Как переселенцы из России сохраняют язык в Латинской Америке

В Южной Америке переселенцы из России пока еще сохраняют язык и культуру предков — выходцев из южных губерний. Но постепенно «русские гаучо» перенимают и местный язык, и традиции.

Когда лингвисты говорят про острова, то есть островные диалекты, они подразумевают прежде всего расположение одних языков среди других окружающих языков и говоров, а также их положение по отношению к основной территории распространения национального языка. Такие островные диалекты формируются чаще всего в результате переселений, когда одна языковая группа по экономическим, социальным, конфессиональным или каким-либо другим причинам перемещается на территорию распространения другого языка или диалекта.

Подобные ситуации в истории языков и диалектов встречаются достаточно часто. На северо-западе Костромской области выделяется чухломской остров, который в лингвистическом отношении представляет собой среднерусские говоры в окружении севернорусских — здесь мы наблюдаем диалектные острова в рамках одного национального языка. На севере Сербии существуют словацкие диалекты, носители которых переселялись более двух веков назад и существуют сейчас в окружении сербского языка — здесь один славянский язык (словацкий) функционирует в окружении другого языка (сербского).

Новый Израиль в Америке

Перечисление островных языковых ситуаций можно продолжать долго. Нас же интересует весьма нетривиальный сюжет, когда переселение происходит на другой континент, а говоры длительное время сохраняют свое своеобразие в отрыве от основной области их распространения. Речь пойдет о потомках переселенцев, последователях религиозного течения «Новый Израиль», выходцах из Российской империи, проживающих сегодня в городке Сан-Хавьер и его окрестностях в департаменте Рио-Негро в Восточной Республике Уругвай.

Несколько сотен семей, приверженцы течения «Новый Израиль», вслед за своим лидером Василием Лубковым прибыли на берега реки Уругвай (на местном русском — Рагва́й) в 1913–1914 годах, в основном из южных губерний Российской империи. Чаще всего называют местом исхода Воронежскую губернию и Кавказ, поэтому говорят они (до сих пор!) на говорах южнорусского наречия. Упорным трудом переселенцам удалось создать процветающую колонию, возделать земли, добиться хорошего урожая. Благодаря русским переселенцам появились поля подсолнечника (на местном русском — семечки), а подсолнечное масло получило распространение по всему Уругваю.

Уникальное место для русской диалектологии

Само поселение находится в окружении местного испаноязычного населения, неподалеку расположена также немецкая колония. В Сан-Хавьере и окрестных городах (Янг, Пайсанду) проживают также носители украинских говоров, в том числе выходцы из межвоенной Польши (в основном с Волыни), которые, как правило, владеют местным южнорусским говором. Со временем образовались смешанные семьи, русско-украинские, русско-уругвайские, что приводило к переплетению языков и обогащению культур, но также способствовало ассимиляционным процессам.

Среди жителей этих мест есть и репатрианты, переселившиеся из Уругвая в 1950–1960-х годах в Советский Союз (в то время существовала целая программа по возвращению соотечественников в СССР), но затем приехавшие в 1990-х годах обратно в Уругвай.

Кроме того, в 1950–1960-х годах по соседству с русской колонией возникло поселение старообрядцев, достаточно закрытое и обособленное, переселившихся сюда из Китая и соседней Бразилии и говорящих на среднерусском говоре с севернорусской основой. Все эти обстоятельства делают Сан-Хавьер уникальным местом как для русской диалектологии, так и для контактной лингвистики в целом. С одной стороны, южнорусский лингвистический остров находится на другом континенте за тысячи километров от России в окружении говорящих по-испански и является одной из немногих и старейших русских колоний в Южной Америке, с другой стороны, он расположен в непосредственной близости от другого русского поселения — поселения старообрядцев, возникшего позднее. Однако, в отличие от говора старообрядцев Южной Америки, который в последнее время всесторонне изучается и лингвистами, и этнографами (здесь стоит отметить деятельность Ольги Ровновой, выдающегося русского диалектолога и собирателя диалектного наследия и культуры старообрядцев), южнорусский говор санхавьерцев (исп. ruso sanjavierino «русский сан-хавьерский») практически не изучен и до недавнего времени оставался своеобразной terra incognita.

Разговорить по-русски

Сотрудники Института славяноведения РАН в 2015 году начали изучение потомков первых переселенцев в Сан-Хавьер. Всего было организовано три экспедиции, последняя из них состоялась в ноябре 2023 года при поддержке Российского научного фонда; неоценимую помощь в организации экспедиций оказали Александра Ратошнюк и Алехандро Забелин. В ходе полевой работы записывалась речь собеседников в самом Сан-Хавьере, а также в Пайсанду и в столице Уругвая Монтевидео.

Исследователи изучают говоры собеседников, в которых выделяют южнорусские диалектные особенности и контактные явления, возникшие в результате влияния испанского языка.

Также нас всегда интересует, как люди записывают свою речь в частной переписке, в письмах, дневниках, открытках, социальных сетях, сборниках духовных стихов. Собирали мы и надписи в общественном пространстве: на улицах, зданиях, дорожных указателях. Особо нас интересовали эпитафии на местных кладбищах.

В наших интервью с собеседниками затрагивались самые разные темы, ведь основная наша задача — разговорить их, побудить вспомнить те слова, которые вышли из употребления, а некоторым помочь вновь заговорить на языке, на котором они не общались несколько десятилетий. Среди таких тем были семейные истории, воспоминания о школе, сельскохозяйственных работах, о пчеловодстве, рыболовстве, строительстве домов, местных обычаях, традициях, русской кухне, о религиозном течении «Новый Израиль» и посещениях Собрания (здание в Сан-Хавьере, место для духовных собраний).

Сейчас в среде потомков первых переселенцев в Сан-Хавьере спустя 110 лет русский язык все еще сохраняется, но в основном у старшего поколения. Мы можем наблюдать постепенное вытеснение его испанским языком, который все чаще используется в общении даже между русскими. Происходит не только вытеснение языка: местный уругвайский уклад жизни, способ ведения хозяйства тоже перенимается. Часто можно услышать от самих русских, проживающих на чакрах (исп. chacra «ферма»), что они русские гаучо, одеваются и выглядят они как гаучо (особая группа в Уругвае и Аргентине, а также на юге Бразилии, которая занимается сельским хозяйством и выпасом скота), при этом говорят по-русски. В Сан-Хавьере поддерживается и русская культура, в чем охотно принимает участие молодежь (и не только русского происхождения): в городке работает культурный центр им. Максима Горького (одноименный центр расположен в столице Монтевидео), где происходит обучение русским народным танцам.

Как звучит уругвайский русский

Русский язык сохраняет все особенности южнорусского наречия. Специфика ситуации состоит в том, что в Уругвае русский язык передавался от поколения к поколению внутри семьи, бытовал он именно в устной диалектной форме. Изучение русского литературного языка, письма на специальных занятиях также было доступно в Сан-Хавьере, однако не все наши собеседники могли их посещать. Поэтому многие из них по-русски не умеют писать, письменным языком для них является испанский. Отмечаются такие диалектные особенности речи: произношение южнорусского фрикативного [γ] вместо взрывного [г], характерного для средне- и севернорусских говоров: поехали у γо́род; на γоро́де (огород) собрал; распространение «соканья» — произношение [ц] как [с]: заγоняли сыплят (цыплят) у заку́т; селый (целый) арбуз съем; отвердение конечных губных согласных: сем (семь) лет тому назад; смягчение [к] после мягких согласных: чисто по-русски разγоваривал Борькя (Борька); функционирование существительных среднего рода как существительных женского рода: пышки жарять, это испанская кушанья; указательное местоимение это имеет форму энто: у энто урэмья (время) столичный γород назывался; распространение окончания -ов/-ев в родительном падеже множественного числа существительных: потому что мы имели суседьев (соседей) испанцев; окончание у глаголов в третьем лице множественного числа -ть: молотють сожу (сою). Особо выделяется южнорусская лексика: за нас что-нибудь и бала́кал (говорил); на мене си́γнула (прыгнула) квочка; заγнали у баз (скотный двор) телят; надо было хова́ть (прятать) семена. Многочисленны и заимствования из испанского языка, которые прижились в русской речи жителей Сан-Хавьера: тута мало сто (что) покупаеть, порке (исп. porque «потому что») колония маленькя; у мене был падрасто (исп. padrasto — отчим); мы насо́дим муняты (исп. уруг. munato «батат»).

«Добро похоловать!»

«Русский след» в Сан-Хавьере можно наблюдать на улице — в вывесках и рекламных стендах магазинов, ресторанов и кафе. Например, это вывески ресторана «Na zdorovie», бара «Russkiy», надпись на моленной — «Sabrana» («Собрание»). На рекламных стендах читаются надписи: sashlik («шашлык»), piroj («пирог» с характерным для южнорусского диалекта оглушением фрикативного [γ] в [х], которое передано испанской буквой j (хота)). Реже встречаются надписи на кириллице: на лавочке рядом с парикмахерской красуется надпись «Добро похоловать!». Очевидно, писавший перепутал буквы «х» и «ж», последняя отсутствует в латинице и, видимо, плохо знакома человеку, чьей основной графической системой является система испанского языка. Над калиткой одного из домов была обнаружена надпись: «Дедушка-Ваbушка», где автор путает кириллические и латинские буквы, кроме того, в первой букве слова «Ваbушка» можно предполагать так называемый бетацизм — неразличение носителями испанского языка звуков «б» и «в».

В главном городском парке располагается скульптурная группа из матрёшек, их же можно встретить на берегу реки Уругвай и даже на улицах возле некоторых домов. Надпись на испанском рядом с матрёшками гласит: «Матрёшка — символ материнства, счастья, богатства и вечной жизни. Матрёшка или Матрёна символизирует большую и счастливую семью». Матрёшки присутствуют в рисунках на стенах зданий (граффити), рядом с ними изображается русский флаг рядом с флагом Уругвая, люди, играющие на гармошке, а на одном из граффити приведен фрагмент песни «Катюша» на испанском:

vuele, vuele la cancion amada (лети, лети, любимая песня)
sigue tu la luz del claro sol. (следуй за светом ясного солнца)
y al soldado que guarda la frontera (и солдату, который охраняет границу,)
de Katiuska llevale el amor. (от Катюшки передай любовь)
(дословный перевод с испанского)

Шашлык против мяса

Кроме языка, важнейшим фактором идентичности потомков русских переселенцев в Уругвае служит русская кухня. Наши собеседники рассказывали, какие блюда русской кухни они знают и готовят в семье: это и вареники, и борщ, и блины, и кисель, и узвар. Также в Сан-Хавьере готовят медовый алкогольный напиток типа медовухи, который называется квасом. Возле домов, хозяева которых занимаются изготовлением этого напитка на продажу, можно увидеть объявления: «Hay kvas» (исп. «Имеется квас»). Как уже упоминалось выше, одним из символов Сан-Хавьера и вообще департамента Рио-Негро считается подсолнечник, семена которого привезли первые эмигранты из России. Так, одна из жительниц Сан-Хавьера рассказала о своих сыновьях, что уругвайские коллеги называют их El Ruso (русский) и просят угостить семечками и пирогами: «На работе называют обоих [сыновей], что живут в Монтевиде́и, "Ruso" ‹…› "El Ruso" ‹…› "Чё, Ruso, trajiste girasol? (привез семечки)" Хочут семечки жареные. Они отседова возють и уγощають… "Чё, Ruso, trajiste (привез) пиро́х?"» Интересно, что здесь можем видеть, как русский и испанский язык взаимодействуют в речи.

Вместе с тем потомки русских переселенцев противопоставляют свою национальную кухню кухне уругвайской, основу которой составляет мясо (прежде всего говядина): «А уругвайцы едят много мяса. Да… Мясо — это самый… Спросишь уругвайцев: asádo — это самый первый!» Наша собеседница упоминает основное блюдо уругвайцев — асадо, представляющее собой мясо, колбасу и субпродукты, пожаренные на мангале (parrilla), этому «чужому» блюду наши информанты противопоставляли «свой» шашлык, который, не будучи изначально русским, в эмиграции стал восприниматься как блюдо русской национальной кухни: «Шашлык — это не русскай, шашлык как будто нет. А вроде не знаю. Ну, тут его сделали, чтоб русскай был».

Особого внимания заслуживает традиция уругвайцев пить чай ма́те (напиток из высушенных листьев падуба тернистого), которую переняли многие потомки русских переселенцев: «Вси русские пили мату, как научились! Испанцы пили мату, и они тоже хотели, пили воду. И так привыкли, что уже и русские, и все пили мату. И до́се пьют». Заметим, что в местном русском говоре это слово женского рода: ма́та. По рассказам, чай мате может помогать от головной боли: «Раньше говорили: голова болить, надо мате пить ‹…› Попьють мату, и хорошо, голова не болит. Не знаю, чи правда, чи нет». Вместе с тем он оказывает тонизирующее действие и способен спровоцировать бессонницу: «Кой-кто говорили: мату попила и не могла спать». Часто мате оценивается как напиток, вызывающий привыкание: «Люди, привышные за ма́ту, когда не пьють, как будто скучають за ма́ту».

Зафиксировать и описать такой уникальный южнорусский говор в испаноязычном окружении является важной задачей отечественной лингвистики, поскольку носителей остается с каждым годом все меньше, ассимиляция постепенно делает свое дело. Но жители Сан-Хавьера, даже те, кто утратил язык, гордятся и помнят свое русское происхождение. Помимо языка, кухня остается важнейшим маркером национальной культуры, который помогает сохранить русскую идентичность в иноэтническом окружении в условиях эмиграции. Здесь проводятся фестивали (например, фестиваль пшеницы, фестиваль подсолнечника), их организаторы и участники подчеркивают русский характер города, его основателей.

А для России и Уругвая это пример уникального сосуществования двух языков, культур и основа для плодотворного гуманитарного и экономического сотрудничества.

Глеб Пилипенко, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН, Мария Ясинская, кандидат филологических наук, научный сотрудник Института славяноведения РАН