Алексей Ханютин о своем фильме «Вечно живой» и о том, что в России ничего не меняется

На фестивале «Послание к человеку» прошла премьера нового фильма Алексея Ханютина «Вечно живой» — исследование современного состояния монументальной ленинианы. Ханютин выбрал несколько памятников Ленину из тысяч, установленных по всей России, и снял то, что происходит вокруг них: в Улан-Удэ это место для свадебных фотографий, в Волгограде мимо него проходит крестный ход, в Кургане рядом с Лениным принимают парад в День победы, а в Астрахани — празднуют День воссоединения России с Крымом. О том, куда смотрит Ленин спустя 100 лет после своей смерти, Алексей Ханютин рассказал Константину Шавловскому.

В 1995 году вы снимали фильм «Мавзолей», а спустя 30 лет выпускаете фильм про памятники Ленину. Чем вас привлекает тема культа личности, воплощенная в монументальной форме?

Вот как раз «Мавзолей» я сейчас доделываю в полнометражном варианте, потому что в 1995-м вышел только 10-минутный эскиз фильма. А все началось с того, что мы вместе с историком Борисом Равдиным в 1991 году написали сценарий игрового фильма «Горки Ленинские», потратив около года на изучение архивных материалов о болезни и смерти Ленина. Мы очень глубоко копали, изучали все, что было доступно, начиная с записок санитаров и охранников и кончая протоколами заседаний комиссии ЦИК по похоронам Ленина. Отсюда, собственно, и выросла идея фильма про создание Мавзолея. Мне вообще кажется, что это была одна из важнейших развилок нашей истории, притом не очень заметных. Казалось бы, ну похоронили бы так или сяк, какая разница? Но вот то, что был выбран именно этот, очень архаический способ погребения Ленина в Мавзолее, который отсылает к Древнему Востоку, зиккуратам и пирамидам, это, по-моему, оказало решающее влияние на траекторию развития большевизма. Марксизм в его российском изводе и так был слишком похож на религиозное течение, но поначалу еще апеллировал к чему-то рациональному. А вместе с Мавзолеем все это свалилось уже в чистую мифологию. Ну а там, где создается мифология, начинаются и мифологические отношения с реальностью. Когда, например, недостаточно просто сместить политического конкурента с должности, а нужно еще истребить его и всю его семью до 12-го колена. То есть логика отношений с действительностью уже совершенно другая.

Что касается фильма «Вечно живой», то его идея была напрямую связана с Мавзолеем. Потому что памятники Ленину были своеобразными филиалами главного капища ленинского культа на Красной площади. Неслучайно в Москве долгое время не было главного памятника Ленину. Он появился на Калужской площади лишь на излете советской власти. А в других городах функцию мавзолея выполнял главный памятник, который стоял на центральной площади, как правило, имени того же Ленина, и был оборудован трибуной для городских или региональных вождей.

Почему памятники Ленину это вообще важно и интересно сегодня?

Мне кажется, что проблема, связанная с мифологическим сознанием, никуда не делась. Меняется содержание, но сам тип мышления по-прежнему актуален для нашей страны. Я просто пытаюсь понять, как устроены эти механизмы, как все это у людей в головах укладывается. В общем, пытаюсь что-то такое в этом монументальном дискурсе расковырять.

То, что ваш отец вместе с Майей Туровской был соавтором фильма «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма, повлияло на ваш интерес к монументальной пропаганде?

