В Казани журналистов ждала неожиданность: Владимир Путин высказывался на пределе откровенности

Пресс-конференция Владимира Путина могла стать одной из многих себе подобных, но не стала, и специальный корреспондент «Ъ» Андрей Колесников хочет разобраться, как так вышло, что некоторые свои тайные мотивы, касающиеся ситуации на Украине, российский президент решил изложить именно в Казани.

Эту пресс-конференцию в пресс-центре начали ждать с трех часов дня (надо ли говорить, что началась она в седьмом часу вечера). Все было вообще-то объяснимо: до этого один за другим за круглым столом выступали лидеры стран на пленарном заседании, которое плавно перешло в обед, но выступления глав государств, что тут скажешь, не прекратились, а продолжились с новой силой. Тем более что спешить на обед уже никакого смысла не было — он и так был разгаре.

У горловины, которая вела в зал, опознанный журналистами как именно тот, что пресс-служба и протокол президента выбрали для пресс-конференции на бескрайних просторах казанского «Экспо», скопилось человек 400, не меньше. Наплыв спровоцировали несколько фотокорреспондентов, которые не получили пуловые карточки для прохода на мероприятие и решили стоять если не до конца, то с самого начала.

К ним примкнули нервные западные корреспонденты, у которых тоже не было пуловых карточек. Недружественная психика их и так была изломана изнурительным трехлетним ожиданием встречи с российским президентом.

Нечего говорить о журналистах Татарстана: им только намекни, что есть шанс, и они начнут занимать очередь, забыв поинтересоваться, что дают.

А уж остальные, в том числе и те, у кого на груди уже хранились пуловые карточки, конечно, примкнули тоже и замкнули, ибо случиться, если бы они не пошли, могло всякое, в том числе и то, о чем пришлось бы жалеть, если бы не увидели. Драка, например, какая-нибудь по мотивам мучительного ожидания.

Что ж, те, кому посчастливилось через несколько часов и в самом деле оказаться в полутемном зале, сквозь его знакомую по Центру международной торговли фосфоресцирующую синеву декора смогли убедиться в том, что тут все уж очень похоже на декабрьскую мегапресс-конференцию, о которой те, кто на ней однажды был, начинают снова грезить ровно в тот момент, когда она закончилась.

Такие же кресла, как в том декабре (и в этом тоже), те же секторы, на которые разбит зал, да и журналисты те же. Я подумал, что еще и немного — появятся плакаты, без которых не обходится ни одна декабрьская пресс-конференция («ЖКХ», «Пенсии», «Мед», «Зубы», «Питер» — и что там еще бывает написано), прежде чем увидел в руках соседа во втором ряду плакат-предупреждение «Татары». Я не знал, как к этому относиться и что делать-то теперь, но юноша объяснил, что написал это просто для привлечения внимания. Мне, правда, казалось, что для отвлечения.

Здесь были уже и достопримечательности: вдоль первого ряда прогуливался странный человек с бородой в плаще до пят и в широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Мне объяснили, что это английский журналист, который жаждет крови. Да, было похоже.

А где-то сзади разместился дедушка в такой высокой трапециевидной белой шапке, что ему, конечно, лучше было бы отправиться не на предпоследний ряд, где он занял позицию, а на последний, где он никому из коллег, может, и не затмил бы обзор, а вернее, образ, которого все ждали уже не первый час.

Пробило шесть вечера, на «Первом канале» пошли новости, и корреспондент канала Константин Панюшкин пытался заговаривать с залом (а точнее, заговаривать зал), ибо надо же было из чего-то делать сюжет в прямом эфире (а на Владимира Путина так и не было надежды) и при этом постараться сделать невозможное, чтобы попытка не выглядела жалкой.

Через несколько минут на столе, где должен был сидеть президент, вдруг зажегся красный сигнал микрофона, и еще один журналист «Первого канала», Антон Верницкий, который обратил на это внимание, предположил, что ведь это может означать непредвиденное с самого начала: сейчас начнется.

