Жемчуг в школе Van Cleef & Arpels

Выставка «Париж — столица жемчуга» открывается большой фотографией: девушка с копной темных волос в белом воздушном платье разглядывает нитку жемчуга. Снимок Франка Эжена 1900-х годов зовется «Жемчужина», он скорее про героиню, чем про украшение.

А в витрине перед фотографией выставлены три невероятной красоты жемчужных ожерелья и пара жемчужных сережек времен ар-нуво, они выполнены парижскими мастерскими Cartier и Boucheron.

От девушки-жемчужины не осталось ничего, кроме фото: ни ее самой, ни ее барашкиной старомодной прически, похожей на треуголку, ни лоскутка ее платья, ни ваз и амуров с задника фотоателье. А вот украшения парижан в витрине ничуть не устарели.

Выставка в новых залах школы Van Cleef & Arpels на бульваре Монмартр, посвященная очередному парижскому мифу, не зря называется «Столица жемчуга». Если другие города могут быть «Большими яблоками», почему Парижу не стать «Жемчужиной», огромной, как купол Сакре-Кера? Но о мифе этом приходится напоминать, он имеет начало и конец.

С 1870-х годов до самой Второй мировой лучшие образцы жемчуга, которые ныряльщики собирали на дне Южных морей, оказывались в мастерских на Вандомской площади и отсюда расходились по миру в украшениях парижских мастеров. Стоимость их была огромна: в 1917 году Пьер Картье приобрел свой особняк на Пятой авеню в Нью-Йорке в обмен на две нитки жемчужин. От «жемчужного побережья», как называли тогда страны Персидского залива (которые еще не знали, что не в том их счастье) до Франции был проложен постоянный торговый путь, который поддерживали негоцианты, французы и арабы: Розенталь, Бьененфельд, Алиреза ввозили в Европу волшебные шарики.

В школе Van Cleef & Arpels история того, как Париж стал центром жемчужной торговли, подана как сказка, иллюстрированная рисунками Жоржа Барбье (1882–1932) для каталогов и модных журналов. Геммологи и историки школы умеют слагать поэмы, призывая на помощь художников, писателей, музыкантов, кинематографистов, наперебой признающихся в любви к жемчугу как к самому необыкновенному и современному, самому лаконичному драгоценному материалу. Украшения того времени похожи на графику, как прозрачные бриллианты в платине с перламутрово-белой жемчужиной в броши Van Cleef & Arpels 1930 года. Она лучшее доказательство тому, что живой камень не нуждается в огранке, он входит в украшение свободным, таким, каким его создала природа, которая закругляет его, точно рондо.

Время парижского господства закончилось сразу по многим причинам. Персидский залив был вычерпан решетом. Пришло время культивированного жемчуга, который предоставлял экземпляры такого размера и калибра и в таком количестве, которых трудно было добиться от неорганизованных диких жемчужниц. И наконец, Вторая мировая война остановила торговые пути, а затем и заставила многих негоциантов покинуть Францию под угрозой нацистского грабежа, ареста и депортаций.

Тем не менее выставка показывает почти сотню предметов, созданных в счастливые времена и происходящих из собраний домов Van Cleef & Arpels, Cartier или Fred, а также частной коллекции Albion Art Institute. С меланхолическим абстрактным белым жемчугом соседствуют фигуративные броши из цветных жемчужин вроде «Утки» Cartier, «Cовы» Fred или «Гладиатора» Van Cleef & Arpels, где налитый мышцами торс изображает огромная жемчужина неправильной формы.

История Парижа как столицы жемчуга заканчивается в 1940-х, но в последнем зале создатели выставки показывают и вещи работающих с жемчугом современных ювелиров. Среди них удивительная, созданная JAR в 2006-м, брошь из частной коллекции — «Голова барашка» с копной кудрей из ниток жемчуга, до смешного напоминающей прическу заглавной «Жемчужины» в первом зале выставки.

Алексей Тарханов