«Лихие»: очередные экранные 1990-е

На платформе Okko вышли «Лихие» Юрия Быкова и Олега Маловичко, еще один эпос, живописующий 1990-е и до совершенной черноты сгущающий краски. Однако что-то подсказывает, что это не просто кино о разборках в постсоветском Хабаровске и мрачной работе киллера ради выживания семьи, а куда более общее высказывание — о стереотипах мужского мифа и проблемах патриархального воспитания.

Текст: Василий Степанов

В довольно мрачной, но и довольно благополучной современной Москве неизвестный (Евгений Ткачук) похищает мальчишку с ингалятором. Просто запихивает в машину средь бела дня, связывает, заклеивает рот скотчем и смотрит со значением, а режиссер, ничего толком не объясняя (потом все свяжется), спешит куда подальше — в Хабаровский край образца 1991 года, где под «Рабыню Изауру» в телевизоре тоскует егерь Паша (Артем Быстров). Лихой мужик (и фамилия у него соответствующая — Лиховцев), такой и с медведем в тайге легко справится, а вот в мире нарождающегося капитализма ему все-таки трудновато. Пасекой, коровой и огородом жить нелегко. И пока вся страна по выходным вкалывает на шести сотках, Лиховцев с женой Леной и двумя сыновьями, Женей и Васей, движется в другом направлении — искать счастья в большой город.

Вот только перспективы, будоражившие при взгляде из деревни, при ближайшем рассмотрении оказываются куда как скромнее, если не сказать страшнее. Деревенский сосед Юра по кличке Краб (Александр Голубев), подвизавшийся в местной бригаде, сперва предлагает Паше место водилы с мутными перспективами. Однако на первых же разборках что-то идет не так — и образуется пространство для карьерного рывка. Бандиты втягивают умелого охотника в свои кровавые дела, Паша довольно стремительно становится наемным убийцей, эффективно решающим наболевшие вопросы самым радикальным способом. Когда одной лихости и умения нажимать на курок не хватает, ему помогает старший сын Женя, чувствительный парнишка, с которым отец нехотя делится охотничьим и жизненным опытом, сформулированным в серии лаконичных афоризмов типа «Первого завалишь — страх пройдет». А то, что Жене мерещатся мертвецы,— это ничего, тоже пройдет, когда повзрослеет.

Модус разговоров, которые ведет суровый отец-убийца со своим сыном в «Лихих», в известной степени похож на то, как отечественное массовое кино ведет сегодня диалог со своим несмышленым зрителем. Обращение это очень назидательное, манипулятивное и контрпродуктивное, не внушающее особых надежд на общее будущее. Сюсюканье и подзатыльники. Зритель пока еще не ропщет, но, кажется, скоро уже подрастет и осознает, что отечественные киноваленки 2020-х были по большому счету двух видов: во-первых, сказка, конфетно-билибинская, вырвиглаз, радость с риском диабета, а во-вторых, кино про 1990-е тоже в целом сказка, но мрачная, с особой цветовой и драматургической динамикой, послание для тех, кого не устраивает здесь и сейчас: дескать, хватит ныть, деды выживали и вам завещали.

Произведения и того и другого поджанра схожи. По структуре это сборники тегов и легко считываемых сюжетных коленец, бинго, которое должен собрать уважающий себя автор. С данной производственной задачей «Лихие» справляются уверенно. Калаши, неглубокие могилы, дискотеки с тяжкими телесными, скрип кожаного салона полноприводного автомобиля, загаженный подъезд с киллером — всего этого в сериале с избытком, а ряду эпизодов действительно повезло с мускулистой режиссурой. Видно, что все старались. Особенно легко это заметить там, где авторы смакуют тупоголовое насилие. Но все-таки чего-то не хватает. И весьма солидно сделанные «Лихие» (очень прилежная работа художников и реквизиторов, благодаря которой узнается предметный мир ушедшей эпохи) ничем особенным не выделяются среди множества других экранных версий переломного времени. Не выходят за рамки уже спетого назначенной «иноагентом» и объявленной в розыск певицы Монеточки: «В девяностые убивали людей и все бегали абсолютно голые». По крайней мере, если судить по первым четырем сериям.

Из новаций «Лихих» стоит отметить разве что какую-то особую брутальность интонации. Чувствуется в происходящем что-то архаично-мужское, плохо формулируемое, косноязычное. Женщины — матери и возлюбленные — здесь на задворках сюжета, а герои-мужчины все как один инвалиды перемен, не способные толком сформулировать мотивы для тех адских деяний, на которые они идут. Перейти с пчеловодства на человекоубийство, чтобы купить учебники детям и бензин для уазика, каково? Звучит, мягко говоря, неубедительно. Возможно, дело в том, что собственно политические и социальные версии столь ярко предъявляемой зрителю катастрофы 1990-х не особенно интересуют авторов — сценариста Олега Маловичко и режиссера Юрия Быкова. Возможно, они пытаются посмотреть на происходящее масштабнее: увидеть не 1990-е, а саму мужскую природу как таковую — не очень гибкую, хрустально опасную, зажатую в тиски стереотипов. Возможно, их интересует мужской миф как таковой, во всей его стоеросовой обреченной предсказуемости, те врожденные одержимости мужчины, которые особенно ярко смотрятся в экстремальных обстоятельствах, «в бою, и бездны мрачной на краю, и в разъяренном океане… и в дуновении Чумы». И конечно, в 1990-х.

Смотреть: Okko, Start

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram