«Танки тут будут гореть как спичечные коробки»
Как начиналась первая чеченская
30 лет назад, 30 ноября 1994 года, президент Борис Ельцин подписал указ №2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики». А спустя полторы недели, 11 декабря, в республику одновременно с трех сторон, с востока, запада и севера, двинулись колонны федеральных войск. Находившийся тогда в Грозном корреспондент «Ъ» Муса Мурадов вспоминает, как люди привыкали жить на войне.
Генерал все знал
Генерал Джохар Дудаев стоял на горе, устремив взгляд в глубокое ущелье, внизу которого шумела стремительная Шароаргун. Генерал отошел от края обрыва и, глядя в камеру сопровождавшего его телеоператора с гостелеканала «Ичкерия», продекламировал строки из поэмы «Валерик» его любимого поэта Михаила Лермонтова:
Раз — это было под Гихами,
Мы проходили темный лес;
Огнем дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов…
Затем Дудаев произнес: «Наши отцы бились здесь насмерть, видимо, и нам придется». Был июнь 1994 года. Через полгода Москва введет в Чечню войска.
C 1991 года, когда сторонники мятежного генерала Дудаева взяли в Грозном власть, было понятно, что ситуация просто так, сама по себе не рассосется и что федеральный центр предпримет какие-то действия, скорее всего силовые, в отношении дудаевцев.
Москва не признала выборы, на которых генерал Дудаев был избран президентом республики. Смена власти в Грозном, с точки зрения федерального руководства, произошла незаконным способом. Дело в том, что незадолго до президентских выборов, 6 сентября 1991 года, сторонники Дудаева силой разогнали Верховный совет Чечено-Ингушетии и взяли бразды правления в свои руки. Возможности участвовать в состоявшихся 27 октября 1991 года выборах новых органов власти, а тем более шансы победить на них, фактически имели только те, кто выступал за отделение республики от России. Так что президентский пост Джохару Дудаеву был гарантирован, как и места в парламенте его сторонникам. Впрочем, политики, которые бы выступали против независимости Чечни, в выборах и не участвовали.
Через год-другой отношения Москвы и Грозного стали обостряться. Между городами перестали ходить поезда. Федеральный центр прекратил финансировать бюджетные организации, переводить в республику средства на выплату пенсий. Дело, как говорится, запахло керосином. Наиболее прозорливые уезжали из Грозного, продавая еще не упавшие в цене квартиры. Кто-то обустраивался на селе, считая, что там в условиях нестабильности легче будет выживать, а многие перебирались в соседние с Чечней регионы или подальше. В общем, кто где мог устроиться, туда и уезжал.
Но решившихся на отъезд в предвоенные годы было все же не так много, подавляющее большинство, в том числе противники дудаевской власти, осталось в республике, рассчитывая, что смута скоро закончится, и жизнь вернется в прежнее русло. Тогда и в страшном сне не могло привидеться, что по Грозному будут наносить ракетно-бомбовые удары.
Действительно, сначала Москва предприняла попытку свергнуть режим Джохара Дудаева силами оппозиции, вооружив ее и отправив 25 ноября 1994 года на штурм Грозного. Но штурм позорно провалился.
Немало людей погибло и попало в плен, в том числе российские солдаты. Я был в центре города на второй день после штурма, 26 ноября. Там было пустынно. Несколько пацанов лазили по сгоревшему танку. Башня валялась в 50 метрах. Раскуроченной бронетехники вообще было много.
А следом началась война, к которой не готовился никто, за исключением, может быть, генерала Дудаева и его ополчения. Генерал говорил: «Не бойтесь, их (российские.— “Ъ”) танки тут будут гореть как спичечные коробки».
В квартирах у людей не было элементарного запаса, например продуктов. Выручал грозненский рынок, а точнее, бесстрашные чеченки, которые, не боясь даже авианалетов, продолжали торговать хлебом, овощами, домашней колбасой и даже неизвестно каким образом добытыми и довольно популярными тогда «Сникерсами». Правда, однажды за эту смелость торговцы и посетители грозненского рынка очень сильно поплатились. Средь бела дня по рынку ударили ракетами. Удар был двойной, с небольшой паузой. И к погибшим и раненым после первого удара добавились те, кто прибежал помочь и просто поглазеть. Было много убитых и раненых, сотни. Под вторым ударом погиб мой коллега из местной газеты Супьян Эпендиев, который как раз и примчался на первый взрыв.
По опыту прошлых войн
В ночь на 24 декабря бомбили центр Грозного. В мою многоэтажку не попало, только выбило окна. Точнее, стекла полетели во всех квартирах нашего большого дома, кроме моей. Спасла смекалка одного из моих гостей, фотокорреспондента московского издания «Собеседник» (признано в РФ иностранным агентом) Владимира Персиянова. Он был самым старшим в обосновавшейся у меня журналистской компании, а к тому же не пил, потому что, как он объяснял, не хотел рисковать дорогой фотоаппаратурой.
«Вы видели: в документальных хрониках Отечественной войны окна в многоквартирных домах были крест-накрест обклеены газетной бумагой,— обратился Персиянов к довольно беспечно ведущим себя, в отличие от него, коллегам и ко мне.— Это чтобы уберечь их от взрывной волны».
Газет в квартире хватало. Мы резали их, а Персиянов аккуратно крепил эти полоски на стекла, используя самодельный клей из муки и воды. Ближе к полуночи, когда мы закончили с окнами в квартире, начались интенсивные бомбежки города. После очередного разрыва, от которого дом качало, как при землетрясении, фотокорреспондент Персиянов хватал свои драгоценные камеры и бежал в подвал. Но вскоре возвращался — помещение было так захламлено, что находиться там продолжительное время было невозможно. Тем более конкурируя за пространство с крысами.
Наутро московские журналисты отправлялись в город собирать материал для репортажей. А возвращаясь, выстраивались в очередь к моему домашнему телефону, заказывали переговоры с редакциями и диктовали тексты.
«Старик, я обязательно оплачу тебе счет»,— заверял каждый, закончив телефонный разговор с Москвой, хотя все мы прекрасно понимали, что никакие счета никому не придут, и оплачивать переговоры не придется: война все спишет! Невероятно, но грозненская телефонная станция работала, телефонистки с 07 — через такой набор тогда заказывались междугородние переговоры — откликались, будто ничего вовсе не происходило.
Но так продолжалось недолго. К концу декабря Грозный погрузился во мрак — отключился свет, пропал газ и перестала течь вода из крана. Но даже в таких условиях в городе оставалось много людей. Их можно было разделить на три категории: первые оказывали вооруженное сопротивление войскам, вторым попросту некуда и не на что было ехать, третьим было жалко бросить дома и нажитое годами добро.
Гибли в основном люди из второй и третьей групп, а не те, кто взялся за ружье. Зачастую в тех самых подвалах, в которых они надеялись спастись. Так умерла моя соседка по лестничной площадке тетя Нина. Я оставил ей ключи, уезжая из Грозного перед штурмом. Когда я вернулся в город через пару месяцев, не было ни тети Нины, ни моей квартиры.
В начале весны 1995 года Грозный и вся равнинная часть республики полностью контролировались федеральными силами. Люди понемногу возвращались к мирному существованию, радуясь любым проявлениям привычной довоенной жизни.
Когда вновь заработали банки, стали платить зарплаты и выдавать пенсии. Когда открыли двери государственные учреждения и предприятия со знакомыми по прежней жизни вывесками.
Помню, как мы с моим другом журналистом Лемой Турпаловым, ныне работающим главным научным сотрудником грозненского Комплексного научно-исследовательского института имени Хамзата Ибрагимова, привезли в Грозный напечатанный в типографии города Минеральные Воды первый номер возрожденной газеты «Грозненский рабочий». Система распространения печати в Грозном еще не была восстановлена, поэтому мы отнесли пахнущие типографской краской экземпляры на стихийный уличный базарчик и предложили торговцам на реализацию на условиях «пятьдесят на пятьдесят». Подошла пожилая женщина, кажется, русская и спросила: «Ребята, вы что старые газеты продаете?» Она увидела старый логотип, который помнила еще с детства — ведь газета выходила аж с 1917 года,— и решила, что мы реализуем архивные номера. Я показал ей выходные данные — что газета свежая. Тогда она взяла в руки экземпляр, поднесла его к губам, у нее потекла слеза, и она тихо, обращаясь к нам, произнесла: «Спасибо».
Готовясь умереть в газавате
Но радости эти продолжались недолго. На рассвете 6 августа 1996 года отряды боевиков общей численностью около полутора тысяч человек вошли в Грозный, и в городе начались ожесточенные бои. Я подробно описывал в «Ъ», как в те дни вместе с другими жильцами дома, в котором снимал квартиру, оказался заточенным в подвале. Через стенку от нас боевики оборудовали огневую точку и вели прицельный огонь по позициям федеральных войск. Оттуда отвечали, в том числе артиллерией. По нашей многоэтажке били прямой наводкой.
Не все сразу соглашались идти в подвал — сырой и, скажем так, без элементарных удобств. Однажды снаряд, пробив внешнюю стену и две внутренние, упал в квартире в то время, когда хозяйка по имени Салимат совершала намаз. Женщина чудом уцелела. Все же добравшись в подвал с незначительными ушибами, она там убеждала нас в том, что ее спасла молитва. Однако больше покидать убежище не решилась.
В подвале мы учились не только выживать, но и сосуществовать. Оказавшись вместе в одном большом пространстве, люди удивительным образом преобразились. Забыли о старых обидах. Соседи, которые еще вчера ругались из-за детского топота над головой или неаккуратно припаркованной машины у подъезда, стали необычайно внимательными и чуткими друг к другу.
Уже было неважно, кто кем был там, наверху, в прошлой обычной жизни. А еще все забыли про политику — про Ельцина и Дудаева.
Переехав из просторных и уютных квартир в грязное, сырое и необустроенное подвальное помещение, все вдруг стали ощущать себя равными, близкими и родными. Все были объединены одной целью — выйти из этой западни живыми.
Назвать наш подвал бомбоубежищем было бы большим преувеличением. В нем отсутствовали элементарные удобства. Но здесь укрывалось около трех десятков человек.
Приходилось сидеть буквально на корточках. Так же и спали. Через три дня, поняв, что оставаться в подвале придется долго, мы наконец освободили помещение от хранившегося десятилетия хлама. Стало легче.
Неожиданным образом решилась проблема с продуктами, которые у людей были на исходе. В одном из помещений нашей многоэтажки обнаружился большой продуктовый склад. Раньше сюда на ночное хранение свозили товар продавцы с находящегося поблизости Центрального городского рынка. Так что тут в достатке имелись разнообразные продукты: овощи, фрукты, конфеты, печенье и бутилированная вода.
Когда стало понятно, что не стоит ждать скорой нормализации ситуации, охранники склада, которые оказались блокированы там, стали продукты раздавать. И многим это помогло выжить.
Иногда в наш двор заходили боевики. К ним навстречу выбегали женщины и спрашивали:
— Что нам делать? Когда это кончится?
— Готовьтесь умереть в газавате,— отвечали те.
Власть оружия
Августовские бои в Грозном закончились победой чеченских боевиков. 31 августа 1996 года секретарь Совбеза России Александр Лебедь и начальник штаба вооруженных формирований Ичкерии Аслан Масхадов подписали в дагестанском городе Хасавюрт мирные соглашения, итогом которых было прекращение военных действий и вывод российских войск из Чечни.
Наступили забавные времена. Лучше всего их характеризовал случай в одном из городских кафе. В заведение зашел мужчина. Заказал шашлык и выпивку. Но не успел он опрокинуть пару стопок, как в зале появились трое вооруженных автоматами бородатых мужчин.
В те времена в Грозном развелось много самозваных блюстителей нравов, они совершали рейды по ресторанам и кафе, загородным местам отдыха, задерживая там тех, кто употреблял алкоголь.
Чаще всего нарушители откупались. А тех, у кого требуемой суммы не находилось, наказывали решением шариатского суда. Иногда эти рейды приводили к кровопролитным конфликтам, как это случилось летом 1998 года под Гудермесом. Там ваххабиты, как еще их называли, попытались задержать отдыхающих на природе бойцов из отряда влиятельного полевого командира Сулима Ямадаева. За ямадаевцев вступились их вооруженные сослуживцы, началось массовое побоище, в результате которого погибли десятки его участников, в основном из числа радикалов.
Инцидент в городском кафе, к счастью, закончился бескровно.
— Давай, собирайся, пойдешь с нами в шариатский суд,— обратился к посетителю главный из трех бородачей.
Поход туда гарантированно грозил палочной экзекуцией с трансляцией по местному телевидению.
— Ребята, может не надо, может, договоримся.
— Ты сейчас договоришься у меня,— сурово одернул главный ваххабит.
Посетитель спокойно встал, взял со спинки стула куртку и медленно двинулся к выходу, где стояли бородачи. Дойдя до двери, он развернулся, резко выхватил из-под одежды пистолет-пулемет Стечкина, приставил ствол к голове главного бородача и потребовал положить автомат на пол. Затем произошло то, что присутствовавших повергло в шок. Не отводя пистолет от головы обезоруженного бородача, посетитель не терпящим возражения тоном скомандовал официантке принести бутылку водки и разлить ее в три стакана.
— Пейте,— обратился парень к ошарашенным блюстителям шариатского порядка.
— Не сходи с ума, лучше уходи подобру, мы отпускаем тебя.
— Пейте,— повторил парень свое требование, сильнее прижав ствол к голове бородача.
Пока он и два его спутника глотали содержимое стаканов, парень ловко скрылся за дверью. Это выглядело как в кино.
Но в жизни людей, которые остались в республике, веселого было мало. Зарплаты не платили, пенсии — тоже. Выживали в основном за счет торговли на уличных рынках или помощи родственников, которые зарабатывали в других регионах России. Полевые командиры поделили республику на зоны влияния, а власть законно избранного президента Аслана Масхадова не распространялась дальше его офиса.
Во второй половине 1999 года самый влиятельный полевой командир и известный террорист Шамиль Басаев повел своих боевиков на Дагестан. После чего федеральный центр начал в республике контртеррористическую операцию.