Впрямую, наверное, нет. Но был определенный конфликт домашнего и школьного воспитания, который отразился на мне и на моих интересах. Я жил практически в центре Москвы, в Южинском переулке, недалеко от Патриарших Прудов, поэтому в пионеры меня принимали на Красной площади и водили в Мавзолей. И я помню эту маленькую фигурку в стеклянном саркофаге — тогда Владимир Ильич лежал в зеленом френче, а не в черном пиджаке, в который его переодели к столетию. Помню тот восторг, который испытывал, когда мне повязали красный галстук. А домашняя среда была, конечно, совершенно другая, восторгов по поводу Ленина там никто не испытывал. Все друзья отца уже ушли, к сожалению, но в его компанию входили историк Натан Эйдельман, хирург и писатель Юлий Крелин, физик и популяризатор науки Вольдемар Смилга, актер Владимир Левертов, который стал одним из лучших преподавателей ГИТИСа, и, конечно, Майя Туровская. В этой среде формировалось мое сознание. При всем том благодаря советской школе Ленин оставался для меня очень важной фигурой. И лет в 11–12 я, помню, с ним мысленно разговаривал, пытаясь ему как-то объяснить, что он ошибся и повел страну неправильным курсом.

Такой, получается, советский вариант «Кролика Джоджо»: Ленин как воображаемый друг.

Похоже. Только Ленин мне ничего не отвечал.

Когда вам пришла идея снимать памятники Ленину по всей стране, вы сразу решили, что у фильма будет календарный цикл, такой бесконечный хоровод, похожий на данс макабр?

Два раза в год по красным дням календаря возле главного в городе памятника Ленину проходил важнейший для советской политической системы ритуал самопрезентации власти, призванный подтвердить ее легитимность. Начальство, стоявшее на трибуне, и народные массы, проходившие мимо с флагами и транспарантами, демонстрировали единство, скрепленное авторитетом основателя советского государства. Но помимо главного, «кафедрального» памятника были памятники и «местночтимые», которые были покровителями конкретных учреждений — завода, школы, детского сада. У каждого был свой Ленин, возле которого также проводились обряды, только более скромные: пионерская линейка, собрание коллектива, заводской митинг. И обязательно в апреле, перед днем рождения Ленина, по всей стране проходил ленинский субботник — памятники мыли, красили, убирали собравшийся за зиму мусор. У монументальной ленинианы был свой круглогодичный цикл, элементы которого можно застать и сейчас. Что, собственно, мы и сделали.

Большим ли был ресерч и много ли памятников и праздников не вошли в финальный монтаж?

Настолько большим, что в какой-то момент я понял: в одну картину все, что мы насняли, не впихнешь. В следующем году я хочу выпустить второй фильм про памятники Ленину под названием «Лениниана». Но если «Вечно живой» — это документальная лента, снятая репортажной камерой, то «Лениниана» будет научно-популярной. В ней будет подробно исследоваться типология памятников, их социальные и идеологические функции, объясняться, как и почему они появились. Потому что корни-то у всего этого дела дореволюционные, как, впрочем, и во многих других мероприятиях советской власти. Массовое строительство памятников в России началось в 1911-м, в канун празднования 50-летия освобождения крестьян. Литейные фабрики, производившие памятники, разработали несколько версий типового тиражного монумента Царя-освободителя. Самый дорогой типовой памятник из бронзы на гранитном постаменте стоил 12 000 рублей, а самый дешевый, отделанный под бронзу цинковый бюст на цинковом постаменте — 150. Деньги доступные для самых бедных земств и крестьянских общин. Таким образом изваяния Александра II появились даже в самых глухих губерниях, где отродясь никаких памятников не было. Все это подготовило почву для реализации ленинского плана монументальной пропаганды. Но, конечно, большевицкая пропаганда пошла намного дальше царской. И по количеству памятников, и по плотности работы с общественным сознанием. Каждый значимый памятник Ленину обрастал огромным количеством копий: выпускались значки, медали, открытки, марки, календарики, сувенирка и просто маленькие скульптурные копии. Тиражи этого «мерча» зачастую исчислялись миллионами! И вся эта «настольная лениниана» было глубоко укоренена в быт. К примеру, настольные скульптурки Ленина считались лучшим подарком в официальных взаимоотношениях. Коммунисты Львовской области дарили такую фигурку коммунистам Ростовской. Труженицы Ингодинского района — женщинам Агинского округа. Лекторы Сумской области — лекторам Курщины. Рабочие завода Ильича — делегации колхозников Горьковской области. Бюст Ленина вручался победителю соцсоревнования, ветерану, уходящему на заслуженный отдых, любимому учителю. Самое поразительное — эти подарки были не только официальными, но и личными, семейными. Вот фарфоровая фигурка маленького Ленина из моей небольшой коллекции, собранной во время съемок. На книжке, которую читает Ленин, надпись: «Дорогому Роме от мамочки». Вот бюстик Ленина из силумина с родительским пожеланием: «Живи идеями Его и папы с мамой будь достойна!» Бюст, между прочим, подарен не в 1924-м, а в 1974 году! Еще одна дарственная надпись из 1970-х: «Ване в день рождения от жены». Я иногда пытаюсь представить себе этого Ваню и его реакцию на такой подарок. «Ой, спасибо, дорогая Зина, я всю жизнь об этом мечтал!» Или: «Дура! Ты бы мне лучше лишнюю пару носков купила». Советский человек — великая загадка, которую давно изучают, но дна до сих пор не видно, это что-то уходящее в бездну. И одновременно присутствующее здесь среди нас.

