175 лет назад родился Владимир Вагнер

Зоолог Владимир Вагнер относится к тому довольно редкому типу отечественных ученых, которые оставили гораздо более глубокий след в русской классической литературе, чем в истории науки.

Два Вагнера

В истории отечественной зоологии фигурируют два Вагнера — Николай Петрович и Владимир Александрович. Жили они примерно в одно и то же время, но относились к двум разным поколениям: первый был ровно на 20 лет старше второго. Родственниками, даже дальними, они не были, были просто однофамильцами. Наверняка знали друг друга лично, присутствовали на одних тех же научных мероприятиях, видели и, наверное, даже просматривали научные публикации друг у друга, но близкого знакомства не водили. Оба были полевыми зоологами широкого профиля, но работы старшего из них, Николая Вагнера, имели крен в сторону морской биологии и эмбриологии (он открыл педогенез — размножение на личиночной стадии), а младший, Владимир, стал выдающимся арахнологом, совершившим революцию в систематике пауков, и одним из основоположников сравнительной психологии, предтечей этологии и бихевиоризма.

Оба были лично знакомы и состояли в переписке с «властителями дум» своего времени: Николай Вагнер — с Достоевским, Владимир Вагнер — с Чеховым. Николай Вагнер даже сам писал романы и повести, но в истории русской литературы остался автором «Сказок Кота-Мурлыки». Оба послужили прообразами героев русской классический литературы. Николай Вагнер, всерьез увлекавшийся спиритизмом, был выведен в карикатурном образе помещика Звездинцева в пьесе Льва Толстого «Плоды просвещения», да так едко, что вдрызг разругался с Львом Николаевичем. Владимира Вагнера его современники увидели в герое «Дуэли» Чехова фон Корене, который был готов в буквальном смысле убить никчемного бездельника Лаевского, одним своим существованием портившего жизнь нормальным людям. Потом некоторые культурологи даже всерьез считали, что образ фон Корена — свидетельство гениального предвидения Чеховым скорого появления фашизма.

Словом, современники, даже далекие от науки, их знали и не путали. А сейчас, когда прошло больше века, о них вообще мало кто вспоминает. Речь пойдет о младшем из них — Владимире Вагнере (о Николае Вагнере мы не так давно писали).

Зачем человеку биография

Дошедшие до нашего времени данные о происхождении и семье Владимира Вагнера довольно скудные, их практически нигде нет, кроме «Критико-биографического словаря русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней)» библиографа XIX века Семена Афанасьевича Венгерова. Там в четвертом томе есть две странички, посвященные Владимиру Вагнеру, где сказано, что он родился в семье отставного корнета Уланского полка и помещика Тарусского уезда Калужской губернии, окончил курс в Тульской гимназии и в 1869 году поступил на юридический факультет Московского университета против своей воли и только по настоянию покойного отца. Окончил его он в 1874 году, но по специальности, похоже, не работал и три года спустя записался вольнослушателем на естественное отделение физико-математического отделения того же Московского университета. В 1889 году защитил в Санкт-Петербургском университете диссертацию по классификации пауков на основании их копулятивного аппарата на степень магистра зоологии.

При этом Владимир Вагнер сам написал и опубликовал автобиографию. Только своеобразную. Начинается она так: «Что такое биография вообще и автобиография в частности? Это подборка особенностей классификации психологических типов, которая находится в распоряжении автора биографии. Чиновник сортирует факты от ордена Св. Станислава самой низшей степени к орденам высших степеней, соотнося эти награды с другими фактами своей жизни; ученый выстраивает свою биографию от первой печатной работы к последней; музыкант — от первой партитуры к последней и т. д. К этим этапам относятся даты вступления в брак, успехи и неудачи и так далее. Кому это нужно и для чего цель таких биографий? По-моему, никто не знает. Только первоклассные специалисты по надгробным камням верят, что данный человек родился в такой-то день и умер в такой-то день; другим об этом напоминают календари, но большинству людей все это совершенно не нужно».

В итоге из его автобиографии мы можем узнать, как чирикали воробьи в тот весенний день, когда гимназисту Владимиру Вагнеру предстояло сдавать выпускные экзамены и он боялся получить неуд по латыни и математике и остаться без гимназического образования, а также прочие подобные факты из других периодов его долгой жизни. Что же касается его научной биографии, то в полном соответствии с вагнеровским принципом построения биографий ученых его научные биографы уделяют максимум внимания лишь двум его достижениям в науке его времени.

Систематика пауков

Во-первых, это описание копулятивного аппарата пауков и построение на его основе их систематики и таксономии. Об этом достаточно много написано у Семена Венгерова (примерно четверть и так довольно краткой биографии Вагнера у него состоит из описания половых органов пауков). Лучше и понятнее суть открытия Вагнера описал известный отечественный арахнолог, старший научный сотрудник Зоологического музея МГУ Кирилл Глебович Михайлов.

«У пауков копулятивные органы отделены от половых — очень значительно у самцов и в меньшей степени у самок,— пишет Кирилл Михайлов.— Самцы осуществляют спаривание при помощи видоизмененного последнего членика пальпы, т. е. лапки... Сложно устроенная структура лапки пальпы (вместе с дополнительными образованиями) называется обычно пальпусом и состоит чаще всего из самой лапки и новообразования бульбуса — трех твердых хитинизированных склеритов, соединенных мембранами. В спокойном состоянии эти склериты сложены в ямке-альвеоле, глубоко вдающейся в лодочку-цимбиум, как называют видоизмененную лапку пальпы без бульбуса. При накачивании гемолимфы (“крови” паука в его совокупительный орган.— “Ъ-Наука”) мембраны расправляются, и вся система склеритов поднимается, принимая “рабочую позицию”, пригодную для спаривания. Но сначала бульбус надо заправить спермой, которая выделяется совсем в другом месте — на брюшке. До нужного сегмента тела непосредственно пальпой дотянуться невозможно. И паук строит небольшую паутинную сеть, на которую выделяет капельку спермы, а затем, отодвигаясь, подносит кончик пальпы и производит “заправку” бульбуса. Лишь после этого самец готов к спариванию».

Вот такую затейливую конструкцию для продолжения рода создала эволюция у пауков. У самок она проще, но тоже не без ухищрений. «Эпигина самки представляет собой хитинизированную плотную структуру, расположенную посередине полового сегмента брюшка. В эпигине расположено парное или непарное отверстие, ведущее в два совокупительных канала, в которые вводится сперма самца. При этом откладка яиц через эти каналы ввиду их малого диаметра и твердости производиться не может. Самка откладывает яйца через половое отверстие, расположенное рядом — в особой щели на том же сегменте брюшка. В целом покровы брюшка самки достаточно эластичны, чтобы обеспечить его некоторое растяжение при созревании яиц, а также расширение полового отверстия в момент яйцекладки».

Владимир Вагнер отпрепарировал пальпусы самцов у сотни разных видов пауков и на основании усложнения их конструкции построил «естественную классификацию» этих животных, разделив их на четыре типа (по-современному — подотряда) и 20 семейств. В отличие от более ранних классификаций пауков, построенных на основании их внешнего вида, такая их таксономия была действительно «естественной»: от примитивных, эволюционно более ранних пальпусов у пауков первых двух типов, к более сложно устроенным, то есть эволюционно более поздним пальпусам двух других типов.

О новой систематике Вагнера сразу узнали и в Европе, где его статья «Copulationsorgane des Mannchens als Criterium fur die Systematik der Spinnen» («Копулятивные органы самца как критерий систематики пауков») вышла на немецком языке в 1888 году в «Horae Societatis Entomologicae Rossicae variis sermonibus in Rossia usitatis editae» (варианте «Трудов Русского энтомологического общества» для европейской научной аудитории). На рисунках в этой статье пальпусы изображены во вздутом виде, а не сложенными, как было принято их изображать в современных видовых определительных таблицах. Это и была революция в арахнологии.

Но в Европе систематику пауков Вагнера приняли холодно. Здесь был свой непререкаемый авторитет в области арахнологии — Эжен Симон (ровесник Вагнера, кстати), президент Энтомологического и президент Зоологического обществ Франции, описавший почти 4 тыс. видов пауков, то есть больше, чем кто-либо другой за всю историю арахнологии, и как раз готовивший к презентации свою систематику отряда пауков. При такой ситуации революция в таксономии пауков отложилась на 80 лет, а новым революционером в этой области стал финский арахнолог Пекка Лехтинен, который в 1967 году опубликовал статью «Classification of the Cribellate spiders and some allied families, with notes on the evolution of the suborder Araneomorpha» («Классификация паутинных пауков и некоторых родственных им семейств с замечаниями об эволюции подотряда Araneomorpha»), в которой, по сути, написано все то, о чем писал Владимир Вагнер, только на более современном уровне.

Наградой же Вагнеру была успешно защищенная им в 1889 году магистерская диссертация «Наблюдения над Araneina» и степень магистра зоологии, то есть кандидата биологических наук по-нашему. Ему в 1889 году как раз исполнилось 40 лет, иными словами, научная карьера у него шла с сильным запозданием. В молодости он потерял целых десять лет: пять лет — на учебу на юридическом факультете, три года — на размышления, что делать дальше, и два года — на вольнослушательство на естественном отделении физико-математического факультета. Окончил университет по зоологической специальности в 33 года.

Пауки и люди

Вторым достижением Владимира Вагнера в науке стали его работы по психологии животных, которые в итоге вылились в его теорию сравнительной психологии, которая, в свою очередь, считается предтечей этологии, науки о поведении животных. Начиналось здесь тоже с наблюдений за поведением пауков. Вот пример такого наблюдения, иллюстрировавший смену инстинктов животного в онтогенезе: «И в неволе, и на свободе молодые паучки по выходе из кокона и вплоть до того времени, когда начнут самостоятельный образ жизни, плотно усаживаются на теле матери. Таким образом, они не только не мешают ее движениям при ловле добычи, но и сами застрахованы от возможности затеряться и погибнуть. Стоит, однако, матери остановиться, как на теле ее начинается возня молодых паучков, сначала медленная, потом все большая и большая… Прикрепив паутинку к телу матери, они слезают на землю или спрыгивают на нее и начинают свое путешествие вокруг. В это время они как будто ходят на помочах. Стоит, однако, матери сделать движение, как разбредшаяся по всем радиусам молодежь бросается по паутинке назад, как по сигналу, и взбирается па свои места: на спину, на бока самки-матери и т. д. Еще минута — и самка может пуститься в путь в полной уверенности, что никто не оставлен, не забыт — все в сборе.

Во время таких остановок матери и путешествия детей совершается их кормление. Закусив мухой или другим насекомым, которое положено в террариум, мать бросает его и успокаивается, молодые паучки слезают, отыскивают убитое насекомое и начинают его сосать. Позднее пауки совершенно изменяют этот инстинкт и никогда не трогают насекомое, если оно не двигается. Друг к другу молодые паучки вначале относятся безразлично, позднее они нападают друг на друга как на обыкновенную добычу. Из сказанного само собою вытекает заключение, что ни один из последующих моментов в развитии инстинктов не представляет развития предшествующего в смысле психической эволюции, следствия усложнения или усовершенствования имевшегося ранее инстинкта. Каждое данное психическое состояние представляет собою простое знание того, что нужно делать в данный период жизни, причем знание это представляет собою не личное приобретение особи, а знание вида, закрепленное отбором, как наиболее целесообразный для него признак. Одно значение заменяется другим с наступлением нового возраста и возникновением новых условий жизни, заменяется без подготовки и наблюдений у всех особей одинаково в один период развития, ни прежде, ни позднее».

Словом, начиналась сравнительная зоопсихология Вагнера с его монографии «L’industrie des Araneina» («Индустрия паукообразных», 1894). Потом были его монографии «Городская ласточка, ее индустрия и жизнь», 1900); «Водяной паук, его индустрия и жизнь» (1900); «Psychobiologische Untersuchungen an Hummeln» («Психобиологические исследования шмелей», 1907») и его докторская диссертация «Биологический метод в зоопсихологии» (1901), а закончилось все монографией «Психологические типы и коллективная психология» (1929), которая тут же попала в спецхран.

В ней Вагнер писал: «Психологи, физиологи, морфологи, анатомы, педагоги, художники слова и кисти, музыканты и многое множество представителей всяких профессий и организаций, каждый по-своему, делают оценку людей и группируют их так, как учат тому наблюдения и опыт… Единой же может быть общая, а не частная (односторонняя), естественная, а не искусственная классификация. Такой может быть только классификация, построенная на данных биологии, с ее эволюционной теорией, так как основой психологии является именно эта дисциплина науки, часть которой она составляет. Необходимость такой естественной классификации вытекает из того факта, что человек генетически связан с миром животных не только морфологически, но и психологически…». Понятно, что такая психология была крайне несвоевременной на том этапе онтогенеза советского общества, который товарищ Сталин назвал «Великим переломом» (курсом на индустриализацию и коллективизацию), и оно, общество, инстинктивно упрятало ученый труд профессора Вагнера в спецхран.

Чехов и Вагнер

В самом начале своих исследований в области зоопсихологии Владимир Вагнер познакомился с Чеховым. Так получилось, что лето 1891 года Чехов с семьей провел в имении калужского помещика Былим-Колосовского и жил там на верхнем, втором, этаже большого усадебного дома, а комнату на первом этаже снимал Владимир Вагнер, «превосходный зоолог и большой философ», как отзывался о нем Чехов. По свидетельствам брата писателя Михаила, у Антона Павловича вечерами «начинались дебаты с зоологом В. А. Вагнером на тему о модном тогда вырождении, о праве сильного, о подборе (социал-ларвинизме.— “Ъ-Наука”) и так далее, легшие потом в основу философии фон Корена в “Дуэли”».