И правда началось: надо же, вошел Владимир Путин.

Он несколько минут рассказывал об оглушительном успехе саммита (а разве могло быть иначе?) и наконец остановился на том, что интересовало больше всего не только журналистов, но и его самого.

— Все настроены на то, чтобы конфликт на Украине закончился как можно быстрее и желательно мирными средствами,— рассказал президент.

И всем было ясно, что это не последний вопрос насчет Украины.

На этой пресс-конференции, в отличие от других, исстрадавшихся иностранных корреспондентов стали баловать вниманием (один из них, Стив Розенберг, рассказывал мне перед началом мероприятия, что уже три года ему не удается побывать на мероприятиях Владимира Путина и что вот здесь, кажется, можно и правда наконец попытаться).

Так, в самом начале Дмитрий Песков дал слово корреспонденту NBC News Киру Симмонсу. Оно того стоило:

— Господин президент, спутниковые снимки говорят о том, что в России находятся северокорейские войска! — многообещающе начал тот.— Что они здесь делают и разве это не является серьезной эскалацией войны на Украине?

Кир Симмонс не закончил:

— Господин президент, также осталось несколько недель до выборов в США. Россию вновь обвиняют во вмешательстве, говорят о том, что у вас были частные разговоры с бывшим президентом Трампом. Были ли у вас разговоры с ним и о чем вы говорили?

— Снимки — вещь серьезная,— кивнул российский президент.— Если есть снимки, значит, они что-то отражают.

Ответ был такой, что не придерешься. То есть российский президент не собирался отрицать, что в Россию переброшены северокорейские войска. Но и подтверждать — тоже.

Возможно, разъяснения могли последовать дальше. А может быть, Владимир Путин и не намерен был развивать свою, а вернее, чужую мысль. Может, его устраивало, что западный мир теперь будет думать, что войска и правда есть, и даже, почему бы нет, паниковать в связи с этим.

Не исключено, он хотел пошатнуть боевой дух украинцев одним только предположением (причем не своим, а Кира Симмонса), что северокорейские воины уже готовы к бою.

Много чего можно было предположить.

— Хочу обратить ваше внимание на то, что не действия России привели к эскалации на Украине, а госпереворот 2014 года, поддержанный прежде всего Соединенными Штатами. Было даже публично объявлено, сколько денег тогдашняя администрация США истратила на подготовку и организацию этого госпереворота. Разве это не путь к эскалации? — продолжил российский президент.

За возможность выслушать ответ про северокорейских солдат американскому журналисту приходилось платить преувеличенным вниманием к рассказам Владимира Путина про все остальное.

— А затем нас в течение восьми лет обманывали, когда говорили о том, что все хотят разрешить конфликт на Украине мирными средствами, путем Минских соглашений! — продолжал президент России.— Позднее, и вы наверняка тоже это слышали, ряд лидеров государств Европы прямо сказали, что они нас обманывали, потому что использовали это время для того, чтобы вооружить украинскую армию. Разве это не так? Это так!

Постепенно Владимир Путин распалялся, и ему, кажется, самому становилось наконец интересно:

— Дальнейшие шаги к эскалации заключались в том, что западные страны начали активно вооружать киевский режим,— сказал он.— До чего дело дошло? До прямого участия военнослужащих армий стран НАТО в этом конфликте. Потому что мы знаем, что и как делается при запуске беспилотных морских аппаратов в Черном море. Знаем, кто там присутствует, из каких европейских стран НАТО и как они осуществляют эту работу!

Раньше он именно этого в таких доходчивых выражениях про морские аппараты не говорил.

— То же самое касается инструкторов-военнослужащих — не наемников, а военнослужащих,— добавил господин Путин.— То же самое касается использования высокоточного оружия современного, в том числе таких ракет, как ATACMS, Storm Shadow и так далее! Украинские военнослужащие не могут этого делать без космической разведки, целеуказаний и программного обеспечения западного производства — и только при прямом участии офицеров стран НАТО!

Тут он неожиданно, когда все уж забыли, с чего начали, вернулся к отношениям России и КНДР:

— Как вы знаете, сегодня, по-моему, только ратифицирован наш Договор о стратегическом партнерстве. Там есть статья №4, и мы нисколько никогда не сомневались, что северокорейское руководство относится к нашим договоренностям серьезно. Но что и как мы будем делать, это уже наше дело, в рамках этой статьи. Сначала нужно провести соответствующие переговоры по поводу имплементации статьи №4 этого договора, но мы в контакте с нашими северокорейскими друзьями и посмотрим, как будет развиваться этот процесс.

Ситуация запутывалась еще больше. До имплементации статьи №4, которая допускает использование армии партнера в своих, так сказать, целях, заводиться и правда никто не должен. А снимки?.. А что снимки?.. Можно допустить еще что-нибудь маловероятное или вообще все.

Какой витиеватый ответ мы получали! Просто образец дипломатических усилий на высоком художественном уровне.

— Во всяком случае,— говорил президент,— российская армия действует уверенно на всех направлениях, тоже хорошо известно, никто этого не отрицает, движется вперед на всех участках линии боевого соприкосновения. Активно работает и на Курском направлении: часть подразделений украинской армии, вторгшихся в Курскую область, блокирована, окружена, это примерно около двух тысяч человек.

Это была еще одна новая информация.

— Предпринимаются попытки разблокировать эту группировку извне, прорваться изнутри — пока безуспешно. Российская армия приступила к ликвидации этой группировки,— добавил президент, и, кажется, без сожаления.

С ответом на вопрос про кандидата на пост президента США Дональда Трампа было проще:

— Что касается контактов с господином Трампом, это вещь, которая постоянно муссируется уже на протяжении не одного года. Когда-то обвиняли нас и самого Трампа в том, что он связан как-то с Россией. Потом в результате расследования в самих Соединенных Штатах все пришли к выводу, в том числе и в Конгрессе, по-моему, что это полная чушь, что ничего подобного никогда не было. Не было раньше — этого нет и сейчас.

Отвечая на вопрос, правда ли, что господин Трамп в одном из телефонных разговоров с президентом России угрожал ударом по центру Москвы (об этом рассказал господин Трамп), Владимир Путин задался встречным вопросом:

— Можно ли угрожать? Угрожать можно кому угодно. России угрожать бессмысленно, потому что нас это только взбадривает (Владимир Путин и сейчас бодрился.— А. К.). Но я такого разговора с господином Трампом не припомню.

До сих пор Владимир Путин помнил все. А если не помнил, значит, этого не было. А теперь он просто не помнил.

— Сейчас очень острая фаза предвыборной борьбы в Соединенных Штатах, и я предлагаю по-серьезному к заявлениям подобного рода не относиться,— предложил он.— Но то, о чем говорил господин Трамп совсем недавно, и то, что я слышал,— он говорил о стремлении сделать все для того, чтобы закончить конфликт на Украине... Мне кажется, что он говорит это искренне.

Владимир Путин то есть предлагал сделать то, в чем сам, по его словам, многократно разочаровался: в очередной раз поверить американским коллегам. Все-таки проверенный русский характер выше всех этих разочарований.

И опять Дмитрий Песков, словно пользуясь возможностью, предоставленной аккредитацией недружественным журналистам на саммите БРИКС, давал им слово.

— Я прочитал итоговую декларацию БРИКС,— издалека начал как раз тот самый Стив Розенберг, корреспондент BBC News,— и там говорится о необходимости глобальной и региональной стабильности, безопасности и справедливого мира. В общем-то девиз российского председательства в БРИКС включает такие понятия, по-моему, справедливости и безопасности.