Как связаны памятники Ленину с тем, что происходит вокруг них сейчас? Формируют ли они окружающее пространство до сих пор, возвращая нас все туда же, и туда же, и туда же?

В советское время они, безусловно, формировали пространство вокруг себя. Уже в 1924-м была издана брошюра, в которой были даны четкие рекомендации о том, где следует устанавливать памятники. Согласно этой методичке, Ленина нужно ставить в местах, «наименее противоречащих своим видом идеям ленинизма». Таковыми считались фабричные постройки, а также «новые, величавые по архитектуре здания коммунальных учреждений». Если «величавых зданий» и фабрик в городе не было, фоном для памятника Ленину мог служить сад. Но не старый, дореволюционный, а непременно заново разбитый, пролетарский. Взору каменного Ильича необходимо было предъявить то, как выполняются его заветы: улучшается быт рабочих, ведется коммунистическое воспитание подрастающего поколения, разворачивается социалистическое соревнование. В свою очередь, Ленин самим фактом своего присутствия свидетельствовал о том, что данное место более, чем все прочие, приближается к светлому будущему. Памятник Ленину существовал в тесном симбиозе с окружающим его пространством. По мере сил власти это пространство украшали. Вокруг памятников разбивали цветники и клумбы, расставляли флаги и высаживали голубые ели. В лучшие годы территории, прилегающие к памятникам Ленину, отличались особой ухоженностью и благолепием. По сути дела, это были своего рода временные порталы, которые вели людей в коммунистическое завтра. Рядом могла быть какая-то дикая грязь, разруха, бараки, а вокруг памятника вождю создавался такой островок светлого будущего. Идея фильма «Вечно живой» как раз и была в том, чтобы посмотреть, что с этими островками стало сейчас. И что Ленин видит, когда обозревает текущую вокруг него жизнь.

И что же он видит?

Глобально — ничего нового. Понятно, что, с одной стороны, наша жизнь за столетие, которое прошло со дня его смерти, невероятным образом поменялась. А с другой стороны, очень многое осталось точно таким же. Тут, наверное, уместно будет повторить избитую фразу Столыпина о том, что в России за 10 лет может поменяться все, а за 200 лет — ничего.

В вашем фильме звучит вопрос: «Надо ли сносить памятники Ленину?» Как вы сами считаете — надо ли?

Это сложный вопрос. Существует искусствоведческая точка зрения: лучшие образцы ленинианы нужно сохранить — это памятники культуры и искусства, а тиражную, массовую продукцию — убрать. Но вот конкретный пример: в Московской области сохранилось 10 копий памятника Ленину работы Дмитрия Шварца. Одна в Красногорске, другая в Ивантеевке, третья копия в Королеве, четвертая в Москве, на заводе «Борец», и т. д. Какие из них следует снести, какие оставить? На мой взгляд, ответ очевиден: полноценным памятником культуры может считаться памятник в адекватном культурно-историческом ландшафте. К сожалению, эти ландшафты исчезают быстрее, чем сами памятники. Ленин на территории Московского компрессорного завода «Борец» был установлен еще до войны. Он «видел», как завод рос, модернизировался — и вот теперь стал свидетелем его бесславного конца. Сейчас здесь ведется строительство элитного жилого комплекса. Даже если строители пощадят Ленина, участь его незавидна. До конца отпущенных ему дней Ильичу придется любоваться буржуазными апартаментами, выросшими на месте старой пролетарской цитадели. Так постепенно современный город Ленина съедает. А вместе с монументальной ленинианой уходит целый пласт национальной культуры. Или, если угодно, национального варварства. Форсировать этот процесс, мне кажется, было бы неверным с точки зрения нашей исторической памяти. Было же? — Было. Это не вычеркнешь.

