особый интерес для нас представляет похмельный дуэт «But In The Morning, No» — «Но только не с утра!». Конечно, до такого состояния одним шампанским не догуляешься — и на бесконечных вечеринках цепкий взгляд углядит в руках Берта Рейнольдса и Меделин Кан и стаканы виски, и бокалы коньяка. Богданович — адепт Кьюкора, а в комедиях этого мастера старого Голливуда фужеры шампанского играли роль ширмы, за которой скрывался целый бар: ну не думаете же вы, в самом деле, что в «Филадельфийской истории» (1940) Кэтрин Хепбёрн с утра со стоном закрывалась ладонью от солнца как от ядерного взрыва только после того ведерка с шампанским, которое, будучи выставленным на первом плане, прикрывало в предыдущей сцене от зрителя ее ночные шалости с Джеймсом Стюартом?!


пиво / Бертран Блие

«Наша история», 1984

Фото: Adel Productions, Sara Films

«Да у тебя пиво уже из глаз сочится!» — объявляет в этой абсурдной комедии Натали Бай Алену Делону. Любопытно, что в протагонисты своего самого полного и исчерпывающего отчета о пивном алкоголизме француз Бертран Блие, и прежде любивший дать подержать бутылочку прохладного пива своим разгоряченным летней негой и непрерывным сексом героям (например, в сцене рыбалки в «Вальсирующих», 1974), выбрал Делона, самого холеного киноидола мирового кино, с которым пролетарское грошовое пойло ассоциируется в последнюю очередь. Герой Делона — вялый алкаш, у которого всякий раз, как он дергает за ручку холодильника, банка пива, как в повторяющейся клоунской репризе, со стуком вываливается на пол, и который влюбился не в потаскуху даже, забравшуюся на него в купе поезда, а в уютное кресло в ее доме, в котором так приятно сонно потягивать пивко в халате, побалтывая с соседями. И именно за эту роль Делон взял свою единственную французскую национальную кинопремию «Сезар» как лучший актер года.


аквавит/ Роберт Олтман

«Долгое прощание», 1973

Фото: E-K, Lion's Gate Films, United Artists

«Для меня настоящий роман начинается так: "Когда я впервые увидел Терри Леннокса, он был мертвецки пьян"»,— цитирует Ален Делон в фильме Жан-Люка Годара «Новая волна» (1990) первую фразу из легендарного детектива Реймонда Чандлера «Долгое прощание» (1953). Экранизируя этот роман, американец Олтман перенес действие в Америку 1970-х и не дал частному сыщику Филипу Марлоу пуститься в запой с первых же кадров, как Чандлер — в первых же главах. Он выждал до середины, до знакомства Марлоу с писателем-алкашом Уэйдом, наряженным в фильме в хемингуэевские бороду и кепку. На своей приморской вилле в Малибу Уэйд предлагает Марлоу выпить из толстостенных чайных чашек аквавита — крепчайшего скандинавского пойла, настоянного на тминном семени. Лучшие сорта аквавита, норвежские, отправляют в кругосветное путешествие — только дважды пересекши экватор, считается готовым этот самый мужской, строгий и требовательный, но и благодарный напиток: опьянение от него стоическое, неподкупное. Ну а дальше Марлоу примется наведываться в Малибу по поводу и без повода — пока Уэйд не сгинет в пене морской.


самогон / Эмир Кустурица

«Черная кошка, белый кот», 1998

Фото: Osterreichischer Rundfunk (ORF), Bayerischer Rundfunk (BR), Canal+ [fr]

Мы завершаем нашу алкокругосветку в Югославии — стране, которой больше нет на карте мира, но гражданином которой по сей день считает себя Эмир Кустурица. События, приведшие к ее распаду, он рефлексировал тяжело — вселенской печалью «Времени цыган» (1988) и тошнотворным абсурдом «Подполья» (1995). А потом накатил вместе с героями «Черной кошки» самогона — рукодельного напитка, который готовят для себя. «Наше виски лучше!» — причмокивая, говорит о своем самогоне цыганский барон Грга, у которого два ряда зубов: один — свои, другой — золотые. В бутылки из-под виски, а также пива, которые она исправно моет после каждой попойки, разливает самогон старуха-цыганка, хозяйка придорожного кабачка. И начинается праздник! Певица, исполняя танго, выдирает жопой гвозди из досок. Невеста прячется в ящик и по взмаху жениха-фокусника превращается в утку. Гангстер, державший в ужасе всю округу, тонет в сортирном дерьме, а красавица, которую он пожелал себе в жены, бежит на проплывающем пароходе с милым ее сердцу пареньком. Карлица, которой не светила любовь, находит свое счастье в метровых граблях умиленного долговязого усача. Свинья, к своему полному счастью, получает на обед целый трабант. Мертвец идет в пляс, а его похоронный фрак приходится к свадьбе. И — «джики-рики, бубамара, чавалэ, ромалэ!» — песня мешается с теплым ветром Дуная на закате, беременным чередой долгих счастливых лет.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Вся лента