Господин Розенберг, кажется, не верил, что он все это говорит, и продолжал:

— Но как все это соотносится с вашими действиями в последние два с половиной года, со вторжением российских войск в Украину? Где справедливость, стабильность и безопасность, в том числе безопасность России? Потому что до начала СВО не было ни атак дронов по российской территории, ни обстрелов российских городов, ни иностранных войск, оккупирующих российскую территорию — этого не было! И последнее: как это все соотносится с недавним заявлением британской разведки о том, что Россия поставила перед собой цель сеять хаос на улицах Британии и Европы поджогами, диверсиями и так далее? Где стабильность?!

— Вы сказали про удары дронов и так далее. Да, этого не было, но была гораздо худшая ситуация. Ситуация заключалась в том, что нам на наши постоянные и настойчивые предложения наладить контакты и отношения со странами западного мира все время указывали на свое место. Я могу вам совершенно определенно это сказать. Так вроде все ласково, но в принципе нам всегда показывали свое место!

Ого, оказывается, Владимир Путин собрался ответить откровенно.

— И это место в конечном счете привело бы к скатыванию России в разряд второстепенных государств, которые выполняют исключительно функцию сырьевых придатков с потерей в известной степени и в большом объеме суверенитета страны. А Россия в таком качестве не только развиваться — она существовать не может! Россия не может существовать, если она теряет свой суверенитет!

Да, это было именно то, что Владимир Путин думает. Более того, полагаю, это была самая суть его размышлений, подтолкнувших к известным поступкам. И то, что он так запросто делился ею на рядовой на самом-то деле встрече с журналистами, было даже удивительно.

Но он собирался еще что-то сказать.

— Теперь по поводу справедливости в области развития и безопасности...— произнес президент России.— Что такое справедливость в области развития? Смотрите, совсем недавние события — в период пандемии коронавирусной инфекции. Что происходило в это время?.. В это время в Соединенных Штатах провели эмиссию где-то примерно на шесть триллионов долларов, а в еврозоне провели эмиссию где-то на три триллиона долларов, три с небольшим! И все эти средства выбросили на мировой рынок, скупая все подряд, прежде всего продовольствие, и не только: и медицинские препараты, и вакцины, которые сейчас в массовом масштабе уничтожают, потому что срок годности уже у них закончился. Выбросили это все — и пошла продовольственная инфляция, пошла инфляция в целом по миру!

Впрочем, именно это Владимир Путин уже рассказывал журналистам. Возможно, не так вдохновенно.

— Что сделали ведущие экономики мира? — продолжал он.— Они злоупотребили своим эксклюзивным положением в мировых финансах — и доллара, и евро! Напечатали и смели, как пылесосом, с рынка самые необходимые товары! Они потребляют больше... Вы потребляете больше, чем производите и зарабатываете! Разве это справедливо? Мы полагаем, что нет, и хотим изменить эту ситуацию! Этим и занимаемся в БРИКС.

Если даже предположить, что Владимир Путин не знал вопроса, то он уж точно готовился к ответу.

— Теперь по поводу безопасности в целом,— говорил он.— Что касается безопасности России, я уже сказал. Я понимаю, о чем вы говорите. Но разве справедливо с точки зрения безопасности годами игнорировать наши постоянные обращения к партнерам не расширять НАТО на Восток? Разве справедливо врать нам в лицо, обещая, что такого расширения не будет, и, нарушая взятые на себя обязательства, делать это?! Разве справедливо забраться к нам вот в «подбрюшье» совсем, скажем, в ту же Украину, и начать там строить... не готовиться, а именно уже строить... военные базы?! Разве это справедливо?! А разве справедливо нарушать взятые на себя обязательства в рамках ОБСЕ, когда все страны Запада подписали бумагу, согласно которой не может быть безопасности одной стороны при нарушении безопасности другой?! — Владимир Путин давно так увлеченно ни с кем не разговаривал (или он считал, что должен так разговаривать.— А. К.).— Мы же говорили: не надо этого делать, это нарушает нашу безопасность — расширение НАТО! Нет, все равно делали. Разве это справедливо? Никакой справедливости здесь нет, и мы хотим поменять эту ситуацию, и мы добьемся этого!

— И по поводу утверждения британской разведки, что Россия сеет хаос на улицах Британии...— рискнул повторить британский журналист.

— Спасибо вам за то, что вы напомнили мне про эту часть! — воскликнул Владимир Путин.— Ну это полная чушь! Понимаете, то, что происходит на улицах некоторых европейских городов,— это результат внутренней политики этих государств. Но мы же с вами знаем, я уже об этом сказал: на грани рецессии балансирует европейская экономика, а ведущие экономики еврозоны, они в рецессии фактически. Если и будет какой-то небольшой рост — 0,5% — это за счет юга, где такого серьезного производства нет, это за счет недвижимости, туристической отрасли и так далее. Но разве мы в этом виноваты? Мы-то здесь при чем?!

— Я Турсунбек Акун, приехал из Кыргызстана, председатель правозащитной организации Кыргызстана, координатор Конгресса по правам человека в Центральной Азии. Представляю не только Кыргызстан, но и общественность стран Центральной Азии! — выговорился тот самый человек в высокой белой трапециевидной шапке.

Предчувствие у меня было плохое.

— Соединенные Штаты Америки и Запад настроены в очередной раз очернить вас,— продолжил он,— что президент России Путин отказывается от переговоров! Вы перед швейцарским саммитом Зеленского объявили свои требования, свои условия, но они не согласились. Ваши требования остались в такой прежней форме? Вы же, по-моему, не отказывались от переговоров?

Но он не был, конечно, уверен.

— Недавно турецкая сторона, помощник господина Эрдогана, прямо из Нью-Йорка позвонил и сказал, что есть новые предложения, которые просят рассмотреть, по переговорам,— Владимир Путин продолжал быть откровенным.

Или теперь уже так только казалось.

— Я согласился, сказал: хорошо, мы согласны,— и сейчас кивнул господин Путин.— На следующий день глава киевского режима вдруг заявил, что никаких переговоров они вести с нами не собираются. Мы туркам сказали: ребята, спасибо вам, конечно, за ваше участие, но вы сначала разберитесь со своими клиентами тогда — хотят они или не хотят, пусть скажут прямо об этом! Насколько известно, там в парламенте опять прозвучало не предложение о мире, а прозвучал какой-то очередной план, «план победы». Ну хорошо...

Прозвучало даже угрожающе. Таких интонаций до сих пор тоже не было.

— Что касается победы: в прошлом году при попытках проведения так называемых контрнаступательных операций потери, по-моему, составили где-то 16 тысяч человек — это санитарные и безвозвратные,— считал президент.— Теперь только за последний месяц с небольшим на Курском направлении, по-моему, там уже 26 тысяч потерь... 26 тысяч, тоже санитарные и безвозвратные. И техники в прошлом году во время контрнаступления потеряли, по-моему, боюсь соврать (а бояться не стоило.— А. К.), что-то 18 тысяч, что ли, техники. Сейчас больше почти на тысячу. Правда, танков потеряли меньше почти на сотню. Но, мне кажется, просто их применяли меньше, потому что просто меньше их стало в украинской армии.

Да, что-то уже многовато информации свалилось в этот день на наши бедные головы.

Пришла и моя очередь:
— Скажите,— спросил я Владимира Путина,— на что вы готовы пойти, чтобы закончить войну на Украине? И на что не готовы?

Если это был день откровенных ответов, то должен был наступить и день откровенных вопросов. А то уже близилась ночь.

— Мы готовы рассматривать любые варианты мирных договоренностей, исходя из реалий, которые складываются на земле,— сказал он.— И не готов ни на что другое.

То есть все будет определять ход военных действий. Цинично. И при этом, ну что же, честно.

В конце, говоря о том, на что не готов, Владимир Путин вдруг ответил от себя и за себя лично. С такой переговорной позицией трудно искать компромиссы, а переговоры разве не из них состоят?

Но это снова был честный ответ. Нельзя было не признать.

Но и признать тоже.