Почему-то кажется, что, когда вы задумывали и снимали «Вечно живой», тема сноса памятников не была такой острой, как сейчас.

Дело в том, что к памятникам Ленину в России и в мире относятся очень по-разному. В России отношение к фигуре Ленина достаточно амбивалентное, потому что с точки зрения современной идеологии у него двойственная роль. С одной стороны, Ленин — революционер и разрушитель Российской империи, что, конечно, очень-очень плохо. А с другой стороны, он основатель Советского Союза, а значит, и современной России. Поэтому приходится отдавать дань его памяти. То и дело возникают дискуссии о выносе его тела из Мавзолея, но дальше разговоров дело не заходит. Ленина не трогают. При этом происходит естественная убыль памятников. Где-то люди позарились на бронзу, ночью свинтили и утилизировали памятник вождю. Где-то городские власти сочли, что у них есть более актуальные кандидаты и вместо Ленина поставили на центральной площади, например, князя Владимира или еще какого-нибудь князя, а самого Ленина переместили куда-то подальше, в кусты. Но, несмотря на эти потери и переносы, Ленин в России сохранился. А если мы посмотрим на бывшие союзные республики, то, например, в Украине он снесен под корень, как и в Грузии, и в Армении. В Латвии, Литве и Эстонии открыли «парки тоталитарного периода», куда свезли часть памятников, тем самым их музеефицировав, но из городского пространства убрали. А в Кыргызстане и Беларуси все стоит на своих местах. За границей Ленин парадоксальным образом до сих пор является символом российского влияния и советского колониализма.

Кажется, что за время производства фильма «Вечно живой» можно было придумать и снять сиквел — только о вновь установленных памятниках Сталину, которых в России уже больше ста.

Честно говоря, мне кажется, на эту тему много чего снято еще в годы перестройки. А с точки зрения монументальной пропаганды лениниана интереснее хотя бы потому, что охватывает семь десятилетий, в ходе которых образ Ленина определенным образом эволюционировал, все более отдаляясь от эталона, лежащего в Мавзолее. На первых памятниках, которые делались по свежим следам, он низкорослый, с большой головой, и некоторые работы Матвея Харламова сегодня кажутся злой карикатурой. Зато к концу 1960-х Ленин заметно подрос и физически окреп. Лев Кербель, к примеру, изваял Ленина-богатыря с могучим торсом и шеей тяжеловеса, а Михаил Аникушин — тонконогого попрыгунчика, который мог бы выступать в балете Кировского театра. Этот пританцовывающий Ленин до сих пор стоит на Московской площади в Петербурге.

Одну из центральных идей «Вечно живого» формулирует скульптор Анатолий Бичуков, в чьей мастерской начинается и заканчивается фильм. На вопрос о том, когда легче было работать — сейчас или в советское время, он удивленно спрашивает: «А сейчас что, не советское время?» Что это такое — «советское время» и действительно ли мы на него обречены?

