Романы Дарьи Бобылевой и Яны Вагнер в коротком списке «Большой книги»

До финала премии «Большая книга» — всего две недели. Михаил Пророков рассказывает о двух книгах из шорт-листа, заинтересовавших участников читательского голосования,— мистическом сериале «Магазин работает до наступления тьмы» Дарьи Бобылевой и триллере «Тоннель» Яны Вагнер.

Остросюжетная литература не так часто добирается до финала «Большой книги», а уж до лауреатских мест — и того реже. Впрочем, фаворита академиков предсказать трудно (если им вдруг окажется не Алексей Варламов), а вот в читательском голосовании на LiveLib на первых трех местах пока уверенно держатся Яна Вагнер с «Тоннелем», Наталья Илишкина с «Улан Далаем» и Дарья Бобылева с «Магазином, работающим до наступления тьмы». И две книги из трех вполне заслуживают названия остросюжетных.

«Магазин работает до наступления тьмы» — мистико-фантастический роман. Этот жанр недавно доказал свою жизнеспособность посредством «Оккульттрегера» Алексея Сальникова, напомнив читателю и об «Альтисте Данилове» Владимира Орлова, и, естественно, о «Мастере и Маргарите». И вслед за предшественниками Дарье Бобылевой надо было найти ответ на вопрос: если демонические и иные потусторонние сущности, в этом мире пребывающие или проникшие в него, столь могущественны, как про них принято думать, то чем же они тут, собственно говоря, заняты?

Найденный ответ следует признать вполне остроумным. Гости из потустороннего мира в «Магазине…», как правило, прибывают сюда как в своего рода сафари-парк и оттягиваются вовсю, сдерживает их только необходимость заботиться о «кадаврах» — так они называют человеческие тела, в которых, будучи бесплотными, вынуждены по условиям здешнего мира находиться.

Сам же здешний мир есть лишь часть мира гораздо большего, и этот мир уже подошел к концу, он гибнет, разваливается, распадается на осколки. Из-за чего сущностям (в книге их еще называют монадами) — одновременно с фундаментом рушатся ведь и стены — и удается путешествовать между частями некогда единого универсума, цепляясь за вещи, также теми или иными путями попадающие из одного осколка в другой. Для скупки и обезвреживания таких вещей (и нейтрализации прикипевших к ним сущностей) и открываются магазины, в одном из которых работают бобылевские персонажи — скорее странные, чем симпатичные.

Сначала повествование склеивается из отдельных историй «плохих» вещей и их хозяев. Однако проблемы попавших в беду людей волнуют работников магазина не в первую очередь: их задача — заботиться о миропорядке. Окончательно убедиться в этом удается в конце первой части, когда в ходе конфликта с вышестоящей инстанцией герой отпускает порабощенных монад на волю, бросая тем самым вызов этому самому миропорядку. Героя отправляют в узилище, а случившаяся при освобождении его подопечных флюктуация разносит их по разным осколкам, и заботы о мироздании оказываются заслонены куда более важной задачей: вновь обрести друг друга. История о потусторонних лярвах и барабашках внезапно оказывается историей о любви и привязанности — причем, к чести автора, характеры героев при этом несильно меняются в лучшую сторону.

Завязка «Тоннеля» в каком-то смысле противоположна — близкие, тесно связанные семейными или подобными им узами люди оказываются заперты под землей. Их много — примерно пятьсот, их цель — выбраться, ну или хотя бы выжить в течение достаточно долгого времени, чтобы их спасли. Причем с каждым часом уверенность в том, что их есть кому спасать, делается все слабее, а запасы воды и пищи, вроде бы легкодоступные (под сводами тоннеля среди прочих машин оказались и доставка воды, и рефрижератор с овощными консервами), никак не удается начать делить по-хорошему.

Основа вагнеровских сюжетов известна всем, кто читал «Вонгозеро» и «Кто не спрятался» или хотя бы смотрел сериал «Эпидемия»: типические характеры в катастрофических обстоятельствах.