Но помимо образа фон Корена Чехов тем же летом обогатил свой литературный багаж фельетоном «Фокусники» о безобразном состоянии Московского зоопарка. Консультантом Чехова в этом деле был Вагнер, который хорошо знал о состоянии дел в зоопарке: с 1883 по 1886 год он был управляющим «Московского зоосада», как тогда называли зоопарк. Фельетон получился по тональности нехарактерно злой для Чехова, желающие могут его почитать, он свободно доступен в интернете. «Воняет, животные дохнут с голода, дирекция отдает своих волков за деньги на волчьи садки, зимою холодно, а летом по ночам гремит музыка, трещат ракеты, шумят пьяные и мешают спать зверям, которые еще не околели с голода... Почему это так? — спрашиваем дирекцию. Что общего между волчьими садками и наукой или между ракетами и самим г. Богдановым? В ответ дирекция настойчиво уверяет, что бедная обстановка сада, жалкий и случайный состав его животных, мизерность и неряшливость их содержания — это одно, а “научная” и “ученая” деятельность стоящего во главе сада кружка зоологов — это другое. Если первое не выдерживает критики “вследствие недостаточного внимания публики к делу зоологов”, как говорят зоологи в годичных заседаниях своего Общества акклиматизации, то второе неустанно идет все вперед и вперед. Ладно. В чем же, спрашиваем, состоит собственно ученая зоологическая деятельность сада?» — пишет анонимный автор под псевдонимом «Ц.», тоже, кстати, нехарактерным для Чехова, в одном из октябрьских номеров газеты Суворина «Новое время».

В сопроводительном к рукописи фельетона письме Суворину Чехов пишет: «Заметка покажется Вам резкою, но я в ней ничего не преувеличил и не солгал ни на йоту, ибо пользовался документальными данными. Подписываюсь я буквой Ц, а не собственной фамилией на том основании, что, во-первых, заметка писана не мною одним, во-вторых, автор должен быть неизвестен, ибо Богданову известно, что Вагнер живет с Чеховым, а Вагнеру надо защищать докторскую диссертацию и т. д. — и ради грехов моих Вагнеру могут без всяких объяснений вернуть назад его диссертацию. Да и к чему моя подпись? Гонорара не надо, ибо половина заметки состоит из выписок из Тимирязева и документов. Итак, два условия: сохранение имени автора в самой строгой тайне и вместо гонорара фунт табаку. В случае несогласия хотя бы на одно из сих условий заметку прошу не печатать… За сим посылаю Вам злобу дня, брошюрку нашего московского профессора Тимирязева, наделавшую много шуму. Дело в том, что у нас в Москве и в России вообще есть проф. Богданов, зоолог, очень важная превосходительная особа, забравшая в свои руки всё и вся, начиная с зоологии и кончая российской прессой. Сия особа проделывает безнаказанно все, что ей угодно».

Если знать, что до всего этого был конфликт профессора Московского университета Анатолия Петровича Богданова с его учеником Владимиром Вагнером, который закончился тем, что для Вагнера закрылись двери всех научных учреждений в Москве, где Вагнер мог бы заниматься зоопсихологией, и ему пришлось зарабатывать на жизнь преподаванием в женской гимназии, а свои опыты по сравнительной психологии животных ставить на дому, и с точки зрения сравнительной психологии все становится на свои места: и Чехов, и Вагнер, и Богданов, и даже Суворин.

Чуть позже Чехов также с подачи Владимира Вагнера предложил Суворину издавать научно-популярный журнал «Натуралист». Суворин сначала загорелся этой идеей: как опытный издатель он счет данный стартап перспективным и даже дал объявление об учреждении такого журнала, но по размышлении все-таки отказался от его издания. Опасения у него вызвал «материализм» Вагнера, а без финансовых и издательских возможностей Суворина проект зачах на корню. Возродился он только черед 20 лет, когда Вагнеру все-таки удалось организовать издание журнала «Природа», где он в 1912 году стал его первым главным редактором, правда, ненадолго: год спустя он отошел от руководства журналом, который существует и поныне и издается РАН.

Умер Владимир Вагнер в 1934 году в возрасте 84 лет, до своих последних дней оставаясь, по словам его коллеги по ленинградскому Психоневрологическому институту имени Бехтерева Бориса Райкова, «живым, энергичным человеком с резко выраженной общественной жилкой». Кстати, благодаря профессору Борису Евгеньевичу Райкову и его работам по истории отечественной биологии мы еще помним о Владимире Вагнере.

Ася Петухова