«Мы на краю пропасти! Но мы — русские! С нами Бог!»
225 лет назад начался Швейцарский поход Александра Суворова
В субботу, 21 сентября 1799 года, колонна русских и австрийских войск растянулась на несколько километров по дороге вдоль верхнего течения Тичино. Коалиционный корпус под командованием генерал-фельдмаршала князя Александра Суворова медленно втягивался в горы: над дорогой нависали высоченные покрытые лесом склоны, еще выше сверкали на солнце ледники и снежники Швейцарских Альп. В апреле «Ъ» напоминал своим читателям, что суворовские войска делали весной и летом 1799 года в Ломбардии и Пьемонте. Швейцарский поход стал прямым продолжением Итальянского и вошел в историю как неудача, покрывшая вечной славой русские знамена. Сегодня, спустя 225 лет после его начала, корреспондент «Ъ» Иван Тяжлов разбирался в деталях кампании, читая суворовские письма (цитируются по изданию А. В. Суворов. Письма.— М.: Наука, 1987).
Переход Суворова через Альпы – это определенно исторический мем. В России он на уровне подсознания ассоциируется с любой ситуацией, связанной с преодолением трудностей и препятствий, которых, вообще говоря, можно было избежать. В Европе, где сейчас о тех событиях помнят немногие, Альпийский поход Суворова ассоциируется с беспримерным, но безрезультатным героизмом русских: идеальное сочетание для сравнения менталитетов.
Школьного курса истории хватает, чтобы знать, что русские войска под командованием Александра Васильевича Суворова перешли Альпы с юга на север, на ходу сражаясь с превосходящими силами французов. Самые въедливые отличники помнят, что эта кампания была неким предисловием к Наполеоновским войнам, докатившимся в итоге до Москвы. Но в том, зачем в действительности корпус Суворова осенью 1799 года полез в Альпы, разбираются в конечном счете лишь немногие любители военной истории.
Начавшаяся за десять лет до Швейцарского похода революция во Франции (1789) взбудоражила сонные европейские дворы. В рамках так называемой Второй коалиции Россия сообща с Австрией, Англией, Неаполитанским королевством и несколькими другими государствами пыталась противостоять военной экспансии революционной Франции.
Суворов полагал, что, если не подавить угрозу, Европе будет грозить многолетняя континентальная война. Воодушевленный победами в Северной Италии, русский командующий рассчитывал прямо оттуда наступать на Париж, но союзники вместо этого в начале осени направили его в Швейцарию. Суворов и его солдаты исполнили необыкновенную миссию, перейдя Альпы в разгар осенней непогоды под огнем неприятеля, но при всем их героизме кампания в целом потерпела неудачу. Швейцарский поход стал одним из военных предприятий, о которых сложно сказать, успех это или провал.
«Падшие головы сугубо возрождаются»
«Милостивый государь мой Александр Михайлович! Течение обстоятельств непрестанно меняется,— писал Александр Суворов 29 августа (все даты приводятся по новому стилю.— “Ъ”) 1799 года из своей ставки в итальянском Асти русскому командующему в Швейцарии генерал-лейтенанту Александру Римскому-Корсакову.— Я хотел от вас сюда 10 000 (человек. Суворов рассчитывал на подкрепление в Северной Италии.— “Ъ”), вместо того сам к вам иду и разве нечто прежде двух месяцев. Мы били на Адде 20 000, на Треббии 30 000, при Нови 40 000, а ныне в горах или из гор имеем против себя уже 50 000: падшие головы сугубо возрождаются».
Суворову 68 лет. Несколько месяцев он в походе, с тех пор как императорский флигель-адъютант примчался в заснеженное Кончанское и вручил ему письмо императора Павла с извещением о назначении командующим русско-австрийской армией в Северной Италии. Италия — хорошо обустроенная страна: генерал-фельдмаршалу, как правило, не приходится ночевать в палатке, но он почти все время в седле и на марше, и возраст и старые раны дают о себе знать.
Ключевой участник Второй коалиции Австрия намерена перенести основные боевые действия в Швейцарию, часть которой занята французами, и на Средний Рейн. Оттуда союзники рассчитывают вторгнуться во Франш-Конте. Суворов, который после победы при Нови предлагал форсированным маршем идти на Париж прямо из Северной Италии через Ниццу, Гренобль и Лион, этим решением недоволен. «Я получил известие, крайне удивившее меня,— пишет он австрийскому командующему 18-летнему эрцгерцогу Карлу (письмо написано на блестящем немецком).— Ваше королевское высочество считаете обязанностью ввести в действие намеченный состав русских войск в Швейцарии так поспешно, что с императорско-королевскою армией (австрийские вооруженные силы.— “Ъ”), находившейся до сих пор в Швейцарии, выступаете уже в Швабию. Печальные следствия для Германии и Италии, неизбежные с этой переменой, должны быть очевидны для опытного военачальника. Я уверен, что по усердию к великой цели на общее благо ваше величество не поспешит исполнением хотя бы уже отданного повеления, выполнение которого было бы в полном противоречии с великими намерениями, и в лучшем случае может привести к замешательству, хотя бы и незначительному, в достижении общего блага».
Это письмо Суворов пишет также 29 августа. Он все еще является командующим коалиционными русско-австрийскими силами на итальянском театре военных действий. Почти две недели назад, 17 августа, австрийский император Франц предписал фельдмаршалу выступить в Швейцарию. Суворов почти демонстративно медлит: он не просто не желает расставаться с идеей наступать на Париж, но и полагает, что уход русского корпуса из Италии разрушит все достигнутое в течение летней кампании. Италия в этом случае будет вновь потеряна, и освобождение от французов Швейцарии сделается в лучшем случае бессмысленным, а в худшем — невозможным.
Но при австрийском дворе думают не только об «общем благе»: пригласив русский корпус и прославленного командующего к участию в итальянской кампании, там с первых дней испытывали беспокойство — не слишком ли это усиливает русское влияние в Европе.
С каждой суворовской победой беспокойство усиливалось, и в конце концов император Франц уже пряио-таки спешил отправить неугомонного фельдмаршала на север. Для этого он приказал эрцгерцогу Карлу вывести часть войск из Швейцарии в Германию: это создавало прямой риск нападения французов для Римского-Корсакова, и в Вене рассчитывали, что такое положение дел заставит упрямого старика сняться с места.
Предполагалось, что эрцгерцог Карл двинется со своим корпусом на Майнц и там станет дожидаться, пока русские разберутся с французами в Швейцарии, чтобы затем сообща форсировать Рейн. Война пошла по другой логике.
3 сентября Суворов отправляет Павлу I короткий, но емкий отчет о происходящем, из которого следует, что эрцгерцог Карл уже ушел из Швейцарии, а корпус самого Суворова двинется на север, как только капитулирует французский гарнизон крепости Тортона — фельдмаршал не хотел оставлять ее в тылу. Французы, которые обещали сдаться, если их не деблокируют до 11 сентября, свое обещание выполнили, и в тот же день колонна выступила в поход из Алессандрии.
Численность русских войск под командованием Суворова составляла 21,5 тыс. человек. Полевая артиллерия и обоз отправились кружным путем через Австрию. При Суворове остались 1581 человек орудийной прислуги, 212 инженеров и 8 донских казачьих полков общей численностью около 3,6 тыс. верховых. Остальные в основном шли пешком, за исключением офицеров. В штаб Суворова вошли 57 человек, включая 9 австрийских высших офицеров и одного русского наследника — 20-летнего цесаревича Константина Павловича, стойко выдержавшего все тяготы похода. Вместе с русскими шел также отряд австрийцев под общим командованием лейтенант-фельдмаршала Ауфенберга численностью около 5 тыс. человек.
«Поспешность нашего похода осталась бесплодною»
Суворов всегда считал достоинством стремительность на марше. 15 сентября он прибыл в Таверну, а 19 сентября — в Беллинцону, оба населенных пункта находились уже на территории Швейцарии, но дорога вверх по долине Тичино пока не превратилась в горный серпантин. В Таверне русских должны были ждать примерно 1,5 тыс. мулов, которые облегчили бы движение отряда по горным дорогам в качестве грузового транспорта. Мулов не оказалось: их доставили на несколько дней позже и в гораздо меньшем количестве — только 650. Русский командующий мог только убедиться в верности своего взгляда на австрийское командование и кабинет: венских чиновников он язвительно называл «бештиммтзагерами» — в переводе с немецкого это те, кто всегда говорит «определенно» (но ничего не делает).
«Я пришел сюда 15 числа, следовательно сдержал свое слово,— с трудом сдерживая гнев, писал Суворов императору Францу.— Не без труда сделал я в 6 дней такой переход, на который считали нужным не менее 8. Но здесь не нашел я ни одного мула и даже не имею никаких известий о том, когда прибудут они. Таким образом поспешность нашего похода осталась бесплодною; решительные выгоды быстроты и стремительности нападения — потеряны для предстоящих важных действий».
Сопровождавший штаб Суворова в качестве волонтера будущий участник Отечественной войны 1812 года граф Павел Тизенгаузен, оставивший записки о походе, писал, что в Айроло в самых верховьях Тичино отряд должен был получить от австрийцев 40 легких горных пушек, снаряжение и мулов для транспортировки. «Но ничего из упомянутого здесь не оказалось, что стоило нам потери нескольких важных дней. Австрийские власти стали приносить непозволительные извинения, объясняя, что ожидали нас позже, хотя в этом походе у них была возможность убедиться, что медленные австрийские маневры чужды русским, и Суворов давно привык двигаться форсированным маршем. В конце концов 40 горных орудий были доставлены, но без 800 предназначенных для перевозки провианта лошаков и снова с явными отговорками, что, дескать, такое количество голов найти было бы очень трудно».
Чтобы не терять времени, Суворов приказал навьючить 1 тыс. казачьих верховых лошадей: казакам было выплачено по гульдену за животное. БОльшая часть лошадей погибла в течение нескольких ближайших дней: животные страдали на больших высотах от недостатка кислорода, скользили на покрытых снегом и льдом камнях, срывались в пропасти.
В Беллинцоне отряд воссоединился с бригадой австрийского полковника фон Штрауха. Преимущественно пешая русско-австрийская колонна продолжала движение вверх по долине Тичино, ей предстояло выбить французов с перевала Сен-Готард. При этом часть войск под командованием генерала Андрея Розенберга отправилась по горной дороге в обход перевала — Суворов рассчитывал, что она выйдет во фланг оборонявшей Сен-Готард бригаде генерала Сезара Гюдена (погибнет в российском походе Наполеона).
В общей сложности корпусу Суворова предстояло пройти по горам около 170 км — сейчас в этих местах проложена региональная туристическая тропа, разбитая на 11 однодневных участков.
Совокупный подъем на этой тропе составляет около 7 тысяч метров, совокупный спуск – около 8 тысяч. Любой, кто знаком с движением пешком или верхом в горах, знает, что спуск физически сложнее подъема.
Вдоль тропы установлены несколько памятников и мемориальных досок. Один из памятников при участии российского и швейцарского правительств установлен в Сен-Готарде к 200-летию похода, в 1999-м году: Александр Суворов изображен верхом, а рядом с ним стоит швейцарец Антонио Гамма, который сопровождал русский корпус на всем трехнедельном пути от Беллинцоны до Кура. Обе воюющие стороны пытались привлечь швейцарцев на свою сторону: французы обещали им свободу от чужеземцев – австрийцев и русских, австрийцы и русские – свободу от французов. Сделать выбор было непросто, и уже скоро, в 1815 году, Швейцария с облегчением заявила о своем вечном нейтралитете. Но до поры одни симпатизировали французам, другие – коалиции, а третьи старались найти возможность ни к кому не присоединяться и продолжать жить привычной жизнью: пасти скот, делать сыр, растить виноград.
«Сие не останавливает победителей»
В понедельник, 23 сентября в Дацио русская колонна наткнулась на аванпост французов, а 24-го Суворов вступил в сражение за Сен-Готард, которое продлилось с рассвета до позднего вечера и закончилось поражением французов.
Солдаты Суворова решили почти нерешаемую задачу — с третьего приступа сбили хорошо вооруженного противника с оборудованной позиции на перевале, на который дорога поднимается крутым серпантином.
Две первые лобовые атаки обошлись нападавшим в 1,2 тыс. жизней, но в четвертом часу пополудни во фланг французам ударил отряд Петра Багратиона, и те дрогнули. Русские, даже после Итальянского похода не слишком привычные к войне в горах, одержали первую победу.
Обе стороны — коалиционное командование и французы — располагали в Швейцарии в совокупности внушительными силами: генерал-аншеф Андре Массена имел в своем распоряжении около 84 тыс. человек, считая бригады, сформированные в занятых французами швейцарских кантонах. Коалиция оперировала сопоставимыми по числу силами. Но развернуты они были в разных местах, и горный ландшафт в большинстве случаев не подразумевал маневров крупными соединениями. Суворов в ряде случаев локально имел численный перевес, но не мог обратить его в свою пользу. Например, в Сен-Готарде его отряд был вынужден штурмовать узкую долину и ее склоны, которые идеально простреливались более малочисленными французами, и успех в конце концов принес не фронтальный приступ, а фланговый маневр Багратиона.
На следующее утро отряду фельдмаршала предстояло преодолеть скальный тоннель Урнер — фактически пещеру шириной около 3 м и длиной 80 шагов. За тоннелем находился так называемый Чертов мост — старинный каменный мост через долину реки Ройс, который суворовскому отряду необходимо было перейти. Французский генерал Клод Лекурб расположил между тоннелем и мостом отряд солдат при горной пушке, а за мостом — еще два стрелковых батальона. Суворов понимал, что преодолеть тоннель без потерь основная часть его солдат при таком раскладе не сможет, поэтому он отправил две группы в обход тоннеля — выше и ниже по склону. 200 егерей майора Федора Тревогина и батальон под командой полковника Свищова пробирались ущельем, а еще три сотни пехотинцев Орловского полка под командой полковника Иосифа Трубникова карабкались сверху.
Они и успели первыми. Увидев их, французы, охранявшие выход из тоннеля и мост, бросили пушку в реку и поспешили спасаться бегством. Полковник Дома, командовавший стрелками на противоположном берегу, приказал саперам взорвать мост, и, если бы они разрушили главный пролет, Суворову, вероятно, пришлось бы возвращаться. Но рухнул более узкий пролет, расположенный у опоры моста на левом берегу Ройса.
Увидев это, русские саперы разобрали ближайший сарай и под французским огнем соорудили временный мост из досок. Офицеры братья Мещерские связали доски своими шарфами и первыми ступили на переправу — один из них был ранен французским стрелком и свалился в пропасть, успев только попросить «не забыть его в реляции».
К полудню французы покинули позицию, еще через несколько часов русские саперы восстановили мост, и основные силы Суворова перешли Ройс. В этот день у Андерматта он воссоединился с корпусом Розенберга, а еще через день достиг Альтдорфа на берегу Фирвальдштетского озера.
«Войска Вашего Императорского Величества прошли через темную горную пещеру, заняли мост, удивительной игрой природы из двух гор сооруженный и проименованный Тейфельсбрюкке,— писал Суворов позже Павлу I.— Оный разрушен неприятелем. Но сие не останавливает победителей, доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершины в бездны и, достигая врага, поражают его всюду… Утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против водопада, низвергавшегося с ревом и низрывавшего с яростью страшные камни и снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми летели в преисподние пучины».
«Веди нас, куда думаешь, делай, что знаешь»
Получив короткую передышку в Альтдорфе, Суворов еще не знал, что французский командующий Андре Массена принял решение не ждать подхода его отряда, а атаковать корпус Римского-Корсакова под Цюрихом. В начале июля Массена уже сражался здесь против коалиции и тогда потерпел поражение: войска эрцгерцога Карла после нескольких дней боев вынудили французов оставить Цюрих. В сентябре Массена взял реванш: 25 сентября он стремительно атаковал русский корпус, отрезал левое крыло и к вечеру потребовал сдать город. Римский-Корсаков ответил отказом и удержал французского парламентера, но ранним утром 26 сентября русские части начали покидать город и отступать на восток в направлении Винтертура. В течение нескольких часов французы заняли Цюрих. Примерно в это же время в нескольких километрах, под Шенисом, они расправились с австрийским корпусом барона Иоганна фон Хотце. Сам барон погиб в бою во время рекогносцировки. Командование принял генерал Франц Петраш, которому удалось организовать отступление к австрийской границе, потеряв убитыми, ранеными и пленными 3,5 тыс. человек из 18 тыс.
26-тысячный корпус Римского-Корсакова потерял в общей сложности около 4 тыс. убитыми и ранеными и еще 4 тыс. пленными. Французы, в частности, пленили троих русских генералов, в их руках остались 26 пушек и 9 знамен. Русские отступили в Шафхаузен — и Массена не преследовал их, полагая, что настало время обратить все свое внимание на Суворова.
Суворов же пока не имел известий о катастрофе под Цюрихом, которая лишила смысла всю затею союзников. Эрцгерцогу Карлу больше некого было ждать на Рейне.
Узнав о поражении Римского-Корсакова, он бросился было к нему на помощь, но новое французское наступление заставило его отказаться от этого маневра. Соответственно, Суворов шел теперь не на соединение с боеготовой коалиционной армией, а на встречу с разбитыми и деморализованными соотечественниками. Сам он потерял около 6 тыс. убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными в боях на Сен-Готарде и у Чертова моста. Армия всего неделю находилась в горном походе, но отсутствие полноценного обоза и нормального снабжения уже давало о себе знать: намечался недостаток припасов, не хватало запасной обуви и одежды. Солдатские сапоги не были приспособлены для трекинга в горах, форсирования горных рек и движения по колено в снегу.
Суворов полагал, что главные силы армии Массены расположены в Швице на противоположном берегу Фирвальдштетского озера. Австрийские советники заверили его, что вокруг озера есть пригодная для движения войск дорога, но ее не оказалось, и все лодки были предусмотрительно угнаны французами. Суворов повел своих солдат через перевал Хинциг (высота 2193 м) на плече горы Росшток, в конце сентября уже заваленный снегом. 28 сентября в ходе сложнейшего 12-часового перехода передовые русские войска преодолели перевал и спустились в долину Муоты, прямо с похода прогнав оттуда небольшой французский отряд. Арьергард и вьючные колонны подтягивались в Муотаталь еще два дня, причем арьергарду пришлось выдержать несколько атак французов генерала Лекурба. Лекурб, вероятно, не навязал русским большого сражения только потому, что не верил, что основные силы Суворова ушли через неприступный, как ему казалось, в это время года перевал Хинциг.
29 сентября в Муотатале Суворов наконец узнал о поражении, которое четыре дня назад потерпел под Цюрихом Римский-Корсаков. Ситуация осложнялась тем, что самочувствие командующего весьма ухудшилось во время перехода из Альтдорфа.
Со слов Петра Багратиона известно, что 29 сентября Суворов собрал своих офицеров на совет в трапезной женского монастыря Святого Иосифа и произнес перед ними весьма эмоциональную речь: «Мы окружены горами… окружены врагом сильным, возгордившимся победою,— говорил фельдмаршал.— Со времени дела при Пруте при государе императоре Петре Великом (имеется в виду неудачный для русской армии Прутский поход 1711 года.— “Ъ”) русские войска никогда не были в таком гибелью грозящем положении… Нет, это уже не измена, а явное предательство… разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии.
Помощи теперь ждать не от кого, одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых… Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти! Но мы — русские! С нами Бог! Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержца!»
Генерал Вилим Дерфельден отвечал от имени совета и всей армии: «Все перенесем и не посрамим русского оружия, а если падем, то умрем со славою! Веди нас, куда думаешь, делай, что знаешь, мы твои, отец, мы русские!» «Благодарю, надеюсь, рад! — произнес Суворов и повторил: — Помилуй Бог, мы русские! Благодарю, спасибо, разобьем врага! И победа над ним, и над коварством будет победа!»
