Кирилл Карабиц о постановке «Похождений повесы» Стравинского

Известный дирижер Кирилл Карабиц впервые в своей карьере обратился в качестве дирижера-постановщика к «Похождениям повесы» Игоря Стравинского. Под его музыкальным руководством и в постановке Видара Магнуссена опера вышла на сцене Национального театра оперы и балета в Осло. О партитуре Стравинского, своем отношении к современной режиссуре и сочетании симфонических выступлений с оперными Кирилл Карабиц рассказал Владимиру Дудину.

— Что для вас оказалось теперь в исполнительском смысле самым важным в «Похождениях повесы»?

— Если честно, я ехал сюда в напряжении, не очень понимая, как вести себя с этой оперой. Было ясно, что ее звучание должно быть моцартовским, прозрачным, но вот что делать с диссонантной начинкой — припрятывать ее или, наоборот, вытаскивать на первый план, делать из нее что-то эдакое? Но все мои опасения растворились, в чем помогла сама музыка, все само заиграло, закрутилось, проблема отпала сама собой.

Есть запись «Повесы» Гардинера (британский дирижер Джон Элиот Гардинер.— «Ъ»), где все перфекционистски точно, но суховато и пустовато. А есть «непустоватая» запись Нагано (японский дирижер Кент Нагано.— «Ъ»), где, наоборот, не хватает прозрачности, тонкости. В этой музыке Стравинского намешано столько всего, как в мозаике, пэчворке, сшитом из кусочков, квадратиков, кружочков, которые в целом складываются в гениальность. Для него писать трагедию, чтобы все сразу лили слезы, слишком примитивно, поэтому он прячет ее под несколькими слоями разных вещей, которые нужно извлекать оттуда. Есть моменты, когда меня пробирает до дрожи, особенно когда он добирается до темы вечности, Божьего суда, покаяния. Это Фауст и Мефистофель, перемешанные с Дон Жуаном и Командором. Стравинский продолжает «Историю солдата», углубляя и расширяя ее. Чувствуется, что ему тесно в тональности, он вытворяет с гармониями что хочет, как и в «Весне священной», где в аккордовых цепочках мажор и минор звучат одновременно. Это дает дышащий эффект, выводит за рамки примитивного деления на веселое и грустное. А это уже в самом деле Моцарт, у которого самые трагические моменты нередко написаны в мажоре.

— Декорации этих «Похождений повесы» напоминают современные дома района, расположенного бок о бок с оперным театром Осло. Режиссер перенес события моралите в наши дни?

— Да, декорации действительно похожи на этот район, неподалеку от которого я сейчас живу. Эта опера Стравинского в Норвегии мало известна, здесь с удовольствием открывают ее для себя. Режиссер — приятный и симпатичный человек, очень известный здесь комический актер, он придумал немало забавных штучек, не нарушая смысла либретто. Мне показалось, что оперу здесь относят скорее к развлекательному жанру, который должен make fun. В целом режиссер исходил из смыслового минимализма, на репетициях ничего не надиктовывал певцам, не указывал, что кому делать, все время предлагал попробовать.

— А певцы вам попались отзывчивые?

— Певцы достались великолепные. Это и исполнитель титульной роли Томас Аткинс из Новой Зеландии, живущий в Англии, которого я знаю по фестивалю в Глайндборне. И норвежские солисты Мари Эриксмуэн (Энн Трулав) и Александр Нур (Ник Шэдоу), проделавшие неимоверную работу по выучиванию новой партитуры, я остался ими очень доволен. На репетициях они много импровизировали, основываясь на своих инстинктах и знании либретто. А режиссер наблюдал за ними, корректировал, фиксируя понравившееся. Мне такой метод, если честно, приглянулся, потому что не давил концепциями, переосмыслением, обнаружением третьих смыслов. Хотя была некая установка, что события спектакля происходят как бы во сне Тома, в режиме полусказки, в которой был и настоящий дьявол с рогами — Ник Шэдоу. Тема не новая, но режиссер ее по-своему раскрыл, напомнив еще раз о чем-то, о чем все знают. Не могу не оценить еще одно его важное, бесценное сегодня достоинство: он не мешал дирижеру. Основное напряжение в современных спектаклях возникает, как правило, из-за режиссерских придумок, которые зачастую не дают музыке состояться, все силы уходят на то, чтобы связать концы с концами, чтобы все звучало более или менее похоже на то, как написано.

— Долго ли репетировали?

— Да, я в Осло работаю с августа, выезжал лишь на неделю продирижировать последний концерт Борнмутским симфоническим оркестром на BBC Proms. В программе была Пятая Чайковского, «Ангел» Федора Акименко, концерт Дженнифер Хигдон с солисткой Эвелин Гленни и миниатюра иранской женщины-композитора Нилуфар Нурбахш «Knell», написанная по заказу для церемонии вручения Нобелевской премии мира.

— Грустно ли расставаться с Борнмутским оркестром?

— Ну конечно, все-таки 15 лет жизни там провел, за это время отношения очень окрепли, было взаимное удовольствие от общения. Работа с ними дала мне возможность самореализации, которой в других местах не получалось. В плане программ и репертуара мы заходили на территории и современной музыки, благодаря которой на юге Англии узнали много того, о чем и понятия не имели — например, об Армении, Авете Тертеряне, Каре Караеве, невероятных для них музыкальных явлениях.

— Но вы руководство оркестром сочетали с работой в опере. Это принципиально?

— Да. За последние 15 лет театров было и остается много. В Европе это Женевская и Цюрихская оперы, Глайндборн, «Ан дер Вин», Страсбург, Веймар. В опере я всегда чувствовал себя очень хорошо. Если в оперном театре у дирижера все удачно проходит, и возникает общая энергия, удовольствие получаешь более глубокое, чем от симфонического оркестра. В оркестре можно глубоко исследовать какие-то нюансы, там процесс более контролируемый, в опере же, где задействовано много людей, все зависит от множества моментов и непредвиденных обстоятельств. Оперное дирижирование более спонтанное, чем оркестровое, и это меня всегда увлекало. Просто для этого нужно быть хорошо «вжитым» в театр, чтобы понимать процессы, иметь эмоциональную связь с людьми, в результате которой возникают какие-то чудеса.

— Какие планы после Осло?

— Все остается как и было, но я хотел бы немного подышать, понять, что бы мне хотелось делать дальше. Не столько даже что, сколько где, поэтому сейчас внимательно присматриваюсь. Хотелось бы развивать то, что уже было, но по-новому, еще интереснее, насыщеннее. С оркестрами же — как с человеком: должна быть невидимая искра, а для этого что-то должно произойти в воздухе. Как только начинаешь пытаться контролировать, все становится неуправляемым. Но присматриваюсь я ко всему сейчас очень внимательно. В 2026 году меня ждут «Пиковая дама» Чайковского в Deutsche Oper, «Травиата» в Брегенце в 2025-м, будет «Милосердие Тита» в Ницце, где я мечтал продирижировать эту оперу.

Интервью взял Владимир Дудин