Причем в словосочетании «типические характеры» ударение, безусловно, нужно делать на первом слове. В полицейской машине, помимо скованного наручниками преступника, находятся типичные полицейские — старший, угрюмый и апатичный, и молодой, затюканный старшим и пока еще не утративший чувствительность. В «тойотах», «шкодах» и «пежо» — типичные представители среднего класса. В такси — сердитый узбек, в перевозке воды — не говорящий по-русски таджик, в УАЗ «Патриот» — семья ксенофобов, в «майбахе» — государственный деятель неопределенного, но весьма высокого ранга. Простой народ помещается в рейсовом автобусе, мажоры — в «фольксвагене», лощеный немолодой красавец с длинноногой красоткой — в кабриолете. Собственных имен удостоятся только члены одной семьи, той, что в «тойоте», остальных до конца книги будут называть по именам машин, до степени неразличения: «Кабриолет подошел к "Фольксвагену" и попробовал приподнять искореженную багажную дверцу, но кузов перекосило…»

Типизация — законный литературный прием, главное здесь — не впасть в карикатурность или чрезмерную тенденциозность. Типажи «Тоннеля» узнаваемы, органичны, социально-критический пафос ужат до минимума, при этом острые углы не стесаны и, скажем, конфликт мигрантов (точнее, мусульман, сплотившихся вокруг ведомой таджиком «газели» с водой) и аборигенов разворачивается без особых препятствий в виде авторской самоцензуры. Но ради просто верной в целом картины общества (причем чисто московского, если под Москвой понимать и мигрантов из Средней Азии, и сезонных строителей из Донбасса) не стоило и огород городить. Там, где социальная критика не претендует на первый план, на него выходят наблюдения над природой человека.

«Понимаете, люди в массе своей не хотят делать зло... Даже вместе, толпой — не хотят, это им несвойственно. Если спросите их по отдельности, каждого — они будут хотеть хорошего, почти все. Обязательно кто-то должен начать, понимаете?» Это высказанное одним из положительных персонажей соображение Яна Вагнер, видимо, разделяет; преступник при попустительстве молодого полицейского и автора совершает побег и вкупе с готовящимся к чему-то вроде ядерной зимовки чиновником подряжается сеять зло там, где все остальные вроде как хотят хорошего.

Однако это неправда.

В действительности люди очень часто хотят творить зло или, если сами не желают его творить, бывают очень не против того, чтобы оно творилось.

Тем более там, где жертвы непонятного катаклизма, теряющие выдержку, силы, надежду, лишены шансов сохранить обычную равноудаленность от этических полюсов: накатанный экватор, по которому они приучены двигаться, упирается в Т-образный перекресток, где уже приходится делать выбор. А в книге силы зла совокупными усилиями двигают сюжет так споро, что темное в душах остальных персонажей толком проявиться не успевает.

Тем не менее триллер не берет окончательно верх: взяв для очередного теста на выживание и человечность рекордное количество подопытных, Яна Вагнер смогла заставить всех важных действующих лиц решать проблему власти. Кто-то намерен использовать других в качестве материала для достижения личных целей, кто-то хочет сложить с себя полномочия вместе с ответственностью, не видя в них больше смысла, а кто-то, обзаведясь планом улучшения ситуации или углядев где-то проблеск надежды, должен искать способ вдохновить и повести за собой других. Или просто не дать им впасть в панику. Умение сделать свое слово авторитетным, манипулятивные техники, просто неотразимая властная аура — вариантов влиятельности в «Тоннеле» можно набрать на неплохое пособие по инфобизу. И вот за этим — за влияние на умы и души — поединком добра и зла следить гораздо интереснее, чем за физическим противостоянием. «Тоннель» все же больше не про поворот на перекрестке, а про то, что в наступившей тьме надо все равно стараться руки держать на руле и верить в свет в конце тоннеля.