«В этих упорных сражениях мы истратили все свои заряды»
На совете было решено не мешкая преодолеть перевал Прагель (1548 м) и двигаться в сторону Гларуса. Вечером того же дня австрийский отряд очистил Прагель от французов, обеспечив движение колонны. Массена тем временем полагал, что почти покончил с Суворовым. Со стороны Цюриха он направил часть своих сил в Швиц, к фельдмаршалу в тыл, а другую часть — в Клентальскую долину, куда русские должны были спуститься с Прагеля.
30 сентября бригада под командованием австрийского лейтенант-фельдмаршала Франца Ауфенберга подверглась нападению французского отряда генерала Габриэля Молитора. Французы уже предлагали Ауфенбергу капитулировать, но его спасла атака Багратиона. Теперь уже Молитору поступило предложение о сдаче. «Скажите вашему командиру, что его предложение безрассудно,— отвечал француз.— Неужели он не знает, что его свидание с Корсаковым и Хотце отменяется? Маршал Суворов окружен со всех сторон. Он сам будет тем, кого вынудят сдаться!» После этого самонадеянного заявления Багратион загнал отряд Молитора к Клентальскому озеру, и к вечеру 30 сентября французы были почти рассеяны, но успели перегруппироваться и утром дали еще один бой. Русские были измучены ночным снегопадом, во время которого им запретили разжигать костры, чтобы не демаскировать позиции, сам Багратион был ранен, тем не менее французов заставили отступить.
Но пока Ауфенберг и Багратион разбирались с Молитором, четырехтысячный русский арьергард под командованием Андрея Розенберга и генерал-лейтенанта Максима Ребиндера столкнулся в долине Муоты с более чем вдвое превосходящими силами французов, которыми командовал сам Массена. Первая атака французов была отбита солдатами Ребиндера, стоявшими в первой линии арьергарда. На помощь к ним подошли три полка Михаила Милорадовича и дерзко контратаковали, отбросив французов на несколько километров. В ночь на 1 октября, пока Багратион сдерживал Молитора у Клентальского озера, Розенберг дождался последних вьючных мулов и отставших солдат и занял выгодную позицию в восточной части долины Муоты, покрытой виноградниками. Массена, раздосадованный неудачей накануне, решил, что настал день решающего сражения. Утром 1 октября он вывел против русских 15 тыс. солдат. Под рукой Розенберга с учетом полков Милорадовича и отставшего арьергарда было 7 тыс. человек.
Французы двинулись вдоль Муоты тремя колоннами, перед которыми шла стрелковая цепь. Солдаты Милорадовича завязали с французами перестрелку и начали отступать. Французы обрадовались, но в этот момент Милорадович развел своих людей в стороны, и корпус Массены оказался лицом к лицу с главными силами Розенберга, до поры замаскированными в виноградниках. Русские стояли от края до края долины двумя линиями в три шеренги, вторая линия в 300 м от первой. На флангах стояли кавалеристы, два полка сформировали резерв. В первое мгновение французы замерли в изумлении, и уже через несколько минут в долине кипел рукопашный бой, который Суворов, как известно, всегда предпочитал ружейному.
Розенберг буквально вынес Массену из долины Муоты. По разным оценкам, французы потеряли убитыми от 1 тыс. до 6 тыс. человек, еще 1,2 тыс., включая генерала Лакура, были пленены русскими. Розенберг отбил 7 французских пушек и одно знамя, а сам убитыми и ранеными потерял 700 человек. Массена бежал в Швиц, сам едва не угодив в плен: его пытался стащить с лошади гренадер Махотин, в руках которого остался оторванный эполет.
Багратион вышел к Гларусу уже к вечеру 1 сентября, но ему пришлось еще выдержать тяжелый бой с французами, которые в итоге блокировали попытку русских прорваться к северу. Тем не менее со 2 по 4 сентября весь корпус Суворова стянулся к Гларусу, где был созван новый военный совет.
«Массена, в намерении поставить нас между двух огней, прислал в Швиц подкрепление, но мы вытеснили неприятеля из дефилей на берегах озера Кленталер и прогнали его до Моллиса и Нефельса, куда вступили 1 октября,— писал несколько воодушевленный Суворов эрцгерцогу Карлу.— Между тем генерал Розенберг выгнал из долины Муттен (Муота. – Ъ) самого Массену: 1 октября напал на войска, пришедшие к его подкреплению, и принудил их бежать обратно в Швиц с потерей генерала Лакура… В этих упорных сражениях мы истратили все свои заряды и потому принуждены были избегать новых сражений».
«Над таким старым солдатом, как я, можно посмеяться только один раз»
Слова Суворова об истраченных зарядах не были преувеличением. Австрийская бригада Ауфенберга, вышедшая к Гларусу 1 октября, к этому моменту также осталась без боеприпасов и провианта. 2 октября Ауфенберг расстался с Суворовым и увел свои части в Граубюнден. 8 октября они достигли расположения австрийской армии в городе Кур. В этом же направлении с некоторой задержкой, дождавшись арьергарда, двинулись и части Суворова.
На военном совете в Гларусе 4 октября между генералами его штаба возникли разногласия: некоторые из них считали, что оптимальным вариантом будет движение на север в сторону Нефельса. Но там заняли позиции боеспособные части французов, одолеть которые без боеприпасов и провианта было невозможно. Суворов выступил на юг следом за Ауфенбергом — русским предстояло преодолеть перевал Паникс, выйти в Иланц на Рейне и далее двигаться через Кур в Фельдкирх и в конечном счете в Брегенц на Боденском озере.
Русским предстояло еще одно испытание. Оставив на милость французов в Гларусе 1,4 тыс. больных и раненых, Суворов в ночь на 5 октября выступил в сторону Эльма. Движение прикрывал арьергард Багратиона, в распоряжении которого оставались 1,8 тыс. солдат, из которых готовы сражаться были от силы 250. Утром 5 октября французские егеря атаковали казаков Багратиона, он был вынужден прекратить движение и принять бой. Ночь с 5 на 6 октября Суворов и его армия намерены были провести под Эльмом. Все это время Багратион сдерживал французские атаки и три раза сам командовал штыковыми контратаками. В 2 часа ночи Суворов принял решение продолжать движение колонн. На подъеме к перевалу Паникс французы прекратили преследование. Перевал лежит на высоте 2,4 тыс. м. В начале октября 1799 года Паникс был почти непреодолим: снег лежал выше колена, снегопад был обильным и непрерывным. К ночи вовсе начался шторм. В XX и XXI веках интенсивные горные снегопады, случалось, останавливали движение моторизованных армейских колонн. В 1799 году интенсивный горный снегопад и буря не остановили Александра Суворова и его солдат, среди которых многие шли практически босиком: пленных французов из долины Муоты было слишком мало, чтобы обуви хватило всем победителям. Часть армии заночевала на перевале, сложив костры из казачьих пик.
Сам Суворов с солдатами пешком дошел до седловины перевала в одном легком мундире, отказываясь от плаща, подбадривая солдат. На спуске его усадили верхом на одну из немногих уцелевших лошадей, он несколько раз порывался спешиться, но сопровождавшие его двое казаков хладнокровно требовали: «Сиди!»
7 октября Суворов спустился в Иланц, а затем достиг Кура. На переходе из Гларуса в Паникс русский корпус потерял еще около 800 человек пленными и 200 пропавшими без вести. Всего из похода пришли около 14 тыс. солдат и офицеров при 1,4 тыс. пленных. В состоянии держать в руках оружие были около 10 тыс. человек, еще 4 тыс. болели и страдали от последствий снежной слепоты. В Куре они впервые после Гларуса получили хлеб, мясо и порцию водки. Один из самых внимательных исследователей Швейцарского похода, военный министр Российской империи в 1861–1881 годах Дмитрий Милютин, полагал, что Суворов потерял в этой кампании 5,1 тыс. человек, из которых погибли в боях и на перевалах 1,6 тыс., ранены и оставлены на милость врага и попечение местных жителей были еще 980 человек, остальные попали в плен или пропали без вести. По мнению Милютина, Швейцарский поход принес «русскому войску более чести, чем самая блистательная победа».
12 октября в Фельдкирхе русские наконец-то дождались свой шедший через Австрию обоз с артиллерией. 19 октября в Линдау, Бавария, состоялась долгожданная встреча с Римским-Корсаковым. В Баварии Суворов стал лагерем, дожидаясь ответа от императора Павла I на свое подробное донесение, написанное из Фельдкирха.
Австрийцы рассчитывали, что русский фельдмаршал после отдыха возобновит участие в кампании. Ему сообщают о награждении орденом Марии-Терезии первой степени. Но Суворов на этот раз непреклонен.
«Я покинул Италию раньше, чем должно,— писал он эрцгерцогу Карлу, на сей раз по-французски и уже этим давая понять, что все кончено.— Но я сообразовывался с общим планом, который принял более по договоренности, чем по убеждению. Я согласовываю свой марш в Швейцарию, посылаю об этом уведомление, перехожу Сен-Готард, преодолеваю все препятствия на своем пути, прибываю в назначенный день в назначенное место и вижу себя всеми оставленным. Ожидал я найти армию в полном порядке и в выгодной позиции, но не нахожу и следов оной. Позиция при Цюрихе, кою должны защищать 60 000 австрийцев, оставлена на 20 000 русских, коих не обеспечили продовольствием. Хотце окружен, Корсаков разбит. Французы владеют Швейцарией, а я со своим корпусом, один, без артиллерии, без провианта и припасов, вынужден отойти к Гризонам для соединения с разбитым корпусом. Что мне обещали, ничего не исполнили. Над таким старым солдатом, как я, можно посмеяться только один раз, но слишком глупо было бы с моей стороны второй раз позволить себе провести. Я не могу входить в план операций, от коих не ожидаю никаких выгод. Я послал курьера в Петербург, увел на отдых свою армию и не предприму ничего без повеления моего государя».
«Преодолеть и самую природу»
Павел, без сомнения, расстроен общей неудачей кампании, но он прислушивается к доводам своего генерал-фельдмаршала. 22 октября он пишет императору Францу: «Видя, что мои войска покинуты на жертву неприятелю тем союзником, на которого я полагался более, чем на всех других, видя, что политика его совершенно противоположна моим взглядам и что спасение Европы принесено в жертву желанию распространить вашу монархию, имея притом многие причины быть недовольным двуличным и коварным поведением вашего министерства, я объявляю, что отныне перестаю заботиться о ваших выгодах и займусь собственными выгодами моими и других союзников. Я прекращаю действовать заодно с вашим императорским величеством». Россия, таким образом, фактически выходит из Второй коалиции.
У Павла длинный счет к союзникам, и он начинает раздумывать об альянсе с Наполеоном, который 9 ноября 1799 года разгонит Директорию и объявит себя первым консулом Франции. Но российский самодержец еще колеблется, поэтому армия Суворова на пару месяцев задерживается на юге Германии и в Богемии. 8 ноября 1799 года Павел присваивает Суворову чин генералиссимуса и распоряжается поставить ему памятник в Петербурге: изящная фигура в рыцарских доспехах работы скульптора Михаила Козловского по сей день замыкает ансамбль Марсова Поля. «Побеждая повсюду и во всю жизнь нашу врагов отечества, недоставало вам одного рода славы — преодолеть и самую природу,— пишет император Суворову.— Но вы и над нею одержали ныне верх. Награждая вас по мере признательности моей и ставя на высший степень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков».
Это видимое расположение монарха не помешает еще одной опале, хотя Суворову остается всего полгода жизни. Швейцарский поход сломил его здоровье, и зимой 1799–1800 годов он почти все время болеет. 25 января 1800 года русский корпус выступает из Богемии в Россию. На походе им фактически командует Андрей Розенберг: Суворов в это время живет в Кракове и пытается лечиться у местных врачей. 15 февраля он официально сдает командование Розенбергу и как частное лицо уезжает в свое имение в Кобрин. Его последний час пробьет в Петербурге 18 мая 1800 года. Меньше чем через год после этого не станет и Павла. Поход русского корпуса в Индию, задуманный императором, так и не состоится; но в 1801 году между Россией и Францией будет подписан мир. Как и предвидел Суворов, он не будет долговечным: Европе предстоят полтора десятилетия войн, Аустерлиц, Бородино, Ватерлоо и Венский конгресс. Русские войска действительно займут Париж — но лишь через 15 лет после того, как это предлагал сделать Александр Суворов.