Сейчас, конечно, не в буквальном смысле советское время, и те, кто в советское время жил, это различие очень даже чувствуют. Но, действительно, многие черты, характерные для советской эпохи, сегодня оживают. Была такая песня: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». Вот и сегодня я чувствую сгустившуюся в обществе атмосферу комсомольских собраний и очень живо вспоминаю коллизии, которые со мной приключались в 70-е — начале 80-х годов. Вижу, как они воспроизводятся в современности — может быть, не дословно, но, что называется, близко к тексту. Впрочем, если всерьез углубиться в этот вопрос, то мы обнаружим, что в основе нынешнего ренессанса «советскости» лежит определенный тип консервативного мышления, который выходит далеко за рамки советского периода нашей истории. Гоголя почитайте, камон,— все то же самое.

Судя по вашей фильмографии, вас интересуют «вечные темы», но я бы особенно выделил три топика — армия, водка и Ленин. Такое ощущение, что вы все время разбираетесь с пространством, в котором ничего не меняется.

Пространство для меня — очень важная категория. Я часто представляю пространство фильма как череду локаций, границы между которыми пересекает герой. В общем, здесь ничего оригинального, все по Лотману, но для меня это стало рабочим инструментом: придумывая фильм, я беру бумажку и начинаю рисовать какие-то круги, соседствующие друг с другом, иногда вставленные один в другой. Если говорить, например, про фильм «ДМБ-91», то там важное значение имеет граница между гражданкой и армией, и мы подробно показали, как гражданский человек, пересекая эту границу, проходит ряд ритуалов, превращающих его в военного. Вообще, пространство для нашей страны — очень важная категория. Внешне оно постоянно трансформируется, но в своей глубинной сути остается неизменным.

Насколько труднее сегодня работать молодым людям в документальном кино, в условиях негласного запрета на реальность, когда слишком многое нельзя не только показывать, но даже и снимать?

Да, это непросто. Но сегодня для того, чтобы быть режиссером, не обязательно работать на государственной киностудии. Можно просто взять фотоаппарат и снять свое кино. Возможно, его нельзя будет показать в кинотеатре. Но и у кинотеатра сегодня есть всем известная альтернатива. Я вспоминаю ВГИК, когда у меня была, конечно, дикая эйфория от того, что можно получить на учебной киностудии камеру, пленку и что-то снять. И, хотя я постоянно общаюсь со студентами, я не очень понимаю, испытывают ли такой же кайф сегодняшние молодые люди. Вообще, это какое-то другое поколение, и тот же фильм про памятники Ленину они явно понимают как-то по-своему, иначе.

При этом они живут в пространстве, сформированном этими самыми памятниками.

Но они этого не замечают и не осознают. Ну стоит памятник и стоит. Они же не прошли через ленинские уроки, не учили стишок «Когда был Ленин маленький», не читали в младших классах рассказы о Ленине.

Но если ты не понимаешь кодов, это же не значит, что они не работают?

Если не понимаешь код, то он и не работает. Мы же не случайно закончили фильм на этом мальчике из хутора Беляев, который пытается рассказать нам о Ленине. Он каждый день мимо Ленина проходит, так как памятник установлен в школьном дворе, и он специально готовился, чтобы сняться в фильме, но совершенно понятно, что все, что он зазубрил, мгновенно вылетит из его головы. Потому что для него Ленин уже не является хоть сколько-нибудь значимой фигурой. Он больше не входит в систему социальных ритуалов. Ленин — это пустое место вместо живого мифа. Это зияние.

Но если посмотреть, к примеру, фильм «Живой» Константина Селина — там есть эпизод экскурсии по экспозиции, посвященной Второй мировой войне, где младшеклассники жадно впитывают то, что им говорит экскурсовод, и эмоции у них наверняка сравнимы с теми, которые были у вас, когда вам повязали галстук на Красной площади.

Да, поскольку там речь идет о центральном и активно действующем мифе, на котором основаны идеология и, как любят сейчас говорить рекламщики, айдентика современного российского государства. Ленин в эту айдентику не входит. Он где-то очень сбоку, и в канун нашего главного праздника Мавзолей закрывается фанерными щитами, на которых написано «День Победы». Все, что связано с Великой Отечественной войной, с первого класса вкладывается в голову, и поэтому — да, это сильно воздействует на детей. Ленин же просто выпал из этой обоймы — и в этом вся разница.

---

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram