Быстрее, дороже, сильнее
Эксперты рассчитали стоимость создания новых препаратов
В последние годы на вопрос, сколько времени и вложений требует разработка нового оригинального лекарства, фармкомпании давали усредненный ответ: 15 лет и $1 млрд. Однако мир ускоряется, а опыт пандемии показал: время на создание препарата можно сократить в несколько раз. В распоряжении ученых появились ДНК-чипы и биомаркеры, что облегчает подбор молекул-кандидатов. В результате среднее время появления нового лекарства сократилось до семи лет, а стоимость сильно зависит от категории препарата: на вопрос, какова цена появления лекарства, ответили сразу две научные работы.
Цена вопроса
Фармкомпании часто обвиняют в жадности: пользуясь монопольным положением, они устанавливают высокие цены на новые лекарства в погоне за сверхприбылью. В оправдание они приводят главный аргумент: разработка стоит дорого. По их данным, которые приводятся в исследовании, опубликованном в JAMA Network Open, только НИОКР для нового лекарства «съедают» от $314 млн до $4,46 млрд.
Авторы работы, пользуясь открытыми базами данных и рыночной информацией, рассчитали стоимость разработки и вывода на рынок нового препарата в зависимости от категории. Средняя цена создания препарата от молекулы до прилавка, по их данным, составляет $879,3 млн. При этом львиную долю этой суммы (порядка 80%) составляют капитальные затраты и расходы на неудачи. Ученые опровергли данные фармкомпаний о средней цене клинических исследований кандидата на лекарственный препарат (в реальности она оказалась втрое ниже большинства опубликованных оценок — чуть более $117 млн).
Дороже всего оказалось создание анальгетиков и анестетиков (на их разработку тратится в среднем $1,75 млрд). Следующая категория — противоонкологические препараты (цена вопроса — $1,2 млрд). Тройку лидеров замыкают офтальмологические препараты ($1,09 млрд). Далее следуют: лекарства для лечения заболеваний желудочно-кишечного тракта ($963,5 млн), сердечно-сосудистые препараты ($890,3 млн), средства для лечения заболеваний центральной нервной системы ($794,6 млн), лекарства для эндокринной системы ($780 млн), для лечения болезней крови ($720,4 млн), респираторного тракта ($686,4 млн), кожных заболеваний ($683,1 млн), иммуномодуляторы ($605,8 млн), препараты для мочеполовой системы ($394,9 млн) и лекарства против инфекционных болезней ($378,7 млн).
Любопытно, что соотношение расходов на НИОКР к общему объему продаж в целом в фармпромышленности увеличилось с 11,9% до 17,7% с 2008 по 2019 год, а в бигфарме — лишь с 16,6% до 19,3%. По данным исследования, бигфарма почти не наращивает вложений в R&D, но при этом получает прибыль, тогда как маленькие компании стали настоящим локомотивом отрасли. «Последние пять лет демонстрируют особенно разительные расхождения в тенденциях между отраслью в целом и крупными фармацевтическими компаниями. Интенсивность НИОКР оставалась относительно стабильной (даже показала небольшое снижение на 2,2%) среди крупных компаний, несмотря на рост продаж на 27,3% за тот же период. Интересно, что отрасль в целом, которая включает малые и средние компании, испытала снижение реальных продаж на 5,5%, но увеличила интенсивность НИОКР на 34% за тот же пятилетний период. Это дает дополнительные доказательства все более важной роли малых и средних компаний в инновациях: на малые и средние фармацевтические компании пришлось 64% всех одобрений лекарств New Molecular Entity в 2018 году»,— отмечается в работе.
Время — вперед
Авторы публикации в The Lancet Regional Health — Europe предметом исследования сделали уже время создания нового препарата (правда, в расчет принимались лишь лекарственные разработки против инфекций). Данные по времени разработки брались до 2022 года включительно, а затем анализировались. Авторы отметили тенденцию к ускорению клинической разработки препаратов от инфекционных заболеваний. «Глобальные угрозы общественному здравоохранению, такие как лихорадка Эбола и COVID-19, продемонстрировали, что можно ускорить клинические испытания, сохранив при этом безопасность и эффективность»,— отмечается в работе.
Медианное время разработки для 608 инновационных препаратов от начала первого исследования на людях до получения разрешения на продажу составило 7,3 года. Однако наблюдалась значительная вариабельность: самый быстрый проект занял всего 8 месяцев (вакцины против COVID-19 Johnson & Johnson и BioNTech/Pfizer), а самый медленный — 223 месяца (оритаванцин, антибиотик для лечения кожных инфекций). Быстрее всего разрабатывались вакцины и препараты против COVID-19 (в среднем 1,3 года). Следом шли препараты против лихорадки Эбола и вирусных гепатитов (в среднем 5,5 года). Интересно, что существенных различий во времени разработки между вакцинами и препаратами не наблюдалось.
Основным фактором, способствовавшим сокращению сроков разработки, было объявление чрезвычайной ситуации из-за инфекционного заболевания (ускорение в среднем на 5,7 года) и введение механизма ускоренного разрешения на продажу (4 года). Пандемия заставила придумать и другие пути ускорения вывода лекарств. Среди них — показания, нацеленные на узкие группы пациентов с высокими медицинскими потребностями, которым разрешалось использование препаратов уже после второй фазы исследований (например, туберкулез с множественной лекарственной устойчивостью или гепатит C).
Доктор Медицинской школы Университета в Нью-Мехико Йозеф Раскин в своей соцсети раскрывает причины сокращения сроков разработки ЛС: «В требования FDA длительность процесса не входит: туда входит качество доказательств безопасности и эффективности лекарства или вакцины. Первую фазу (базовые научные исследования) сразу можем вычесть из уравнения, поскольку технологии в основе как векторных, так и мРНК-вакцин, в момент появления COVID уже существовали (векторные — с 1980-х годов, мРНК — как минимум лет десять). И вот мы сэкономили как минимум два года. Второй аргумент: фармкомпании, уверенные заранее в рынках сбыта, получили возможность и финансы развернуть масштабные исследования всех трех стадий с контрольными группами и перепрофилировать огромные мощности по производству, пока шли еще предварительные исследования. Тоже экономия времени. Пандемия поспособствовала и тому, что удалось очень оперативно собрать группы для клинических исследований и провести их, соблюдая самые строгие правила уровня доказательности, требуемые FDA. К тому же ведомство ввело "срочное условное одобрение" (Emergency Use Authorization), в результате менее чем за год были выпущены миллиарды доз вакцины, а сотни миллионов людей были привиты».
И все же авторы работы в The Lancet подчеркивают, что традиционные процессы клинических испытаний могут быть медленными, при этом средние сроки клинической разработки сильно различаются в литературе и оцениваются в диапазоне от 10 до 15 лет с начала траектории клинических испытаний до одобрения регулирующих органов. И если выйти за рамки ЛС против инфекций, то сами авторы признаются, что время разработки испытаний фазы 2 и фазы 3 увеличилось за последнее десятилетие для всех фармакотерапевтических средств. К тому же испытания крупных молекул (таких как моноклональные антитела) более трудоемки, чем испытания традиционных препаратов с малыми молекулами.
«В целом цикл разработки инновационных лекарств длится 10–12 лет, при этом немалую его часть составляют ранние научные исследования. Но есть и другой вариант — создание технологических платформ (это само по себе может занять от нескольких лет до десятилетия), когда препарат фактически конструируется под решение конкретной задачи. В таком случае разработка самого препарата может сократиться до пяти-семи лет. Я не беру в расчет особые условия регистрации и специализированный регуляторный режим. Например, с регистрацией на условиях создать препарат можно куда быстрее. Но завершить весь цикл испытаний все равно предстоит. И это не может быть массовым явлением»,— говорит директор Института трансляционной медицины и биотехнологии Сеченовского университета Вадим Тарасов.
ИИ не заменит клинический опыт
Конечно, не только пандемии влияют на сроки разработки лекарств. Технологии, основанные на ИИ, все активнее внедряются во всех отраслях, и фарма не исключение. Однако пока говорить о том, что достижения науки существенно ускорили создание лекарств, еще рано, считают эксперты. «Новые технологии, безусловно, влияют на сроки и стоимость разработки, но тот же ИИ — это лишь один из инструментов, который позволяет решать ряд задач на подготовительных этапах разработки. Да, это серьезно экономит время и ресурсы, но глобальный вклад в стоимость разработки препаратов вносят по-прежнему клинические исследования, которые проводятся на все тех же классических принципах — и это правильно, поскольку никакой ИИ, клеточные модели и т. п. не могут заменить реальный клинический опыт. При этом наличие современных возможностей позволяет выйти на этап исследований уже с хорошим уровнем понимания механизмов действия препарата и в том числе экономить временные и финансовые ресурсы, и определенная тенденция к снижению себестоимости здесь присутствует. Однако эта экономия пока компенсируется фактом очень высокой технологичности целого ряда современных препаратов, что требует вовлечения очень значительных ресурсов как на этапе разработки, так и на этапах производства и клиники, в этой связи снижения цен на новые разработки для потребителей и системы здравоохранения ожидать пока не приходится, скорее, наоборот, наметилась вполне очевидная тенденция к появлению на рынке сверхдорогих препаратов — взять хотя бы терапию СМА и ряда других тяжелых заболеваний»,— говорит директор по развитию RNC Pharma Николай Беспалов.
«Развитие генетических технологий позволило создавать геннотерапевтические препараты, и это серьезный прорыв в терапии многих заболеваний. А вот применение ИИ — это во многом еще будущие прорывы как в создании инновационных лекарств, так и в ускоренном их выведении на рынок»,— согласен Вадим Тарасов.
Эксперты отмечают, что основные сферы внимания разработчиков инновационных препаратов в настоящее время сосредоточены в таких направлениях, как орфанные заболевания, онкология, кардиология, антибиотики и противовирусные препараты. «Если смотреть на данные по эффективности на уровне клинических исследований, то для ряда онкологических заболеваний можно выделить несколько весьма многообещающих направлений: онковакцины, клеточная терапия и онколитические вирусы. Скорее всего, именно в этих технологических направлениях мы увидим новые прорывы в эффективности лечения рака»,— считает Вадим Тарасов.
Руководитель по внешним коммуникациям компании AstraZeneca в России и Евразии Ирина Гущина подтверждает, что сегодня главные разработки связаны с инновациями и поиском прорывных решений для лечения наиболее серьезных заболеваний современности (рака, сердечно-сосудистых и метаболических заболеваний, болезней почек, неврологических, респираторных, редких заболевания и иммунологии): «К 2030 году AstraZeneca планирует вывести на рынок 20 инновационных препаратов. В 2024 году расходы компании на НИОКР составляют 22% от общего дохода, что больше показателя прошлого года. Данные инвестиции включают в себя не только разработку собственных препаратов, но и сделки по приобретению новых платформ и технологий».
Если говорить о российских оригинальных препаратах, то, как признается директор Вадим Тарасов, в стране их пока крайне мало, тем более инновационных. Цена вывода на рынок нового препарата в России при этом, по данным эксперта, ниже, чем в мире: «Если не считать затраты на предшествующие многолетние исследования, а идти от уровня первых вариантов молекулы, то для малых молекул это примерно 0,7–1 млрд руб., а для биологических препаратов — от 1 млрд руб. и значительно выше. Но эти цифры корректны только для регистрации в России.
Недавно Сеченовский университет объявил о старте проекта раннего сканирования горизонтов для повышения эффективности разработки инновационных лекарств и технологий, которые будут востребованы в будущем. В пресс-службе университета отмечают, что национальная прогностическая система, использующая технологии ИИ и анализа больших данных, позволит улучшить мониторинг новых технологий внутри страны и в мире и своевременно выводить их на рынок. Так, уже создана обсерватория раннего сканирования горизонтов, которая реализует проект по выявлению наиболее прорывных технологий для онкологических, сердечно-сосудистых заболеваний и патологий репродуктивной системы. Возможно, это поможет российской фарме совершить прорывы, которые пока не сильно заметны.